Рыжая. Такая яркая и красивая. Понятно, что крашеная, но до чего манящая. Прямо в глаз, прямо в сердце...
Бабах! И там!
Сидит напротив, глаза синие-синие, как летнее небо. Смотрит на меня. Прямо в душу смотрит. И говорит...
Что говорит? Не важно. Голос чарующий, вкрадчивый, завораживающий.
Я в плену.
В плену ее глаз, ее волос, в плену ее запаха. И я в нем добровольно.
Знал, ведь, что иду в ловушку. Знал! Но все равно шел. Потому что скучно, потому что престно, потому что устал.
Устал от рутины, от работы, от домашних скандалов устал, от детских криков.
И, вот, я в раю, в объятиях сладкой истомы, в плену ее синих глаз.
Голова кружится.
Возможно, от пива. Но, кажется, что от нее.
Она так близко, что мне только руку протянуть, коснуться ее шеи, притянуть к себе и начать этот танец горячих тел в объятиях друг друга.
Так близко... Слишком близко... Слишком волнующе...
***
Просыпаюсь в чужой кровати, откидываю одеяло, иду в душ. Голова болит, все тело ломит, глаза не желают даже смотреть на эту рыжую, раскиданую по подушкам, копну волос. Яркий цвет причиняет мне почти физическую боль.
Что я сделал? Зачем?
Скорее бежать отсюда! Как можно дальше! Не оборачиваться!
Выхожу из душа, на ходу натягиваю брюки.
- Милый, - слышу за спиной, - Ты куда?
- Бежать! - кричит здавый смысл.
- Не красиво, - отвечаю ему я.
- Мне надо идти, Насть, - говорю через плечо, едва повернув голову, - Ты же знаешь...
- Это конец? - слышу в словах слезливые нотки, - Ты уходишь насовсем?
Оборачиваюсь, подхожу к кровати, сажусь рядом с ней.
- Ну, что ты такое говоришь? - глажу ее по волосам, пытаясь вложить в слова всю нежность, на которую только способен, - С чего ты взяла это?
- Так всегда происходит, - надула губы, - Я, как будто, игрушка на одну ночь. Никому не нужна, - плачет.
Какая же она красивая, сочная, живая и такая несчастная.
Не понимаю сам, как снова оказываюсь под одеялом и снова танцую это танго, выбивая стоны их несчтастного старого дивана.
***
Уже совсем стемнело. Кто-то украл у меня целый день. Только недавно было утро, и, вот, уже снова ночь.
Все тело болит. В голове пчёлами роятся мысли.
- Что я ей скажу? - кусаю губы, - Что скажу?
Поднимаюсь по лестнице, топчусь недолго у двери, крутя в руках ключ, предвкушаю очередной скандал. С резким скрипом отворяю дверь.
- Папа! - бежит мне на встречу сын, - Сё купил? - заглядывает в сумку, сует свои маленькие ручки в мои корманы.
- Прости, малыш, я не был в магазине, - отвечаю, присаживаясь на корточки, - Давай, я завтра тебе что-нибудь вкусное куплю. Все, что захочешь!
- Тосьно? - спрашивает он, недоверчиво щурясь.
- Точно-точно! - отвечаю я, вороша ему волосы.
Классный у нас малыш. Такой забавный и смышленный. Ему всего два. И я люблю его безмерно.
- Ты где был? - прорезает воздух неприятный голос с истеричными нотками.
- Работал, - отвечаю я, снимая куртку.
- Два дня?
- Срочная командировка! - говорю, - Покормишь?
- А позвонить мне ты не мог? Предупредить? Я уже все морги обзвонила! - почти рычит она.
- Телефон сел, прости, - иду на кухню пустыми кастрюлями погреметь.
Точно знаю, что еды в доме нет, как и порядка. Вещи накиданы по углам, под столом крошки, полная раковина немытой посуды... Тьфу... Сидит дома, ничего не делает, еще и какие-то претензии мне предъявлять вздумала.
Закатываю рукава, мою кострюлю. Макарон сварить не в чем.
- Я звонила твоему начальнику, - вдруг говорит она за моей спиной, - Не был ты ни в какой командировке!
- Да, - отвечаю спокойно, ставя кастрюлю с водой на газ, - Не был...
- И? - не унимается Машка, - Где ты был?
- Пил я, - говорю, бросая свою тушку на жесткую табуретку, - Пил, понимаешь! От безысходности, от скуки и горя пил.
- Целые сутки?
- Целые сутки! А знаешь, почему? Потому что в этот свинарник идти с работы не хочу больше! Видеть тебя и слышать не могу! Скандалы твои и претензии по перек горла уже! Осточертело все!
- Тогда, чего ж явился? - кривит лицо она, - Отставался бы там, где пил!
- И остался бы.... Навсегда... Вот, только сына жалко.
- А ты его с собой заберай, тогда и беспокоится не придется! - вспылила Машка и убежала из кухни в спальню.
