Ужасно, но иногда близкие люди считают, что их родственник "зажился" и его уход освободил бы их, и самого человека, ставшего утомительным и нестерпимым. Такие пожелания коробят, поскольку единственно естественным являются пожелания здоровья и бесконечной жизни.
А если здоровья нет, есть много лет и они гнут не только того, кто "зажился," но и его близких?
В декабре прошлого года, не смотря на предварительную запись, мне выпало подождать, когда парикмахер закончит с клиенткой, явно её хорошей знакомой, которой срочно понадобились окрашивание и стрижка. Новый год приближался.
"Уж вы извините, я скоренько! Хотите кофе?" - предложила мне мастер, шелестя фольгой - процесс только начался. Тут либо уйти, либо ждать с выражением спокойствия на лице. Выговаривание факта задержки не изменит, а портить настроение цирюльнику очень чревато.
Отказавшись от кофе, приготовилась листать минут сорок журналы. Но невольно прислушалась к монологу "клиентки без записи." Она говорила о наболевшем, а мастер, исполняя дело, слушала и поддакивала. Речь шла о родственнице - долгожительнице, которая, как раз "зажилась."
Девяносто два года, прогрессирующая деменция. Одну оставлять невозможно, в "психушку" сдавать бесчеловечно. Терпимый, по условиям, пансионат обходится в районе 1,500 рублей в сутки. Даже, если разбросать на всех - накладно.
Некогда уважаемый и бесценный человек, превратившись в эдакого "шалтая - болтая," передавался из рук в руки, между дочерьми и внучками, пока все не выдохлись. Тогда Мирославу Владимировну вернули в её квартиру.
Наняв в сиделки соседку, организовали режим почти круглосуточного сна для больной. Разумеется, по согласованию с терапевтом и психиатром. Желая оправдаться, клиентка - рассказчица (собственно, одна из дочерей старушки) частила примерами невозможного поведения некогда замечательной Мирославы Владимировны.
Между прочим, первой учительницы для многих. Только последние лет шесть ей перестали поступать поздравления в День учителя. Не забыли, а родственники про деменцию сообщили. Мол, спасибо, но ей уже ни к чему. Нет прежней Мирославы Владимировны.
Кардиолог находил сердце Мирославы Владимировны на удивление крепким и не исключал, что помутившийся разум не помешает ей ещё пожить. При заботливом уходе, врачебном наблюдении и с паузами в приёме снотворно-успокоительных средств.
На этом моменте повествования, клиентка аж всколыхнулась под накидкой:
"Нет, ну ты представляешь?! Мы с сеструхой уже не знаем, как давление приструнить, а мамка, как Ленин в Мавзолее, "живее всех живых" будет. При всём нашем уважении права на долгий век, не обрадовались.
Решили, что главное - сохранение её "сонного спокойствия." И нашего. Ничего, она у нас была чистенькая, маленько еды в неё попадало, пусть в дремоте проживёт, сколько получится.
Тут Динка, мамкина правнучка, всполошилась: "Прабабе вредно всё время спать!"
Назвав нас бесчеловечными, к старухе переехала и бойфренда своего туда притащила. Скороспелая, коза-дереза, любимица прабабки.
Думали, на месяц её не хватит, а френд ещё раньше свалит - небось, въезжают, чтоб было, где миловаться! А они няньчут, не стонут и даже расписались. Уж второй год пошёл!
Бойфренд оказался фельдшером скорой помощи, а сама Динка на психолога учиться заканчивала. Теперь уж дипломированная и работает. Должно быть, это и пошло им в помощь. Мы решили: сможет Динка сама, до конца, пусть забирает прабабушкину квартиру. Так-то она на доли поделена."
Клиентка не умолкала и когда меня стригли, а сама она выдерживала время покраски. Потом я ушла. История зацепила. Но под каким углом представить её читателям? Захотелось, со стороны "светлых сил."
Никоим образом не осуждая остальных родственников Мирославы Владимировны, объявляю сердцевиной (сердцем) истории заинтересовавшую меня Дину с "бойфрендом." Вернее, их взаимоотношения с прабабушкой, в её теперешнем состоянии.
Дина появилась на свет, когда Мирославе Владимировне её шестьдесят девять лет не мешали жить активно и заинтересовано. Со школой она попрощалась, мужа схоронила два года назад и новая, со сморщенным личиком жизнь - правнучка, упала на сердце, как капля дождя на засыхающий лист.
