ГЛАВА ПЕРВАЯ
Kим отодвинула краешек занавески на окне спальни. Только оттуда она могла видеть признаки жизни снаружи. Окна гостиной выходили на кирпичную стену соседнего дома. Хотя окошко в этой комнате пропускало достаточно света, ощущение в квартире на втором этаже дуплекса было похоже на ад клаустрофоба, перекликающуюся с ощущением улицы с односторонним движением, на которой жила семья Буи, в бедном, переполненном районе, спрятанном в глубине Торонто - это как два оригинальных Китай-города в одном месте. Однако из окна спальни, если поднять глаза на непрерывную линию припаркованных автомобилей и нагромождение плоских и островерхих крыш напротив, можно было увидеть современный городской пейзаж Торонто.
Ким обвела взглядом тротуар в поисках кого-нибудь, кто наблюдал бы за дуплексом. Потом посмотрела на открытую веранду внизу. Никого. Но улики от непрошенных гостей остались: раздавленная банка из-под газировки и красноречивая красно-белая коробка с обедом из KFC с ресторана в конце улицы. Вчера вечером в сумерках они с Тоаном, полагая, что проникли в квартиру незамеченными, поднявшись по черной лестнице, выглянули из этого окна и, заметив оставленные там банку из под газировки и картонную коробку, пришли к тому же выводу. Две женщины, которых они только что встретили на тротуаре, следили за их адресом в течение некоторого времени в тот день, по крайней мере достаточно долго, чтобы проголодаться. У одной из них был фотоаппарат. Ким предупредила мужа, чтобы он не открывал входную дверь, чтобы вынести мусор. Вот что она знала: данный вид объектива для фотоаппарата может запечатлеть многое.
Накануне вечером Ким легла спать в возбужденном состоянии. Она позвонила Майклу Левайну, адвокату, выступавшему в качестве ее агента, который занимался ее рекламой, включая запросы средств массовой информации. Если эти женщины попытаются проникнуть в ваш дом, сказал он, позвоните в полицию. Образ людей в форме встревожил Ким, и в ту ночь ей приснился один из ее повторяющихся военных кошмаров. Иногда ей снились бомбы, иногда минометный или артиллерийский огонь. Но она всегда оставалась во сне ребенком. В ту ночь все началось с того, что она стояла среди группы болтающих солдат. Между ними завязался спор. Вспыхивает стрельба.
- Мы должны выбраться отсюда! - кричит Ким.
Она бежит, боясь, что ее убьют. Но когда она долго бежит, она устает, и она не знает, как она будет продолжать бежать дальше в таком состоянии.
Как обычно, она проснулась, чтобы избежать смерти. Чувствуя жуткий холод, она сделала то, что делает всегда: встряхнула Тоана, чтобы его разбудить.
- Обними меня, - прошептала она.
Когда ее слезы, прекратились, она обнаружила, что делится с ним сном: «Мне приходится так страдать».
Тоан отправился на поиски работы, прихватив по пути с тротуара банку газировки и картонную коробку. Ким задумалась о том, как будет проходить её день: коллега фотографа, вернее, тот, у кого не было камеры, согласился, как и просила Ким, позвонить адвокату Ким.
- После того, как ты ему позвонишь, я смогу работать с тобой, - сказала Ким.
Весь день Ким ждала звонка, ожидая, что позвонит Ливайн и сообщит, что обе женщины просят об интервью. Даже обычная мыльная опера на испанском языке не могла отвлечь ее от вопросов, которые крутились у нее в голове. Как эти две женщины узнали ее адрес? Почему они весь день ждали на тротуаре? День подходил к концу, знаменуя собой начало уик-энда, когда адвокатская контора «Левайна» будет уже закрыта.
К воскресенью Ким почувствовала облегчение, что сейчас ее мысли будут заняты церковью. Слово Божье заставило ее забыть все свои тревоги. Семейная церковь находилась в Аяксе, в часе езды от Торонто на церковном автобусе, и никто, кроме пастора, не знал об истинной истории Ким. Поскольку они с Тоаном были единственными вьетнамцами в конгрегации, казалось маловероятным, что ее прошлое вообще всплывет. По воскресеньям они посещали как утренние, так и вечерние службы, а перерывы проводили в доме друга из общины.
После первой утренней службы они с Тоаном отправились забирать своего одиннадцатимесячного сына Томаса из церковного детского сада.
Ким почувствовала, как кто-то настойчиво похлопал ее по плечу. Это был другой святой отец.
- Ваша фотография в газете! - воскликнул он.
Человек, который отвечал за покупку газет для церковного читального зала, держал в руках таблоид из Торонто «Sunday Sun». Это был выпуск этого дня, 19 марта 1995 года.
