К началу двадцатого века не только казаки, но и русские крестьяне и торговцы селились в Северном Китае. Поражение России в войне с Японией в 1905 году, несколько затормозило, снизило интенсивность процесса освоения территории Маньчжурии. Как восхищенно утверждал Сунь Ятсен, победа Японии вселила в народы Азии новую надежду сбросить европейское иго. Но к великой скорби Сунь Ятсен не предполагал, что японское владычество в Азии не несет подлинной свободы народам. Тем ни менее так называемый русский колониализм в отличии от европейского, направленного на порабощение и разграбление захваченных территорий и народов, имел в своей основе интеграционный характер, направленный на мирное сосуществование. Хорошей иллюстрацией этому может служить Забайкалье, где на протяжении столетий, мирно, строя свое будущее в единстве, жили русские, буряты, монголы, татары, казаки, евреи, по вере православные, католики, иудаисты, буддисты, шаманисты, мусульмане.
Плавильный котел, который рождал миру новый тип человека — сибиряка-забайкальца.
Григорий Семенов будучи выходцем из смешанной русско-бурятской семьи, еще в юности перешел от прямолинейного стремления отождествить себя с царской Россией, к чему его подготовили воспитание, родной язык, религия и культура, через уважение к независимости и моральным качествам забайкальских казаков, к глубокому пониманию азиатских культур и устремлений. Он стал, по сути, космополитическим хранилищем различных точек зрения. Будущее многонациональной России никогда не переставало быть его главной заботой.
В его мемуарах был описан неприятный, унизительный инцидент, который он, очевидно, не мог забыть.
Будучи молодым человеком, он впервые посетил Москву с несколькими казачьими офицерами из бурят.
В Кремле одна дама и ее муж, с любопытством обратились к ним, приняв их за японцев, одетых в русскую форму. Семенов попытался объяснить, что они казачьи офицеры, но дама любезно сказала, что ничего не имеет против них, хотя они вполне могут быть иностранными шпионами, но они не должны пытаться скрыть правду. Рядовые солдаты могут быть туземцами, но офицеры должны быть русскими.
Стоит отметить, что образ атамана Семенова не раз подвергался расистской клевете со стороны европейцев. Даже когда он был единственной эффективной силой, сопротивлявшейся большевикам, даже когда президент САСШ Вудро Вильсон спрашивал, «есть ли какой–либо законный способ, которым мы можем помочь Семенову», и даже когда он ненадолго стал законным правителем Восточной Окраины России, среди иностранных лидеров были те, кто не проявлял должного уважения, и плел интриги, вставлял «палки в колеса» молодой государственности. В частности, его власть и независимость Забайкалья презрительно награждались эпитетом «японская марионетка».
Но дело в том, что Временное правительство России и Антанта, в лице англичан прекратили финансирование Семенова примерно с 1918 года, и что после этого он сильно зависел от японской поддержки в виде оружия, денег и советников.
Дело также в том, что вывод японских войск из Забайкалья в 1920 году поставил Семенова перед лицом поражения и заставил его войска отступить в Китай. Семенов это предвидел и прекрасно понимал, что нужно предпринимать меры, совершить маневр.
В 1918 году, собрав вокруг себя группу бурятских, монгольских активистов и интеллектуалов, он предложил удивительно амбициозный план: превратить независимое Забайкалье в обширное панмонгольское государство. Ранее он принимал активное участие в примирении монгольских хорчинов с монголами барга, набирая сотни из них в различные части своей армии. Сам Семенов был важным связующим звеном между разделенными до сих пор бурятами, баргутами, хорчинами, хараченами и даурами.
Широту взглядов атамана и способность находить общий язык с представителями многих национальностей хорошо иллюстрирует то, что Семенов долгие десятилетия дружил с майором Куроки, советником, назначенном ему японцами.
Он также подружился с арабским шейхом Аль-Кадири, которого освободил из плена; на какое-то время Аль-Кадири присоединился к добровольческой армии Семенова, отказавшись от предложения атамана отправить его на родину через британского консула в Пекине на том основании, что он у него в долгу.
Семенов писал: «Принц теперь занимает высокое положение в своей стране. Мы не потеряли связь. Я восхищаюсь его чисто восточной верностью своему долгу».
Так же хорошим примером является многолетняя дружба, не без конфликтов с Романом Унгерном.
Семенов собрал вокруг себя таланты многих национальностей, в суматохе боевых действий по всей Северо-Восточной Азии из различных групп военнопленных, пытавшихся пересечь Сибирь, чтобы вернуться домой, в его армии были монголы сербы, румыны, евреи, японцы, корейцы, китайцы и другие. Но главными среди них были южные и восточные буряты, тунгусы и хамниганы.
Возможно, то, что Семенов делал, было демонстрацией храбрости инородцев, сражающихся в качестве явного упрека России вставшей на путь большевизма во главе с «кагалом интернационала».
