Лакса
Рулончик лакмусовой бумаги незаконно пересёк проходную фабрики, но сделал он это без злого умысла. Уходя после смены, рабочий сунул его в карман и притащил домой, для того чтобы порадовать сынишку-третьеклассника и пробудить у него интерес к химии. Хотя отпрыска химия совсем не интересовала, бумажка ему понравилась. Он назвал её Лаксой и таскал по кухне, с восторгом наблюдая, как оторванный от неё кусочек меняет цвет от соприкосновения с различными продуктами.
То, что жизнь свернёт её в рулон, Лакса не ожидала. Она надеялась, что точно так же, как и её родня, будет разрезана на полоски и отправится служить в лабораторию, ведь негоже разрушать годами сложенные семейные традиции. Оказавшись в неожиданной ситуации, Лакса пригорюнилась, но существовать согнутой судьбой не желала. За свою короткую жизнь она прекрасно поняла, что оптимисты хотя и не всегда живут очень долго, зато намного красочней и веселее других, главное — быть нужным другим.
Появление нового жильца обитателей квартиры не удивило: мало ли какой ерундой мается третьеклассник… Но вскоре бумажка заинтересовала многих. Любоваться её стройностью и нежностью можно было бесконечно, а постоянная смена цветов просто завораживала! Но самое главное — она умела слушать. Молчаливо, с сочувствием, не давая советов и не уча жизни. С ней можно было и поделиться самым сокровенным, и выплеснуть накопившиеся обиды. Обмануть Лаксу было невозможно.
«Наверное, это и есть моё предназначение. У каждого свои проблемы, свои беды, а сказать об этом некому. Порой близким не расскажешь того, что можно выплеснуть на первого встречного», — подумала Лакса и начала выслушивать всех.
Не всегда эти откровения были ей приятны. Чтобы понять собеседника, Лакса представляла себя на его месте и часто задумывалась, а как бы она поступила в той или иной ситуации, как бы повела себя и что бы сделала. Она всей душой проживала каждую новую историю, не понимая, что, примеряя на себя чужую боль и меняя цвет, становится слабее. А ещё Лакса заметила, что никто не пришёл к ней поделиться счастьем.
«Неужели всё так плохо? Неужели у них в жизни нет ничего хорошего? Или все они обращают внимание только на проблемы, не беря во внимание мелкие яркости, которых, несомненно, больше? Ну что делать! Раз так — приходите и говорите, и, может, от этого вам станет легче».
Размышляя, Лакса не заметила, как коснулась старого, морщинистого солёного помидора.
«Бедняга, — подумала она, — он такой мокрый! Наверное, от слёз».
Она лизнула его:
— Не плачь, всё будет хорошо!
— Ага, будет, — помидор так напрягся, что кожица его на секунду разгладилась. — Лучше уже не будет, всё только хуже и хуже. А ведь когда я был молодым и зелёным, я не верил, что стану таким: жалким, скукоженным и злым.
Я мечтал жить в Греции, точнее в греческом салате, зацепиться за самодостаточную мельхиоровую вилку и с её помощью отправиться в путешествие по человеческому организму. А что вышло? Не успел я набраться сочности и сил, как угодил в банку и все мои мечты накрылись крышкой. Мало того что я попал в компанию таких же неудачников, так к нам ещё затесался стручок красного перца. Ладно мои земляки — лист хрена и чеснок, они, конечно, не сахар, но этот оказался настоящим чилийцем, а у выходцев из тех краёв характер, я вам скажу, просто огонь!
Как-то зимним вечером крышку оторвали, и мои собратья, один за другим усевшись в ложечку с дырками, в течение недели выбрались из банки. И чеснок смог, и лист хрена и даже перец. Меня вытащили последним, положили на блюдечко, засунули в дальний угол холодильника и забыли. Я чувствую, что покрываюсь белёсым налётом и скоро совсем закисну от тоски.