"Спасибо, что пришла, родимая девочка!" - шептала, пеленая малышку. Внучка бабушке дочку доверяла охотно - руки ласковые, надёжные, педагог. О том, что у Мирославы Владимировны разум подвести может тогда никто помыслить не мог.
Аллергичную, с вынужденно запоздалыми прививками правнучку, Мирослава Владимировна в детский сад отдать не позволила. Закаляла, развивала, баловала и в первый класс отвела шестилетней. Дина уже читала, знала много стихов и счёт, писала печатными буквами.
Большему её "прабаба" не учила, чтоб первую учительницу не оставить без дела. Прабаба - к ней обращение Динки с двух лет. Долго - долго прабабушка была для девочки самой нужной и близкой. Быть может, даже чуть больше, чем мама, папа и бабушка.
Те работали, всё куда-то спешили. А прабаба только Дине принадлежала. Молодые росточки в деревца превращаются, старые деревья - в пеньки. Незаметно, отношение к прабабушке у Дины стало, как у пчёлки к окружающей среде. "Средой" назначалась прабабушка.
Оставаясь необходимой Дине - пчёлке, она преобразовалась в "участницу без участия." Юная девушка сосредоточилась на улье - себе. Себя спешила наполнять мёдом молодой жизни. Школу закончив, поступила в областной институт, планируя выдающимся психологом стать. А что мелочиться!
От матери (да и сама иногда залетала) знала, что прабаба Мира "ничего," на своих ногах. Читает книжки, что-то бесконечное вяжет. Варит кашу и суп. Из гостинцев охотно только фрукты берёт, и просит капризно: "Конфет Мирочке принесите!"
Вот это удивляло: Мирослава Владимировна из сладкого только мёд признавала. И так непривычно - о себе, в третьем лице. Но выполняли. Потом замечали фантики на столе, в батареях, в диванных подушках. Ну, детский сад, какой-то!
Старушка смущалась, торопливо собирая бумажки: "Сейчас, сейчас. Просто забылась!"
Должно быть, избегая лишних хлопот жилым назначила зал. Две других комнаты плотно закрыла и к дверям придвинула табуреты со стопками книг. На вопросы шёпотом, отвечала: "Там бабайки живут!" И опять не настораживало: "Молодец, баба Мира, чувство юмора сохранила!"
Вся эта странная ерунда стала накапливаться. Уходя, старушка не закрывала дверь на ключ, одевалась крайне небрежно и не по погоде. Перестала готовить потому, что "забыла," как варить суп или кашу. Именно "забыла," а не "сил нет." Пытались контролировать, приносили готовую еду.
В Мирославе Владимировне, всё больше проявлялась патологическая беспомощность. Сопроводили к терапевту, он направил к неврологу, а тот порекомендовал консультацию психиатра. Впрочем, "Формирование старческой деменции," - прозвучало уже в первом кабинете.
И это Дина знала. Но прабабушка виделась ей пристроенной, проживая то у её родителей, то у тётушки, то у двоюродной сестры. Она была самой младшей и позволяла себе беспечно считать, что без неё разберутся, как правильно поступать с прабабой.
В институте училась. На каникулах старалась подработать и отдохнуть - в байдарочном походе, на турбазе и даже один раз в Турции побывала. Невысокая, плотненькая, с ямочками на румяных щеках, Дина от невнимания однокурсников не страдала, но влюбилась "на стороне."
В родном городе познакомилась с молодым человеком очень близким по духу. Его звали Руслан. Не красавчик и не качок, но замечательный. Руся работал фельдшером скорой помощи и ... грумером. Оба дела самозабвенно любил, но и для чувства к Дине нашлось в сердце место.
Дина перешла на последний курс, считая себя замужней - Руслан подарил ей помолвочное кольцо. Штамп в паспорте, для обоих, не имел значения, но они планировали уважить родителей ЗАГСом. Со временем.
А в общем, сбылось прабабкино обещание, что жизнь Дины "зазвенит серебряным колокольчиком."
Так она ей однажды сказала, на ночь: "Спи, детка крепко. А как зазвенит серебряный колокольчик - не до сна станет."
"А он где зазвенит? В голове?" - уточнила правнучка.
Прабаба Мира засмеялась: "У молодых в сердце, в душе. Танцевать под него захочешь. А у таких, как я - в голове. Колокол. Спи, моя ласточка."
