В квартире раздалась трель звонка, женщина открыла дверь. На пороге стояли две представителные дамы в норковых шубах.
- Что уже пора?
Да, Вы вещи собрали?
- Дайте пять минут.
Женщина опустилась на колени и что есть силы обняла пятилетнего сына. Прижимаясь тёплыми губами к материнскому уху, Виталик прошептал:
- Мамочка, я не хочу никуда ехать.
- Надо, сынок, это ненадолго, я тебя скоро заберу.
- Мама, я не хочу никуда ехать! - срываясь на крик, умоляющим голосом твердил малыш.
Осыпая поцелуями солёные от слёз щеки мальчика с мученечиской интонацией, почти в бреду женщина прошептала:
- Иди, сынок, так надо.
- Мамочка, любимая, я не хочу....
Попав в детский дом, Виталик испытал настолько сильный стресс, что перестал говорить, как над ним ни бились, он не мог проронить ни слова. Прозвище "Молчун" стало его вторым именем. В детском доме и так сложно влиться в стаю, а если ты не можешь говорить и до этого жил нормальной жизнью, то заклюют как пить дать. Насмешки и издевательства притягивались к Витальке магнитом. А после одного неприятного случая он вообще стал изгоем. Старшеки, за которыми плотно закрепился статус отпетых хулиганов, вооружившись спичками, затащили Витальку в туалет, вставили между пальцев бумагу и со словами: "Сейчас ты у нас быстро заговоришь", - подожгли.
Молодая воспетка Зина только заступила на смену. От злости у неё валил пар из ноздрей и ушей. Муженек-бездельник проиграл на ставках все деньги, которые она откладывала на машину. Как бык, увидавший красную тряпку, она ринулась в туалет, откуда доносился дикий хохот и сильно пахло гарью.
- Вы что, сволочи, здесь творите? - кашляя и размахивая руками, кричала Зина.
- Это не мы, это Молчун всё.
Со всей силы наотмашь она ударила Витальку по затылку, хлипенькое тельце расплосталось на кафеле. Подняв его за шиворот, Зина зло прошипела: "Ты что, гаденыш, творишь, пожар решил устроить?!"
Красные колготки, натянутые до груди, начали мокреть, тонкая струйка предательски потекла из сандаля.
- Смотрите он обоссался, фу, зассанец. Зина осознала, что очень сильно перегнула палку.
- Ну что гогочите, быстро сдернули отсюда, а то все сейчас к директору пойдёте.
Виталик не издал ни звука, только слезы градом катились из глаз.
Зина сама заплакала ,поняв что натворила.
- Бедный мой ,прости меня дуру, не разобралась. Ну успокойся, пожалуйста, не плачь. Пойдём, сейчас умоемся, переоденемся, все хорошо будет.
Виталька был постоянно один. Единственное развлечение - лежать в кровати и рассматривать голубые облака, нарисованные на потолке, которые изобразил художник-выпивоха, дядя Вова, числившийся разноробочим. Директриса, увидев эти художества, долго не могла прийти в себя.
- Володя, я тебя просто просила покрасить стены и потолок, а ты что намулевал?
- Дак я, Лариса Аркадьевна, подумал, так ребятишкам веселей будет.
- Подумал он, скройся с моих глаз, перегаром за версту несёт. Давно б уволила, если б не руки твои золотые.
Володя, после нагоняя, послушно склонял голову, клятвенно заверял, что это последний раз и удалялся в свою кондейку, расположенную в конце коридора, где у него всегда было припрятоно пол-литра. Каждый день, двигаясь по одному и тому же маршруту, он часто замечал Витальку, сидящего на подоконнике. Какая-то невообразимая тоска читалась в детском взгляде. Однажды Володя не выдержал, подошёл.
- Ну что, брат, грустишь, пойдём покажу, какие у меня краски есть, ты таких сроду не видел. Проходи, не обращай внимания, творческий беспорядок. Выбирай любой цвет, кисточки там, рисуй, что захочешь.
Пока Виталька увлечённо рисовал, Володя попивал, периодически доставая бутылку из резинового сапога. Слегка захмелевшего художника потянуло на разговор.
- Вот ты думаешь, Володька, такой-сякой неудачник, а сам даже не догадываешся, что у меня раньше выставки были, в самой столице я известен, да. Супруга, Елена Сергеевна, красавица, умница была. Да я её и не осуждаю, пять лет мы за жизнь нашей доченьки боролись, через многое прошли, а не стало Иришки, не смогли вместе жить, вот такие пироги. А ты что носом рисуешь, ну-ка дай и я попробую. Володя зачерпнул пальцем красной краски и намазал себе нос . Ну что похож я на клоуна?
Затем нарисовал полоски под глазами.
- А на индейца похож?
Виталька звонко захохотал.
- Интересный ты собеседник, конечно, но тебе пора, обед у вас скоро, не дай Бог, потеряют, влетит обоим.
- Что припёрся, денег не дам.
- Да погоди, Лен, - Володя подставил ногу под дверь, я не про пьянку, я поговорить.
- О чём нам с тобой говорить?
- Ну пять минут можешь уделить?В общем, у нас мальчик есть, он очень, очень хороший, но несчастный ужасно, возьми его к себе, а, Лен, тебе отдадут, я знаю.
- Уу, да тут белая горячка во всю прогрессирует.
- Да, Лен, да послушай...
- Всё, проваливай.
Через неделю Володя встретил свою жену возле кабинета директора, она оживленно беседовала с Ларисой Аркадьевной.
- В общем, как соберете все справки, приходите.
- Спасибо огромное!
- Всего доброго!
- Пить бросай, - произнесла Лена, стукнув шуткой Володю по носу документами, мы с тобой пока ещё в законном браке, алкоголику ребёнка не отдадут.
Пары по философии подходили к концу.
- Ну что, хотелось бы послушать ваше мнение, чем для вас являются мечты.
- Мечты создаются из наших страхов, а какая у вас мечта, Виталий Владимирович?
- Ну не знаю, если рассматривать в таком ключе, в общем, мой главный страх - это одиночество. Мне было пять лет, когда мама умерла от рака, помню, она совсем плохая была, когда меня в детский дом забрали, я тогда испытал жуткое потрясение, проблемы с речью возникли, вообще не мог говорить, никто из детей со мной не общался, всегда один, к счастью, Бог послал замечательных родителей, язык не поворачивается назвать их приемными, они долго со мной занимались, возили по врачам. И вот, сами видите, болтаю безумолку. Но страх одиночества навсегда остался со мной и этот страх породил мечту стать преподователем, ведь учитель всегда в окружении детей, обмен мыслями, энергетикой, к тому же, уважают, слушаются, я надеюсь. Как-то вот так, ну всё остальное на следующей лекции. Никому не опаздывать, а то попляшите у меня на зачете.