Помидор замолчал, молчала и Лакса. Ну а что могла она сказать? Конечно, сочувствовала, конечно — сопереживала, и от этого, естественно, потемнела. Но к этому она уже давно привыкла.
Возвращаясь в холодильник, помидор перехватил взгляд початой бутылки водки, стоящей в дверке. Она с интересом оглядела его, подмигнула и прошептала:
— А ты ещё очень даже ничего, красавчик! Сегодня пятница. Думаю, вечером увидимся на столе. Будем втроём: ты, я и рюмашка. Повеселимся! А если будет скучно, позовём кругляшек колбаски, пусть тряхнёт жирком!
Помидор надулся и разгладил морщинки. Улыбнулся, и капелька кисловатого ароматного сока выкатилась из треснувшей кожи.
Мальчонка оторвал очередной потемневший кусочек лакмусовой бумажки и вытащил из глубины буфета бутылку с уксусной эссенцией. Лакса тяжело вздохнула.
— Привет! — сказала она и сморщилась от запаха.
— Привет, — ответила кислота. — Вот и ты скривилась от меня. Просто от запаха, не заглянув в душу. Да, вот я такая резкая, и поэтому у меня нет друзей. Сижу в этой проклятой бутылке уже лет двадцать, и дела до меня нет никому. Даже тараканам.
А я хочу, чтобы меня любили. Не только я, понимаешь, а именно меня. Но я же не виновата, что такая родилась. Всё, чего я касаюсь, увядает от моей страсти, даже сгорает. А я мечтаю раствориться в воде. Мне не надо заморскую, мне бы любую, можно даже колодезную. Я бы отдалась без остатка, позволила ей проникнуть в каждую мою капельку и разбавить меня прохладой.
И пусть я стану слабее, но ведь я стану и нежнее. Эх, из нас бы получился прекрасный столовый уксус! Просто кто-то должен принять меня такой, какая я есть.
Лакса покраснела.
«Как же обманчиво первое впечатление! — прошуршала она. — Дерзкая, едкая. А по сути, совершенно обычная жидкость, которой не встретился тот стакан с водой, что не спеша, по капельке, разбавил бы её жёсткость».
Рулончик лакмусовой бумажки заканчивался. Осталась совсем маленькая полоска.
«Вот и всё, — подумала Лакса. — Неожиданно быстро жизнь подошла к концу. Сколько разных историй я узнала, а сколько тех, кому полегчало! А я? Что я сделала для себя? Ничего… А может, так и надо жить — для кого-то, и тогда этот кто-то будет жить для тебя.
Обитатели кухни все разные: кислые, сладкие, горькие, солёные, но все хотят одного — понимания, дружбы и любви. А если каждый отдаст чуток себя другому, то изменится вкус каждого. Ведь не зря придуманы слова: солоноватый, кисло-сладкий, горьковатый, пикантный». Лакса улыбнулась и нырнула в простоквашу.
Вечером на кухне собралась вся семья.
Мама открыла навесной шкаф.
—Ух ты, эссенция! А я-то про неё и забыла.
Она взяла пластиковую бутылку, налила в неё два стакана воды и добавила кислоту.
— Ну теперь у нас уксуса надолго хватит, — улыбнулся папа. — Там у меня в холодильнике начатая бутылочка есть — достань, пожалуйста. И помидор солёный где-то валялся, тоже давай.
— Может, кусочек колбаски отрезать?
— Конечно! Думаю, не помешает, — ответил папа, протирая рюмку вафельным полотенцем. — Ну как, сын, тебе чудеса с лакмусовой бумажкой?
— Здорово! Только она быстро закончилась.
— Ничего, я ещё принесу, — сказал отец и взъерошил сыну волосы.
Лакса, перепачканная простоквашей, высунулась из пакета с мусором.
— Ну наконец-то, — радостно изогнулась она, — что-то начало меняться!
Уважаемые читатель, пожалуйста, подпишитесь на мой канал!