Теперь всю ночь рыдать там будет. Поспать не даст. А мне на работу завтра...
***
- Знаешь, Маш, давай поживем отдельно. Надо побыть одному немного.
- Одному? - говорит, руки в боки ставит, - А Ваську куда денешь?
- С тобой останется.
- С чего это? Я, может, тоже хочу одна побыть. Да, и жить мне на что? Работать надо будет. Как я с ребенком то устроюсь? Подумал?
- Ладно... Я что-нибудь придумаю...
- Ну, так ты поторопись. А то мне, знаешь, ты тоже уже поперек горла со своими закидонами!
***
- Привет! - стоим перед дверью Насти, как два брошенных кота, я и Васька.
Держит меня за руку сын крепко, боится.
- Привет! - отвечает она, немного смутившись, - Почему ты с ребенком?
- Не с кем оставить... Можно, мы у тебя заночуем?
- Да, - отвечает она после небольшой паузы, - Заходите.
***
- Я не могу так больше! Не могу! - вдруг вскакивает из-за стола Настя и бьет кулаками в стену, - Я не мать ему, и не кухарка! Я устала, ясно? Я уже забыла, когда на массаж ходила или на маникюр. Посмотри! - она практически вставляет мне в глаза свои когти, - Уже отвалилось все, вид, как у облезлой кошки! И волосы красить пора! Я в магазин хочу!
- Так иди, я разве тебе запрещаю?
- Когда? Когда я должна идти, если Васька со мной все время? Я ему, как нянька-сопле-подтиралка. Ты с работы приходишь - отдыхаешь, ешь. Я прихожу - мне Ваську впариваешь, стирку и кухню. Я что по-твоему, слуга вам?
- Блин, Насть... Не злись... Я что-нибудь придумаю...
- Поторопись! А то я либо вздернусь, либо утоплюсь.
***
- Поживешь пока с мамой, малыш. Она по тебе соскучилась.
- Хорошо, - отвечает, крепче сжимая мою руку.
Снова стоим у чужой двери, как два бездомных кота.
- Заходите, - с ходу говорит Маша, едва открыв дверь.
Она изменилась. Сильно. Стала такая красивая, яркая. Прическу сделала, маникюр, платье модное на ней. Красавица!
- Хорошо выглядишь, - говорю.
- Хорош болтать, Ваську раздевай и проваливай. Заберешь его в пятницу на пару дней. Я в выходные работаю. И коли уж он теперь со мной жить будет, половину аренды за квартиру с тебя, плюс по необходимости, если что-то надо будет. На связи, вобщем, будь.
***
- И что? - Настька опять пылит, - Так и будешь под зарплаты своей бывшей отдавать? Мы вдвоем работаем, ничего себе в дом купить не можем! Ты раб ей что ли? Хватит!
- Так я ж не жене, я ж сыну помогаю.
- Сыну? Да, твой сын почти все время у нас проводит. То в выходные, то посреди недели его тебе втюхивают! Его что нельзя в садик отдать?
- Можно, наверное, только там очередь. Наша еще не подошла.
- А я на море хочу! Завтра! И квартиру хочу, собственную. И, вообще, мне уже 25! Мне замуж пора и детей своих рожать. А мы все с твоими возимся!
- Ладно, Насть, не пыли... Я что нибудь придумаю...
***
Я не хочу больше детей. Этого еле тяну. Две квартиры съемные, практически на мне, плюс денег Машке даю то на одежду Ваське, то на йогурты.
Куда мне еще дети?
А Настя заладила: хочу, пора, надо...
Я у меня от одной мысли о детях все листья опадают и засыхает дерево. И, вот, уже и танцев у нас нет давно.
И снова скандал. Надо танцевать! Не можешь, иди к врачу, лечись.
Пошел. С меня денег содрали, как будто я в ювелирный сходил, а не к врачу. А толку, ноль. Все в порядке, говорят, голову лечить надо.
А голова того гляди лопнет от всех этих проблем и скандалов.
Все тоже самое сейчас с Настькой началось, отчего я от Машки сбежал.
В холодильнике шаром покати, орет вечно, то то ей не так, то это. Денег надо. Детей надо. Танцев.
И Машке тоже денег надо. Васька растет, его одевать надо, кормить, лечить.
А мне где взять столько? Я и так на двух работах со всеми подработками без выходных и праздников тружусь. И нет покоя нигде...
Не могу так больше! Я тишины хочу и, чтобы меня никто не трогал хоть какое-то время. Хоть чуть-чуть.
***
- Привет, - говорит Алиска, сослуживица моя, садясь напротив в чайной комнате, - Булочку будешь?
Пышная такая, ароматная... Нет, не будочка. Алиска. Розовые щеки, горящие глаза, добрая улыбка.
- У меня сегодня день рождения, - говорит, - Приглашаю тебя в гости.
