Громкий шорох в правом наушнике заставил Бориса подпрыгнуть на стуле. Пальцы сами собой пробежали по клавиатуре, вдавили колесико мыши, поворачивая голову персонажа в игре.
Грязные задворки, ночь, глухая и угрожающая. По бокам улочки громоздятся зловещие силуэты домов.
И вдруг — вой, как будто в дерево вошла пила циркулярки, и из-за очередного угла на Бориса прыгнуло нечто несусветное. На двух ногах, лапы с длиннющими когтями — до колен, вместо головы что-то, напоминающее кусок сырой говядины.
Борис едва успел влепить в него всю обойму, и огромные когти не дотянулись какой-то сантиметр до его горла. Чудище рухнуло ему под ноги, конвульсивно подергиваясь, и вновь наступила тишина, прерываемая лишь гулким щелканьем падающих капель по железной крыше.
Уф!
Борис отъехал от стола, сдернул наушники, с трудом переводя дыхание. Ну и жуткая же игра, никогда еще в такую не играл! Друзья посоветовали — поиграй, мол, расслабься. Ну и расслабленьице!
Хотя, конечно, отвлечься не помешает. После сорвавшейся в последний момент свадьбы Борис сменил квартиру, а точнее, пришлось снять комнату в убогой пятиэтажке, под самой крышей. Бабка, хозяйка квартиры, сейчас храпела, как паровоз, в соседней комнате. Ее вонючий кот постоянно пытался обгадить вещи Бориса. В батареях застревали воздушные пробки, и комната в эту зимнюю пору порой выстывала градусов до шестнадцати.
Спать при такой температуре приятно, а вот играть на компьютере — не особо, руки мерзнут, как падлы.
Борис тихо прошел на кухню, налил себе чаю, вернулся, согревая пальцы о кружку. С опаской покосился на монитор.
Игра и вправду его слегка пугала, хотя геймер он со стажем. Что-то в ней было... неприятное. Подозрительное как будто. Не хотелось Борису снова красться слабо освещенными переулками, мимо грязных заборов и мусорных бачков, зачищая поселившуюся между ними нечисть.
Но от упрямо тряхнул головой. Испугаться глупой игры — ну это уж последний край! Нервишки ни к черту. И Борис снова решительно устроился перед монитором.
Немного постреляем по монстрам, а там можно и в гонки, решил про себя с каким-то непонятным облегчением. Уже надевая наушники заметил, что громовой храп за стеной стих, что сильно порадовало. Диванчик в комнате старый, продавленный, а когда над ухом еще и храпят, то уснуть и вовсе мало шансов.
Борис выскользнул из переулка, крадучись перебежал к следующему дому, и с облегчением заметил следующего урода — тот толкался на крыльце заброшенного дома, явно застрял. Бориса немного отпустило. Таких можно и пострелять, сильнее всего пугало, когда эти твари выскакивали, словно бы из ниоткуда.
Присел на корточки и, выглядывая из-за угла, старательно навел оптический прицел на дергающееся, словно в припадке, нелепое тело...
Когтистая лапа ударила сзади по шее, а потом в спину. Брызнула кровь, Борис с невольным воплем развернулся, нажал на спуск автомата, но очередь ушла в растрескавшийся асфальт.
Тварь исполнила свой коронный номер — вонзив лапу, точно меч, в виртуальное тело Бориса, подняла его в воздух. Счетчик здоровья резко пошел вниз, перед глазами потемнело. Борис судорожно рылся в инвентаре, пытаясь взять что-нибудь взамен автомата, в котором совсем некстати закончились патроны.
Как вдруг ощутил нечто странное. Перед глазами — настоящими глазами, не в игре, где ему быстро приходил конец — действительно потемнело. Убогая комнатка с отстающими желтыми обоями исчезла, в груди вспыхнула острая боль, как будто стальные когти и впрямь вонзились в его сердце.
«Что это, инфаркт? Но мне же всего двадцать пять...»
Падая со стула, он успел лишь заметить кровавую пелену, которая заволокла весь монитор в знак его смерти.