И вот именно в таком "танцевальном" состоянии души, Дина осознала насколько тяжело больна прабабушка. Настолько, что родные не находят иного выхода, как держать её на сильных снотворных.
Ну, разумеется, диагноз Мирославы Владимировны правнучке был известен. О деменции знала полнее, чем та же мама. Должно быть, тот самый личный серебряный колокольчик, заглушая страдания прабабы, делал Дину глухой. И видела она её - небрежным, боковым зрением.
И вот теперь пришло время. Отослав сиделку, Дина не стала начинать прабабушкин день со снотворного, решив понаблюдать, что-то накопить для себя, а уж потом встретиться с врачом. Сказала ласково: "Доброе утро, прабаба."
Ничего не ответив, старушка смотрела мимо неё. На щеках у неё выступил жёлтый глянец и у Дины сжалось сердце:
"Боже мой, какая старенькая моя прабаба! Но пусть ещё поживёт. Любая. А я постараюсь, что смогу сделаю, чтоб она всё-таки чувствовала себя живой."
К Дине и Мирославе Владимировне переехал "бойфренд" Руслан. К старушке он обращался по имени-отчеству и на "вы," в любых условиях. И когда справляла любую нужду возле унитаза, и когда начинала плакать по не ясной причине, и когда высмаркивалась в его рубашку. Из вредности.
Деменция прабабушки проявлялась упрямством, страхом, беспамятностью, раздражительностью, но без агрессии . Наблюдая её, Дина вдруг поняла: приступами, прабаба Мира чувствует себя ребёнком. Тогда верит, что за дверьми прячутся "бабайки" и боится их.
"Взрослый" унитаз ей видится неудобным, но предложенным горшком стала пользоваться. И вредность, упрямство Мирославы Владимировны похожи на детские капризы: "Не стану мыться! Больно расчёсываться!" И так же насчёт еды, переодевания.
Отталкивая тарелку с кашей, жаловалась: "Горькая. Ты перца насыпала. Сама ешь!" Плакала и придумывала: "Ты меня бабаем пугаешь. в углу держала всю ночь. Я замёрзла!" А в квартире душно - батареи огненные. Было хуже, когда ребёнок в старушке прятался.
Тогда становилась совсем не контактной и требовала, чтоб её "отпустили домой." Утверждала, что "мужик" - это про Руслана, её бьёт: "У меня всё лицо в синяках!" Пришаркает на кухню и забудет зачем. Не подсказать - весь день будет ходить, в чём проснулась. И т. д.
Вот такая коварная, страшная, болезнь, вгоняющая Дину в растерянность и отчаяние. Но не до желания отказаться от прабабы, не до возвращения её к "вечному сну." Приём лекарств им подкорректировал рекомендованный врач. После свежего обследования, он же, высказал мнение, что Мирославе Владимировне осталось жить не более года.
Но пошёл второй, а сердце старушки бьётся. Живёт при правнучке и зяте, не обращаясь к ним по именам, изредка признавая, что это родные люди, которые не обидят. На прогулку - посидеть в скверике, только в сопровождении. Все острые, колющие предметы убраны. Лекарства под замком.
Но ничего, если не загоняться, не считать, что годы теряются зря.
Дина доучилась и защитилась, благодаря объединённым усилиям Руслана и мамы. Работает школьным психологом, согласно специализации. Не полный день - у неё обстоятельства. Прабаба. Ноги сбила, чтоб такой график найти. Мать Дины мечтает, чтоб дочь, вместо старухи, нянчила её внука.
Девушка признаёт, что прабабушка пожила и даже успела устать от себя - вот такой странной. Но, когда она ведёт себя маленькой девочкой, выпрашивая конфетку, правнучке хочется обнять её крепко-нежно, чтоб не причинить боль слабым косточкам. И не отпускать. Долго.
... Давно, во время ночёвки у прабабушки, у маленькой Дины начался отёк Квинке. Скорая не ехала. Мирослава Владимировна побежала с девочкой на руках к больнице для взрослых, находящейся в конце улицы.
В приёмном покое Дине оказали помощь и разрешили полежать на кушетке. Прабаба сидела рядом и говорила: "Испугалась? Ты, ласточка, ничего не бойся, если я - рядом!" Теперь они поменялись местами. Так Дина чувствует.
от автора: Прошу понимать, что история сложена из услышанного, без единого уточнения с моей стороны.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина.