По оценкам историков через советские лагеря прошли сотни тысяч иностранцев – венгров, немцев, финнов, греков, румын и т.д. Американец Джон Нобл был одним из немногих, кому удалось вернуться домой. Позднее в своих книгах он писал, что выжить ему помогла вера в Бога, а вернуться домой – собственная смекалка и американский президент.
Справедливости не существует
Джон Нобл был арестован в конце Второй мировой. Чекисты взяли Ноблов в оккупированном Дрездене, где у американцев находилась фабрика по выпуску оптических приборов, в том числе фотоаппаратов. Мать и брата почти сразу отпустили. Самого Нобла с отцом направили в дрезденскую тюрьму. Там они провели 15 месяцев, в течение которых, по воспоминаниям Джона, он «едва не умер от голода». В отношении заключенных использовалась своеобразная «диета»: трое суток их не кормили, два дня давали «коричнево-серый суп с рыбным вкусом» и снова морили голодом. В результате из 700 арестантов выжило не больше двух десятков. Когда силы почти оставляли Нобла и от слабости он не мог ходить, единственное, что оставалось, – молиться. Чаще арестант умолял Бога забрать его жизнь. Но иногда – просил дать сил и не отнимать надежду.
Находясь в крошечной камере «два шага в длину и полтора в ширину», Нобл гадал, чем же его семья не угодила советским властям. Может, успешным бизнесом? Может, единственным нарушением условий интернирования, ведь отец Нобла выезжал в Западную Германию для получения партии линз, необходимых для производства фотоаппаратов. Или тем, что не эвакуировались и остались в Дрездене? Позднее Нобл писал, что вероятнее всего, причиной ареста было то, что «мы были американцами», которые «управляют фабрикой» и «эксплуатируют людей».
Нобл рассказывал, что однажды его, обритого наголо, привели в суд. Молодой русский переводчик настоятельно рекомендовал ему подписать заявление о приговоре на 15 лет. После робкого отказа переводчик напомнил Ноблу о бессмысленности споров и о том, что обязательно найдется тот, «кто просто подпишет документ» за него. Пока Нобл подписывал бумаги в его голове снова и снова звучали слова тюремного охранника: «Не ждите справедливости! Ее не существует!».
По этапу
После дрезденской тюрьмы отца и сына перевели в спецлагерь в Мюльберге. Затем отправили в бывший немецкий концлагерь Бухенвальд. Там Джон потерял связь с отцом. Как выяснилось много позже, старшего Нобла освободили в 1952 году. Он вернулся в Детройт к семье абсолютно сломленным и больным человеком, мучимый тем, что ничего не знает о судьбе сына.
Приговоренного к 15 годам Джона в числе 644 заключенных отправили сначала в вологодский лагерь, где содержали в переполненных камерах, которые кишели крысами. Затем перевели в Воркуту. Полгода Нобл проработал на угольных шахтах. На глубине 600 метров в примитивных условиях заключенные долбили стены с одной единственной надеждой – упасть и больше никогда не встать. О безопасности арестантов никто не думал. Почти каждый день происходили обвалы, и обычно погребенных заживо «просто обходили».
Но Бог услышал мольбы пленника, и Джона перевели в прачечную и баню для офицеров, где поручили самую грязную работу – чистить выгребные ямы. Заключенные работали по 8-11 часов в день. Тот, кто не выполнял норму, получал назавтра только половину пайка и лишался возможности отправить родным письмо или получить от них посылку.
Почта ГУЛАГа
В книге «ГУЛАГ. Паутина Большого террора» Энн Аппельбаум рассказывает о способах, которые заключенные умудрялись использовать, чтобы отправлять весточки домой. В Положении об исправительно-трудовых лагерях от 1930 года значилось, что выполняющим производственную норму разрешалось одно свидание за 6 месяцев и одна посылка в месяц. Осужденным по контрреволюционным статьям – одно письмо в 3 месяца. Все письма, в которых находили упоминание о количестве заключенных, режиме содержания, фамилиях людей или каких-либо подробностях лагерной жизни до адресатов не доходили.
Немало было тех, кому переписка запрещалась в принципе. Не имеющие возможности отправлять письма находили способы обойти запреты. Можно было подкупить цензора. Правда, в случае разоблачения ему грозило 10 лет, поэтому желающих помочь заключенным почти не было. Энн Аппельбаум приводит рассказ генерала Александра Горбатова, осужденного «за контрреволюционную деятельность» в 1938 году и отбывавшего срок на Колыме. Ему удалось отправить жене письмо из вагона во время перевозки заключенных. Он выменял махорку на огрызок карандаша, написал на папиросной бумаге письмо, привязал к конверту хлебные корки, чтобы письмо не унесло ветром, и выбросил его в окно на ближайшей станции. Нашедший отправил письмо генерала, и вскоре жена узнала, что муж жив и отбывает наказание.
Единственная надежда
А вот родственники Джона Нобла ничего не знали о его судьбе до 1953 года с момента ареста в 1945. Все их попытки выяснить, жив ли сын и где он находится, терпели неудачу. Но Джон верил, что не только выживет в лагере, но и найдет способ связаться с родными. Из 4,5 тысяч заключенных не больше 30 имели так называемое «писательское право». Им разрешалось отправлять родным открытки или письма, но при условии, что родственники живут в Советском Союзе или на оккупированных территориях.
У Джона таких родных не было, поэтому он решил пойти другим путем. Он попросил одного из освобождаемых иностранцев вынести открытку с короткой запиской, подписанной «Ваш благородный племянник». Открытку прикрепили на изнаночной стороне бушлата заключенного, и при досмотре охранники ее не нашли. Так записка Джона оказалась сначала в Западной Германии, а затем попала к его семье в Детройт. Родные Нобла передали записку в Госдепартамент США. При личном участии конгрессмена от Мичигана Элвина Бентли она попала прямиком в Белый дом. Президент Эйзенхауэр решил «вмешаться лично», и в январе 1955 года американский гражданин с несколькими военнопленными вернулся домой.