«Фотография, которая потрясла весь мир» - кричала первая страница над фотографией обнаженной девушки, бегущей в ужасе по дороге. Там был еще один заголовок: «Дитя войны-это женщина, живущая в Метро (район Торонто")»,- рядом с другой фотографией, на которой Ким была в пальто, которое носила всю неделю.
Ким подняла глаза от газеты. Очевидно, эти две женщины получили фотографию, которую они так искали.
- Да, - ответила она, - я и есть эта девушка на фотографии.
Газета сообщившая новость о том, что героиня одной из знаменитых фотографий времен Вьетнамской войны теперь живет на Западе, была «The Mail on Sunday», британский таблоид. Он синдицировал эту историю, среди прочего, в Торонто. «Sunday Sun», которая повторила его статью на второй и третьей страницах. К статье прилагались фотографии Ким и Тоана, гуляющими со своим ребенком в коляске по улице Торонто, и родителей Ким перед их глинобитной хижиной в Транг-Банге, во Вьетнаме.
Статья начиналась со слов: для своих соседей из рабочего района Торонто она просто еще одна молодая мать, анонимная и нерешительная. Но для всего мира она навсегда останется человеческим символом бессмысленной жестокости и огромных потерь Вьетнамской войны. В следующем месяце исполнится ровно 20 лет с тех пор, как бессмысленная американская военная кампания, наконец, закончилась.
Из всех бесчисленных фотографий и фильмов, запечатлевших эту ужасающую и кровопролитную войну, остался один мощный и неотразимый образ: маленькая девочка, голая и напуганная, кричащая от боли, спасаясь от напалмовой атаки на деревню своей семьи в Транг-Банге, в 64 километрах от Сайгона.
Сегодня Фан Тхи Ким Фук 32-летняя женщина. Некогда эксплуатируемая властями Вьетнама для антикапиталистической пропаганды, предъявляемая марксистским режимом как болезненное доказательство американского колониализма, она теперь скрывается на Западе, убежав от коммунистов, которые манипулировали ею почти всю жизнь.
Эта громкая история была подхвачена международными новостными агентствами. Через пару дней телефон Ким начал звонить не переставая. Короче говоря, она устала слушать, как звонившие, совершенно незнакомые люди просят поговорить с Ким Фук. Она позволила телефону зазвонить, предоставив Тоану (если он был дома) ответить и дать номер телефона агента Ким. После настойчивого звонка в дверь супруги подходили к окну, чтобы посмотреть на человека внизу. Неизменно это были журналисты — по крайней мере, так предположила Ким, судя по сумке с фотоаппаратом через плечо или блокноту в руках. Часто внизу стояло такси. В конце концов, не получив ответа, журналисты уходили.
Днем и ночью супруги держали шторы закрытыми. Ким стала бояться выходить из дома, опасаясь, что за ней наблюдают или что кто-то притаился, ожидая возможности сфотографировать ее. Всякий раз, когда раздавался звонок, она старалась, чтобы ребенок не шумел и не наступал там, где обычно скрипел деревянный пол. Сон не избавил Ким от беспокойства, а скорее погрузил ее во тьму повторяющихся кошмаров. Измученная, она проводила целые дни в своем бирюзовом халате.
Это был не тот сценарий, который она представляла себе, когда несколько месяцев назад приняла решение, что для того, чтобы помочь прокормить семью, она пожертвует своей личной жизни и продаст свою историю; это будет ее “работа”. Ким обратилась за советом к Нэнси Покок, всю свою жизнь она была общественной активисткой, ей было уже далеко за восемьдесят. Ким и Тоан, как и многие вьетнамские и сальвадорские беженцы в Канаде, называли ее “Мама Нэнси”.
- Мама, я хочу перестать молчать. Пожалуйста, как я могу это сделать? - спросила ее Ким.
У Нэнси был друг семьи, знавший известного адвоката по индустрии развлечений в Торонто, но прежде, чем воспользоваться его услугами, она хотела убедиться, что Ким кое-что поняла: как только она расскажет о себе на публику, пути назад не будет.
-Да, я знаю. Я больше не могу молчать, - сказала Ким.
Но после месяца напряженных нервов и повторяющихся кошмаров, Ким передумала. Она боялась, что планы ее агента заставить прессу платить за рекламу могут оказаться напрасными, что, как и те две женщины из британского таблоида, пресса попытается получить статью и фотографии о ней, не заплатив ни цента. Ей казалось, что журналистские гончие снова превратят ее в жертву.
- Случай с теми двумя женщинами на тротуаре, - пожаловалась она Тоану, - был подобен грому среди ясного неба. (продолжение)