В том, что Глинка Михаил Иванович - великий русский композитор, думаю, что не сомневается никто, даже те, кто ничего из его произведений не слышал - имя на слуху. «Глинка – наше всё!» и т.д. в том же духе, со всем уважением, признанием заслуг и гордостью за родную землю, в которой рождаются такие дивные таланты.
Однако, сам Глинка не был в восторге от того, как сложилась его судьба в России. Дальние поездки за границу Глинка предпринимал и раньше. Но на этот раз, покидая Отчизну, в 1856 году выдал такой фееричный «перфоманс», что задумаешься – как же он в России жил?
Став известным композитором, чьи оперы ставились на лучших сценах российских театров, он в итоге сбежал в Германию и на границе устроил скандал – «…разделся на границе... догола, до самого гола, бросил на землю платье, чтоб и духу русского с собой случайно не прихватить, плюнул на русскую землю и крикнул:
- "Дай Бог мне никогда больше не видеть этой мерзкой страны и её людей" - и шагнул под шлагбаум». (Из воспоминаний сестры композитора Л.И. Шестаковой ("Русская старина". Ежемесячное историческое издание. 1870 г. Том II. Санкт-Петербург, 1870))
Однако… Великий обиделся на великую страну? Но масштабы величия несоизмеримы! У тому же Глинка - плоть от плоти земли русской: рожден, воспитан, его талант сформировался под влиянием русской истории и культуры. И вдруг - на тебе.
Можно предположить, что одной из причин могла быть история его личного противостояния с другим известным композитором – Верстовским Алексеем Николаевичем.
"...Христос больше страдал"
Апогеем неприязненных отношений стала премьера оперы Глинки «Руслан и Людмила». По рассказам современников премьерный показ в Императорском театре в 1842 году почтило своим внимание царское семейство – в расширенном составе, включая ближайших родственников, кто в тот момент находился в Москве и фрейлин, в театр заявилась целая толпа.
С одной стороны – престижно. С другой могло быть всякое, что и случилось…
Сначала публика сидела тихо. Хотя по тому, как дамы вертели головами и переглядывались, было понятно – опера «не зашла». Но главный ценитель сидел в ложе и слушал. По его лицу, нравится или нет, понять было невозможно.
Глинка находился в директорской ложе вместе с генералом Дубельтом, важным городским начальником – руководителем знаменитого Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
К дождавшись окончания первого отделения Император покинул свою ложу. Вслед за ним потянулись остальные. Зал почти опустел. И тут раздались свист и шиканье. Глинка побледнел.
Перед традиционным выходом автора премьерного произведения к публике, Глинка замешкался и посмотрел на Дубельта – что делать…
- «Иди, иди, Михаил Иванович, Христос больше страдал».
"Славянская литургия Эросу"
Зато враг и конкурент, Верстовский, автор и композитор нескольких довольно успешных оперных произведений, ликовал. Кассовые сборы он считал лучшим доказательством невостребованности «детища» Глинки, в котором нет «общей ясности и мелодии».
«…за первый спектакль («Руслана и Людмилы») было выручено 1573 рубля и 50 копеек серебром, за второй – 1060 рублей и 90 копеек, за третий – 1038 рублей и 30 копеек. После этого со сборами произошел катастрофический обвал: за четвертый спектакль выручили только 456 рублей». Позже сборы немного подросли, но по ехидному замечанию все тот же Верстовского, за счет того, что ложи театра забивали воспитанниками одного известного заведения для детей, оставшихся без попечительства.
Глинка был обескуражен таким холодным приемом, хотя его об этом предупреждали – опера слишком новаторская и зритель ждет чего-то в духе предыдущего шедевра Глинки – «Жизнь за царя». А тут любовные страсти, колдуны, в общем одна мистика и никакого царя. По меткому выражению современника, опера «Руслан и Людмила» - это «славянская литургия Эросу» - следовало отдать предпочтение либо Эросу, либо славянской культуре, но никак не смешивать.
Директор театра, зная предварительные отзывы, мог не соглашаться на постановку. Но распорядился открыть финансирование, считал, что опера не только «приживется» но и «переживет» тех, кто ее освистал - оперу следует ставить, не оглядываясь на вкусы публики.
Опера Глинки стала визитной карточкой русской оперной школы. Произведения Верстовского, как и он сам, ушли в небытие и вспоминаются в контексте его конфликта с Михаилом Ивановичем Глинка.
***
Характерным штрихом к ссоре между творческими людьми была манера Глинки отзываться о своем недруге в оскорбительном тоне.
«Обращаясь к своему близкому московскому другу Константину Булгакову в письме, связанном с устройством в Москве концерта его любимицы – исполнительницы партии Вани (“Жизнь за царя”) и Ратмира (“Руслан и Людмила”), контральто Дарьи Леоновой, Глинка упоминает как главное препятствие “подлость рассукина известного сына”». Булгаков в ответ, чтобы порадовать своего друга, научил слугу на вопрос: «Кто такой Верстовский?, отвечать: - Сукин сын!» (цитируется по Глава 2. Николай I, Верстовский и Глинка . Большой театр. Культура и политика. Новая история (wikireading.ru))
***
Глинка обиделся из-за Верстовского или еще по какой-нибудь другой причине, но история с оперой «Руслан и Людмила» могла быть одним из поводов для демарша. Околотворческие конфликты сопровождали неурядицы в личной жизни, которые закончились катастрофой и расставанием. В общем, копилось, копилось и прорвало.
Покинув Россию, Глинка пересек не просто границу с Россией, а незримый порог, за которым кончилась Родина и началась чужбина и она встретила его вежливо и равнодушно… Дух Глинки, как и его память связаны с Россией навечно, как единое и неделимое целое.
