Предыдущая глава
ШИФРОРАДИОГРАММА
«[На] базе «Асано-Бутай» создан диверсионный [отряд] [в] 150 [человек] (русские, китайцы, буряты). Командир, сотник ЗКВ[1] Почекунин И. К. Прорыв границы планируется [в] районе слияния [рек] Урюмкан [и] Аргунь. (Сроки установить не удалось). Задача: диверсии [на] Ж. Д., участок Амазар – Ушмун, [с] последующим разделением [на] группы [по] 15 – 20 [человек] [и] уходом [в] тайгу, [для] создания партизанских базировок».
«Гао Шань».
ШИФРОРАДИОГРАММА
«21. 08., [в] р-не Хайлара лесорубами замечены [и] выданы японцам трое русских [и] двое китайцев. [В] бою четверо убиты, самый молодой, раненый русский, уничтожил рацию, коды, шифры [и] подорвался гранатой. 22.08., Керминовым П. П., агентом жандармерии, выслежены [еще] трое русских [и] один китаец, изучавшие укрепрайон [в] р-не Хакэ. [В] бою один убит, трое ранены, взяты [в] плен, находятся [в] тюрьме Харбина. Двоих допрашивают [с] пытками, третий умер [от] кровопотери. Рация, коды, шифры – уничтожены. Стал ощущать повышенный интерес [генерала] Янагита. Связь временно прекращаю».
«Гао Шань».
Полковник Шадрин положил на стол бланк шифровки и прикрыл его ладонями, будто бы стремясь отгородиться от страшного известия. Долго сидел замерев. Теперь было понятно, почему из двух разведывательных групп, переправленных совсем недавно через границу в районе поселка Старый Цурухайтуй, каждая вышла в эфир лишь по одному разу, сообщив ценнейшие разведданные, и на этом связь прекратилась. Семерых ребят больше нет, и этот факт нужно принять как роковую и страшную неизбежность. Их – нет! А те, двое, кто еще живы, подвергаются сейчас изуверским пыткам.
Полковник внутренне содрогнулся, вспомнив то давнее и жуткое, когда к его кровоточащей ране на левом предплечье палач поднес раскаленный добела конец винтовочного шомпола и с изуверским хохотом вонзил его в пулевое отверстие. Шадрин нашел тогда в себе силы не выпустить из губ даже стона, а зубы стиснул так, что они, казалось, начали крошиться.
Он медленно снял ладони с бланка и глаза тотчас же безошибочно отыскали ту, самую страшную строку ее текста:
«… Двоих допрашивают с пытками, третий умер от кровопотери…»
Японские жандармы – известные мастера заплечных дел и умеют отлично делать свою работу. Но кто из его ребят, находится сейчас в их кровавых руках, не ведающих жалости? Константин Белоусов, Владимир Михайлов, Сюй Чжаньшу, Сергей Архипов, Константин Глазов, Ян Фусян, Петр Виноходов, Виктор Кравченко или Ван Баолинь? Уж лучше бы им тоже погибнуть в неравном бою или подорвать себя гранатой. Для каждого, кто попал в подобную безнадёжную ситуацию, это всегда самый простой и наиболее легкий выход, как бы жутко и греховно это не звучало.
… А Володе Михайлову[2] нет и двадцати, из разведчиков он самый молодой, совсем еще мальчик. Жить бы да жить! Восхищаться седой росой на утренних травах, а не видеть ранние седины на висках своих боевых товарищей. Любоваться малиновым восходом солнца, а не смотреть, немея от лютого ужаса, на раскаленный шомпол в руках изощренного садиста. Слушать пенье птиц, вместо грохота выстрелов своего последнего боя. А, соскучившись по отчему дому, потянуть за колечко дверной щеколды и взойти на родимое подворье, чтобы припасть к теплой груди истосковавшейся матери, обнять отца, приласкать сестру… Но вместо этого, он был вынужден вырвать кольцо предохранительной чеки осколочной гранаты!