После провала реализации панмонгольской идеи Семенов фактически должен был превратить мечту о «Великой Азии», которую он разделял с Куроки, в патриотическое видение, ориентированное на Россию, в котором именно азиатских казачьих армий спасут родину. Здесь идеи и стремления Семенова как и идеи Унгерна тесно переплетаются с идеями Евразийства, оформленными в трудах Николая Трубецкова, Петра Савицкого, Николая Алексеева, Льва Гумилева.
Истоком евразийского политического и культурного единства считается не Киевская Русь, а империя Чингисхана, рассматривавшаяся как «степная цивилизации», где евразийский культурный тип впервые стал единым целым. Евразийцы считали, что татаро-монгольский период имел положительное значение для развития государства и сохранения православных устоев против идеологической и военно-политической экспансии Запада.
Барон Роман фон Унгерн-Штеренберг открыто говорил о деградации западной цивилизации и необходимости принести ей спасительный «Свет с Востока».
Унгерн как и Чингисхан, к своим подчиненным предъявлял известные нравственные требования. Добродетели, которые он больше всего ценил и поощрял, были верность, преданность и стойкость; пороки, которые он больше всего презирал и ненавидел, были измена, предательство и трусость.
В начале своей автобиографии Семенов рассказывает о богатом событиями времени, которое он провел в Монголии в 1911-1912 годах в качестве молодого капитана. Он вспоминает пророчество, сделанное ему верховным ламой Чойджином Гэгеном. По словам Семенова, Гэген предвидел Мировую войну, падение царя и Гражданскую войну. Семенов верил в способность некоторых редких духовно одаренных людей видеть то, что недоступно обычным смертным, и предсказывать будущее.
Он писал, что духовное предвидение грядущего не имеет ничего общего с интуицией политического лидера, который, тщательно изучив тактическую ситуацию с точки зрения собственной компетентности, может дать правильный прогноз ближайшего будущего.
В этом отношении Семенов был непохож на мистика барона Унгерна, который никогда не считал себя обычным смертным и принял представление о том, что он сам был буддийской инкарнацией- земным аватаром бога войны. Для сравнения, Семенов был реалистом в отношении себя — и своих монгольских войск.
Так же стоит отметить сочувственного отношения Семенова к евреям. Достаточно вспомнить его брак с Марией Глебовой (Мириам Розенфельд).
Еврейское сообщество, занимало видное, хотя и всегда уязвимое место в жизни Читы. На протяжении десятилетий Чита и другие города юго-восточной Сибири были убежищами еврейских изгнанников (писателей, революционеров, художников) и еврейских торговцев.
Строя многонациональную государственность, правительство Семенова издало приказ, запрещающий погромы евреев. На протяжении всего его правления «идишская драма продолжала оживлять один из двух театров Читы, а пятничные молитвы эхом отдавались в старой синагоге». Эта позиция раздражала подавляющее большинство белогвардейцев, включая тех, кто бежал в изгнание в Харбин.
Позже именно среди этих людей сформировался костяк Российской фашистской партии. Проеврейские симпатии Семенова и симпатии к меньшинствам отдалили его от радикалов.
В Маньчжурской империи в 1930-х годах Семенов поддерживал контакты с русскими фашистами, поскольку его обычно считали лидером белогвардейцев в изгнании. Однако он не вступил в фашистскую партию. Он не верил, что фашизм - это единая последовательная идеология. Он считал, что эта идеология не на экспорт, а чисто национальный феномен. Фашизм, который сработал в Италии, не годился для Германии, и ни один из них не подходил для России, этого великого многонационального государства со своими собственными традициями правления.
Таким образом, хотя Семенов написал два письма Гитлеру в 1930-х годах, чтобы поздравить его с успехом в завоевании власти, он был далек от того, чтобы поддерживать идею переноса немецкой политической модели на русскую почву.
Семенов писал: «Я не против диктатуры в определенные решающие моменты жизни нации, но разве было бы лучше заменить царское самодержавие произволом кучки иностранных авантюристов, продвигающих себя как ядро правящей партии?».
Семенов всегда был противником любой политической партии. Он писал: «Ибо партии, неизбежно эгоистичны и, следовательно, вызывают социальные и политические разногласия».
Он считал, что каждый отдельный гражданин любой национальности, лояльный своей стране, в пределах своих возможностей может принести пользу своей родине своими собственными действиями. Понимание этого индивидуального долга перед страной должно стоять выше любой идеи о благе партии.
Используемые материалы:
1. Андрей Ян. Атаман Семенов: враг Страны Советов или освободитель Забайкалья?
2. Семенов Г. М. О себе: Воспоминания, мысли и выводы.
3. Александр Дугин. Неистовый гуманизм. Барон Унгерн.
4. Н. C. Трубецкой. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока.
5. Mishra, Pankaj. 2012. From the Ruins of Empire: The Revolt against the West and the Remaking of Asia.
Подписывайтесь на канал.
Ставьте лайки, делитесь в социальных сетях.
Поддержите проект.