Пришел в себя, когда бледный зимний день уже вступил в свои права. Приподнявшись, Борис поморщился от боли в спине и с удивлением понял, что лежит на диване, в пижаме и под одеялом. Компьютер мирно темнел выключенным монитором, за окном чуть слышно гудела улица, перекликались гудками машины.
Сон. Но до чего ж похожий на правду, обосраться можно! Не, пора завязывать с такими играми, а то можно и с катушек съехать.
Борис поднялся, проклиная продавленный диван, сходил в ванную, поставил чайник. Бабка, похоже, еще не проснулась, хотя уже чуть ли не полдень, судя по старым часам с кукушкой, которые страшно бесили своим хриплым боем.
Наспех перекусив бутербродом, Борис включил компьютер — работал он прогером на фрилансе, так что мог себе позволить спать, сколько угодно. Хотя, конечно, надо бы подсуетиться, бабла всего ничего осталось, после трат на эту свадьбу, чтоб ее...
Он поспешил погрузиться в работу, лишь бы не думать об этом сокрушительном провале, и пахал, по выражению друзей, как папа Карло, часа три без продыху. В четыре, как водится зимой, начало темнеть, и Борису захотелось съесть что-то посерьезнее бутерброда.
Он вышел в коридор — дверь в бабкину комнату по-прежнему была закрыта. Прислушался — ни звука, ни движения.
Чего это она там так долго — неужто померла? Этого еще не хватало! Полиция, рыдающие родственники, с квартиры придется съехать...
Все это молнией пронеслось в голове Бориса, когда он осторожно нажимал на разболтанную ручку и просовывал голову в дверь.
— Марья Михайловна, к вам можно... ох! — последний возглас вырвался, когда в лицо шибануло тяжелым, медным запахом, точно на мясном рынке.
Все еще ничего не понимая, Борис открыл дверь и шагнул вперед, невольно зажимая нос ладонью.
Комнатка была еще меньше, чем его, тут едва помещалась двуспальная кровать, древний шкаф с облезлыми дверцами и что-то вроде трюмо. А на кровати лежало...
За окном было уже совсем темно, и Борис машинально нащупал выключатель. Резкий щелчок, яркий свет залил комнатку, безжалостно подчеркивая ее убожество.
И то, что лежало на кровати.
Борис задохнулся — на миг показалось, будто видит знакомое несуразное тело, длинные лапы с окровавленными когтями, голову без лица, точно кусок сырого мяса.
Кровь и правда была — впиталась в постельное белье и матрас, на кремовых обоях застыли темные брызги. Тело исполосовано чем-то острым, лицо исчезло под слоем крови или было просто сорвано с черепа, приглядываться Борис не стал. Попятился, ударился спиной о закрывшуюся дверь; мысли метались, точно лошади в горящей конюшне, игра и реальность на миг соединились в нечто чудовищное, недоступное сознанию.
И тут он увидел на полу свою одежду.
Ошибиться невозможно — серые треники с двумя красными полосками по бокам, в резком электрическом свете они казались черными, белая футболка с зеленым пасификом.
Все залито кровью, точно он в этой одежде разделывал свиную тушу.
Борис машинально взглянул на себя — под халатом все та же пижама, опять забыл переодеться, иначе давно бы уже заметил, что штаны и футболка исчезли.
— Нет... — прошептал он, губы вдруг пересохли и онемели, — нет, нет...
Вцепившись в дверную ручку, он переводил взгляд с тела на кровати на свою одежду и обратно.
Этого не может быть! Этого не может быть!
Вспомнилась вчерашняя ночь, ощущение стальных когтей, пронзающих сердце, кровавая хмарь и потом — темнота. Что там было, за этой темнотой? Борис не помнил. Утром он проснулся, как всегда.
Вцепившись пальцами в волосы, поскуливая от ужаса, он сполз по двери на пол. Представил, как говорит полицейским, что нечто из компьютерной игры воспользовалось его телом, чтобы убить беззащитную старушку, спавшую в соседней комнате. Представил, как они хохочут, а потом отправляют его в тюрьму или в психушку.
Бежать — куда, как? Денег нет, все спустил на проклятую свадьбу, а Ланка, стерва, даже в ЗАГС не явилась, сбежала.
Спрятаться у друзей? Так к ним же первым и явятся, да и как он им все объяснит? Они тоже не поверят, никто не поверит.
Никто.
Внезапно накатило бессильное отчаяние, Борис закрыл лицо руками. Зимний вечер тянулся медленно. Казалось, если сидеть так достаточно долго, все исчезнет, как дурной сон.
Но запах никуда не исчез, и когда Борис открыл глаза — казалось, прошло много веков — все было на месте. Кровь, мертвое тело, его одежда на полу.
Он попытался подняться, затекшие ноги не сразу послушались. Внутри все онемело, как будто душу тоже можно отсидеть. Борис криво усмехнулся, шагнул вперед.
Как нелепо, по-дурацки прошла жизнь! Он все сделал не так, неправильно. Дурацкая работа, нелепая свадьба. Жалкие попытки заработать, стать независимым, бегство от реального мира туда, где нет ничего, кроме бессмысленных, ненастоящих достижений.
Все просрал, пытаться дальше не имеет смысла, думал Борис, дергая заклеенную на зиму балконную дверь. И — как заключительный аккорд — доигрался до ручки, прикончил человека. Он сам и прикончил, нечего сваливать вину на монстров из игры.
Монстр — это он сам.
— Странненькая история, — Вовчик взял со стола кружку с горячим чаем и осторожно, чтобы не запачкать крошками форму, куснул печенье. Зубы у него были ровные, белые, Игорь втайне ему завидовал.
Даже здесь, в тесной комнатенке районных следователей, где пахло нестираными носками, а на унылых, казенных стенах висели древние, чуть ли не советские плакаты, Вовчик умудрялся сохранять какой-то непостижимый лоск.
— Да чего тут странного, — с деланным равнодушием заметил Игорь, перекладывая бумаги, — мокруха, она мокруха и есть. Парень замочил бабульку, потом осознал, че натворил — и в окно. Раскольников, мать его за ногу.
— Тот вроде в окно не прыгал, — резонно заметил Вовчик и взял второе печенье.
— Да один хрен. Дело в любом случае ясное, закрываем и все.
— Раскольников топором бабку порешил, — не слушая его, рассуждал Вовчик, — а этот хмырь чем? Заметь, некоторые удары пробили насквозь тело и матрас, а ты парня этого видел? Хиленький, в чем душа держится, за компом целый день. Да и орудие преступления не нашли.
Игорь почему-то начал злиться.
— И че теперь? Искать какого-то здоровенного мужика, который вошел в квартиру ночью, открыв дверь своим ключом — замок-то цел... и порешил незнакомую ему бабку? Мало ли куда этот хмырь ножик дел, может, во дворе закопал.
— Нее! — Вовчик снисходительно погрозил пальцем. — Он же прямо в пижаме сиганул. Что ж, не одевшись, пошел зимой ножик закапывать, потом поднялся назад и в окно? Нестыковочка тут. Ну и самое главное...
— Чего еще? — буркнул Игорь. Ужасно хотелось треснуть этого самодовольного болвана по морде, но что делать, старших по званию надо уважать.
— Патанатом сказал, бабка-то была уже мертвая, когда он ее резал.
— Чево?
— Натурально. Померла еще накануне вечером, походу, когда он ее кромсал, уж окоченела, — Вовчик стряхнул с формы крошки и, победно улыбнувшись, скрестил руки на груди, — по сути, этому заморышу ничего такого ужасного не грозило, подумаешь, трупак порезал... зачем же он себя-то порешил? Как вы это объясните, мистер Холмс?
Тут Игоря прорвало.
— Да какая, нахер, разница?! Нам надо не объяснять, а дело закрыть и закрыть его можно. Чего еще-то?
Вовка вздохнул и поднялся.
— Ох и зануда ты, Игоряша. Пошли, начальство обрадуем. Кстати, видел игруху на компе у того парня? Слыхал, клевая, надо будет закачать. А то жизнь что-то последнее время скучная пошла.
Не забудьте подписаться, чтобы продолжать читать и другие мои рассказы и истории