«Теряешь самых лучших своих ребят, полковник Шадрин… – подумал он с внезапной глубокой горечью. – Теряешь одного за другим. Многие уже погибли за время этой тайной и негромкой пограничной войны, а скольких еще ждет ненасытная смерть? Вот и «Гао Шань» попал в оперативную разработку, и чем всё закончится – неизвестно. Когда же она прекратится, эта проклятая война, самое гадкое и мерзкое человеческое изобретение на земле…
***
– Времени на разговор у нас, капитан, не более двадцати минут, поэтому слушай внимательно и запоминай. Итак, сейчас я готовлю почву для того, чтобы отправить тебя во второй отряд, здесь оставаться нельзя категорически: Вьюков вполне может послать с бандитами на какое-нибудь дело, а там и на пулю недолго нарваться, – Крапивин присел на травяной бугорок, удобно вытянул ноги и продолжил:
– Так вот: командир этого отряда, Виктор Петрович Ермолаев, враг опытный и хитрый, поэтому будь постоянно начеку, не расслабляйся. Но еще более опасен агент-вербовщик, он часто посещает ту базировку и находится там подолгу, зовут его Борис Петрович Зых.
– Зых, какая странная фамилия, – тускло усмехнулся Бутин. – Звучит как выдох.
– Скорее, как выстрел… – задумчиво обронил подполковник. – Владелец вполне ей соответствует: если кто-то ему не по нраву или начнет кого-то подозревать – пристрелит тут же! А вообще, личность харизматичная, умеет втираться в доверие, убеждать, агитировать, поэтому и занимается вербовками. Судя по всему, справляется с обязанностями неплохо. «Каждого видит напросвет!» – так отозвался о нём Вьюков.
– Скажите, а внешне он, что собой представляет? – заинтересовался капитан.
– Довольно приятный мужчина средних лет, с неплохими физическими данными: ни ста'тью, ни лицом Бог не обделил, – попытался обрисовать Крапивин. – Способен перевоплощаться: если строгий костюм, свежая сорочка, подобранный со вкусом галстук, а во взгляде начальничья вальяжность то, ни дать, ни взять, партийный функционер райкомовского уровня. Измазанная смолой куртка, брезентовые штаны, кирзовые сапоги, топор в руках, а на физиономии недельная щетина и выражение этакого простачка-работяги – леспромхозовский дровосек. Ну, и так далее… Судя по речи и озвученным мыслям, начитан, неплохо образован и, кажется, даровит от природы. Обаятелен, галантен, знает себе цену, такие всегда имеют успех у женщин.
– Колоритная фигура, ничего не скажешь, – подытожил Бутин. – А кто он по специальности, чем занимался до войны?
– К сожалению, об этом ничего не известно, – пожал плечами подполковник. – Но из общения с Зыхом я сделал однозначный вывод – он был начальником и, скорее всего, довольно высокого ранга. Также это подтверждает один косвенный факт: недавно в разговоре с ним Скрынник дословно сказал следующее: «Тайга, Боря, – не твой косой Ехим! Это ты там был шибко командёр, а здеся тебе ишшо поднатаскаться надо. Так што не пуляй понты, а учися: чо и как, у нас, бывалых лесовиков-партизанов!»
– А вы сами не пробовали поинтересоваться у Зыха его прошлым?
– Не пробовал, и тебе это делать запрещаю категорически! – тоном приказа произнес Крапивин. – В «Свободе» не принято совать нос в чужие биографии – жизнью можно поплатиться.
– Понятно, товарищ подполковник, – кивнул Бутин и, напряженно потерев пальцами свой высокий лоб, спросил. – Ну, а что же это такое: косой Ехим?
– Я долго над этим думал, и лишь вчера меня осенило: в интерпретации Скрынника слово Ехим, это имя Ефим. В отряде есть волонтер Ефим Кокорин, так вот «Ржавый» и его зовет не Ефим, а Ехим. Но дело конечно не в этом, а в звучании словосочетания: косой Ехим. Вот произнеси-ка несколько раз подряд эту белиберду и вслушайся, - что это тебе напоминает? А заодно и я себя проверю.
– Попробую, – