Вспоминая о своей деревне, я хочу сказать, что с грузинскими деревнями, нашими соседями, у нас были настоящие дружеские, родственные отношения.
1942 год. Отработав лето в колхозе, я вернулся в Тбилиси и продолжил учебу в 6ом классе. Мне не нравилась школа, и может поэтому я учился без какого-то желания. Джунико тоже учился в одном классе со мной. Мы продолжали дружить. Он в моей жизни оказался единственным настоящим другом. Он был из интеллигентной семьи. Мать была директором моей любимой школы. Про его отце мы никогда не разговаривали и только позже понял почему. Джунико мне помогал разбираться во многих вопросах. Он был широко образован и мне помогал понимать многие жизненные проблемы. Я ему очень благодарен.
Благодарен своей матери за то, что мы не умерли с голоду. Я не знаю как, но она находила что-то, что можно было жевать. Я помню, что она как-то и жмых, которым скот кормят, достала и мы жевали жмых. Ничего, помог не умереть с голоду. Что касается войны, то война всегда была для нас в центру внимания. Война здорово поколебала авторитет Сталина в моем понимании. Если он такой гении и мудрый, как он допустил, что немцы дошли до Сталинграда? Потом, когда мы начали наступать и гнать немцев, вроде восстанавился его культ. Но в природе есть такое что, если что-то треснуло, то всегда остается след этой трещины.
Ну а в нашем жилище и холод и голод. Наступил март 1943 года. Мне идет тринадцатый год. Я пришел со школы и мать приводит к нам какого-то старичка. Небольшого роста, весь какой-то слабенький. Говорит тихим голосом. Ну, старичок. Мне мать говорит, что этот грузин хочет меня усыновить. Я, вообще-то, не понимаю! Как усыновить? Мне старичок объясняет, что я теперь буду жить у них и буду их сыном. Мне шел 13 год. Мне, конечно, решение старших не очень понятно. Я спросил, буду ли я учиться. Старичок пообещал, что буду, что у них есть хорошая школа. Учитывая свой постоянный голод, я подумал, что кормить будут и, главное, буду учиться. Я согласился, совершенно не понимая, что такое усыновление. И никто меня не усыновил. Просто мать отдала меня в батраки за кусок хлеба для моих сестер и брата. Моя хлебная карточка оставалась у них, потому что в деревнях хлебная карточка не действовала. Таким образом, мои 250 грамм хлеба каждый день добавлялись им. Эта была хорошая прибавка для них.
Меня старичок привез в деревню Сакоринтло. Деревня в районе Южной Осетии, к северу от Тбилиси, ближе к Ленингорскому району. Это я узнал потом. Деревня находилась в горной местности. Невысокий домик, куда меня привез старичок находился на восточной окраине деревни и был последним по своему ряду. Домик хоть и небольшой, но хорошего строения. Жилая часть около 12 кв.м, земляной пол. В центре стоял стол. Слева от стола их кровать. Пару стульев и вся мебель. Отопление не помню. В марте месяце в Грузии уже тепло и печи не жгут. В правой и задней стенах встроены какие-то закрытые полочки для размещения посуды, домашней утвари и, конечно, чурчхелы и сухофруктов для внуков. В левой стене был вход в марани. Марани - это винохранилище, хранилище овощей и всякого рода сельскохозяйственных инструментов. В доме меня встретила старуха, моя «мать» с довольно сердитым лицом. Видимо, «сыночек» ей не понравился. Встреча была холодной, но куда денешься, сыночка надо кормить. Кровати для «сыночка» не предусмотрели, не говоря о постели. К ночи на земляной пол были брошены какие-то тряпки, которые назвать постелью было бы оскорбительно для слова постель. Я ложился спать на это тряпье, конечно, одетым без всяких одеял. Да, опять бедные родители. В общем, с родителями мне не повезло. Я, конечно, спросил «папашу», где школа? Мне нужно идти в школу. Старичок мне объяснил, что я еще очень маленький и еще успею в школу походить, а пока вот мотыга, лопата и пошли в виноградник работать. Виноградник, возможно, около четырех соток и за ним надо ухаживать со знанием дела. И я проходил учебу в винограднике вместо школы. Мальчиков, мне ровесников, почти никого не было поблизости. Недалеко от нас жил извозчик и у него был такой же сыночек, русский мальчик Володя. Он мне сказал, что каждую весну этот старичок приводит таких сыновей и осенью после сборов винограда выгоняет. Я, в принципе, уже понимал, что никакого усыновления не было, и что я им нужен, как рабочая сила. Но уйти я пока не могу. До Тбилиси ехать у меня денег нет. В деревню свою ехать? Вопрос к кому и что я там буду делать? Я решил подождать пока до начала июня. Это когда мать обычно нас привозила в Джварис-Убани. Я подружился сыном соседки Тамары Дарчо. Он был года на два или на три моложе меня. Он очень старался побольше бывать со мной. Я ему рассказывал много из книг, которые прочитал. Мать его, Тамара, относилась ко мне очень тепло. Иногда