- А пошли! - отвечаю, - Развееться надо, отдохнуть.
Идём с ней после работы по ночному городу вдвоем. Она щебечет о чем-то своем, про жизнь рассказывает. А я все думаю, зачем я иду, куда?
- Много народу будет? - спрашиваю.
- Никого, - отвечает, покраснев слегка, - Только мы.
И рука ее, вдруг, у моей руки оказывается. Касается слегка пальцами моей ладони. И тут же, хвать. Я в ее цепкой хватке.
Не хочу! Это та же ловушка! Те же грабли!
И уже вижу картину перед глазами, как сидит эта Алиска на кухне и причитает, что денег мало, что замуж ей пора, что ребенка хочет... Тьфу...
- Прости, Алис, - выкручиваюсь из ее захвата, - Я тут вспомнил... мне домой надо. К сыну!
***
Стою перед дверью с чемоданом, как бездомный кот, давлю на черную кнопку звонка и надеюсь, что не прогонит.
- Привет, - говорит Маша удивленно, - Ты чего пришел? Мы же на завтра только договаривались.
- Привет, - отвечаю я тихо, - Прости меня, Маш... Прости.
- За что? - спрашивает.
- За то, что дураком был. Свободы хотел. За то, что ушел. Прости.
- Я не сержусь, - говорит, - Ты был прав. Нам надо было отдохнуть друг от друга. Пересмотреть свою жизнь. Встряхнуться.
- Так, это... Назад меня возьмешь, дурака?
- Назад? - задумалась, - А зачем?
- Вдвоем оно как-то сподручнее что ли, сына растить. И это... дешевле выходит.
- Хм..., - опять задумалась, - А как же любовь?
- А что любовь? Нужна она тебе любовь эта?
- Вообще-то, нужна. Без нее все серо и скучно.
- Ну, раз нужна, то будет, - пытаюсь улыбнуться я.
- Ну, раз будет, тогда заходи, - отвечает.
***
Путешествие мое закончилось там же, где и началось. Дома. В семье. В объятиях жены и любимого сына.
И каждый день, приходя с работы, я закрываю глаза на отсуствие ужина и на бардак, сам закидываю стирку в машинку и сам варю себе пельмени. Машка теперь тоже работает. Васька пошел в сад.
Жизнь крутится своим чередом и мало чем отличается от прошлой моей жизни.
Только теперь в моей душе живет черная дыра предательства и лжи. И она разъедает меня изнутри, грызет и не дает спать.
Машка не знает о Насте. Все это время мне удовалось ее от своей жены скрывать. Но зато знает Васька. И пока он ничего маме не говорит. Но я боюсь, что день тот не за горами.
И тогда все опять посыпется, как карточный домик, построенный на скользком полу.
Вот-вот и рухнет.
И ничто тогда меня уже не спасет. Ни цветы, ни конфеты, ни банальное "прости" на коленях.
Такое не прощают. И расплата непременно придет.
***
Я понял, что нет никакой разницы, с какой женщиной жить. Под любую можно подстроиться, к любой приноровиться. У каждой из них свои закидоны и тараканы. И каждая найдет, за что сегодня поесть твой мозг.
И нет никакого смысла менять шило на мыло, кидаясь на красоту и косметику, словно собака на мясные кости. Красивой можно сделать и жену при желании. И любить ее тоже можно. И желать.
Дай ей немножко денег, времени и причину, напремер, поход в ресторан, и она сама преобразиться из лягушки в принцессу в считаные часы.
Надо беречь то, что у тебя есть.
Разрушить все легко. Сохранить трудно. Построить заново почти невозможно.
***
Не такая уж и рыжая, не слишком яркая и не особо красивая Настя снова осталась одна. И хотя это было больно, она не держала на него зла. Хлебнула его проблем полной ложкой и теперь даже рада была немного, что вме закончилось.
Очень отчетливо слышала она в своей голове слова своей матери, которые раньше до нее никак не доходили. И, вот, теперь только стали понятны.
- Зачем тебе женатый, Настя, да, еще и с ребенком? От него одни проблемы будут. И только три выхода, ни один из которых тебе не понравится. 1. Ты станешь мачехой его сыну. И своих детей придется отодвинуть на дальнюю полку или тянуть сложную лямку многодетного материнства. Хочешь? Не думаю...2. Ты будешь женой алиментщика. И у вас никогда не будет денег на то, что хочется. Не будет хватать на отдых, на мебель, на жизнь. Я уж не говорю про то, чтобы квартиру купить или машину хотя бы. Восемнадцать лет кабалы. Хочешь? Не думаю... 3. Он уйдет от тебя и вернется к жене. И ты станешь брошеной бывшей. Для него это будет лучший вариант. Для тебя тоже. Но будет больно. Нестерпимо больно и очень обидно. Хочешь? Подумай, милая, подумай.
- Но я же люблю его...
- Да, кому она нужна, любовь эта?