У бабушки есть сахарница стеклянная в виде сундука, на дне указано, что сделана она была в 1900-м году в Санкт-Петербурге.
Вероятно, это не единственный экземпляр, есть и другие. Но все равно – уникальная сахарница. У нее чудесные ножки, крышка как у настоящего сундучка.
Бабушке предмет дорог, потому что принадлежал когда-то ее бабушке, простите за тавтологию.
Внучка – женщина молоденькая – с детства сахарницей любовалась. И пришла в голову мысль – выпросить у старушки заветную вещицу. Зачем она старому человеку, если ему сахар доктора запретили? Кроме того, живет бабуля одиноко, не бывает у нее чужих людей.
А тут, представляете? Можно напечь ватрушек или купить торт с розочками, пригласить подруг и поставить на стол старинную сахарницу! У них от зависти глаза лопнут.
Пришла, ласково улыбнулась: «А у меня каприз, бабушка. Ты всегда говорила, что любишь меня. Можешь подарить свою сахарницу? С детства ее обожаю. Так ее хочу, так хочу».
А старушка уперлась, говорит, что пусть вещица до конца с ней будет: «Вот помру, тогда и забирай. У меня ничего от прошлого не осталось. А эта сахарница еще у моей матери была, у бабушки моей была. Как живая она».
Обиделась внучка, но ничего не сказала, подумала, что чудит бабушка: как живая – скажет же!
Вернулась домой, и дни полетели своей чередой, история про сахарницу забылась.
Забыться-то забылась, но неожиданно повторилась.
На золотой цепочке подвеска с фиолетовым камушком – раз двадцатилетняя дочь надела, в другой раз надела, положила в свою шкатулку. Матери сказала: «Ты из дома никуда, и в гостях не бываешь. Решила я подвеску приватизировать. Надеюсь, ты не против»?
Мать ответила: «Эту вещь отец твой подарил, когда мы пожениться собрались. Затем, когда ты родилась, погиб. У меня ничего от него не осталось, и замуж не пошла и не пойду, потому что однолюбка».
Хотела сказать, что украшение для нее как живое, но резко про сахарницу вспомнила, другое слово употребила.
Обиделась юная дочь.
А сахарница после бабушки в шкафу стоит – гости не приходят – так получилось. Металлический ободок по стеклянному краю начал отваливаться от старости, некому починить.
Эх, вещи вы наши, вещи!