кормила меня. Она была благодарна, что я просвещал ее сына. Постепенно я вел себя более самостоятельно, чем поначалу и это моим старичкам не нравилось. Я как-то добрался до тайных запасов чурчхелы. А мне, как сыночку, почему-то не давали. Я решил исправить их ошибку. Я брал понемножку. Чурчхелы было очень много. Старуха догадалась и спросила меня, краду ли я ее чурчхелу. Конечно, я отказался. Доказать же она, что я краду, не могла. Во-первых, я их съедал так, что следа не оставалось, а во-вторых в математике она была слаба и не могла сказать, какое было количество и сколько я украл. Так что я спокойно продолжал пользоваться кладом чурчхелы. Было и другое. Не далеко от Сакорнитло была осетинская деревня. Деревня была несколько выше и там уже виноград не рос. Иногда, вечерами, когда наступала темнота и я ложился на свои тряпки, приезжали осетины. Они привозили пшеницу и меняли у этого старичка на вино. Я лежа видел, как старичок с лампой заходил в марани, открывал подземный кувшин литров эдак на пару тысяча. Маленьким кувшинчиком доставал из кувшина вино и менял им на пшеницу. Как-то мои старички вдвоем вечером пошли в гости. Я оставался один. Света нет, телевизора нет, читать нечего и я подумал, что было бы неплохо и выпить. Я проделал все процедуры по открытию кувшина, как делал старичок. Маленьким кувшинчиком достал вино. Закрыл кувшин так же как старичок и с удовольствием выпил весь кувшинчик. Ну не выливать же на землю такой благородный напиток? Утром за завтраком, очевидно, от меня шел перегар и старичок догадался, но ни слова не сказал. Мы пошли на горку рубить колючий кустарник для ограждения виноградника. Я очень захотел пить воду. А он меня не отпускает. А внизу течет река. Я какое-то время терпел, а потом развернулся и бегом к реке. Что он мог сделать со мной. Ударил, поучил бы ответ. Я Кембрижд не заканчивал. Постепенно я вел себя более независимо, чем первые дни. В марте месяце пришла Тамара к моему старичку и попросила, чтоб он отпустил меня сопровождать ее в деревню, где были поминки ее брата. Не знал я тогда, какую огромную роль сыграет в моей жизни вот это простое сопровождение Тамары. Ей нужно было нести чемодан. Видимо, с продуктами для поминок и ей было бы одной тяжело нести чемодан. Старичок согласился и я, водрузив на себе этот чемодан, сопровождал Тамару до деревни ее брата. Расстояние было довольно приличное. Наверно, около 3х км. Автобусов в то время не было между деревнями. Все только пешком. Пришли, наверно, после обеда. Тамару сразу начали обнимать, плакать совместно. На меня никто внимание не обращал. Я стоял несколько подальше от женщин и смотрел во двор. Вдруг кто-то подошел ко мне сзади, и слышу красивый голос «Ты кто?» Я ответил, кто я. « Кушать хочешь?» Конечно, я хотел кушать. Девочка мне быстренько принесла кушать и смотрела, как я ем. Мы тогда не предполагали, что она меня будет меня кормить почти до 90 лет. К вечеру она нашла для меня место, где переночевать. Утром она меня познакомила с братом отца. Он недавно вернулся с фронта с тяжелым ранением ноги. Николай его звали. По-грузински просто Кола! Потом мы с Женей пошли прогуляться по деревне. Деревня Квемо-боли. Нижний Дым по-грузински. Около 40 дворов. Но, конечно, у них не допотопные сакли, а более-менее нормальные дома.
Женя мне спокойном голосом, рассказывала кто живет в этой деревне, чем они занимаются. Потом она меня повела к роднику, откуда берут питьевую воду. Родник находился ниже уровня деревни и туда надо было спускаться по очень узкой и зигзагообразной тропинке и, конечно, не асфальтированной. Я, увидев это, испугался, что по такой опасной тропинке Женя с полным кувшином на плече поднимается в верх. Я ее попросил не ходить сюда за водой. Лучше брать воду с реки. Горная река с довольно чистой водой. Но она так мягко улыбнулась.
Училась она в пятом классе. Ходила в школу в Ленингори, на другую сторону реки Ксани. Это надо было добраться до полуразбитого моста и перейти на другую сторону реки. Там и была школа. Я представил себе, как ей, этой маленькой девчушке, приходилось ходить в школу зимнее время. Пока был отец, он ее нес на шее зимой до школы. Она очень любила отца и всю свою жизнь она вспоминала о нем с большой любовью. И оказалось, что мой старичок - брат деда моей Женечки. Но, может, Женя не знала, у кого я работаю батраком. Мы эту тему не затрагивали. В Жениной школе подготовка была слабая. Учебников не было. Я пообещал выслать ей учебники для 5го класса, но не смог выполнить. Так закрутилась моя жизнь после нашей первой встречи, что я забыл о ней. И о моем обещании. Сказать, что у меня возникла любовь с первого раза ? Не скажу, ибо так не было. Моя любовь к ней созревала спокойно, медленно, но очень глубоко.
Продолжение следует...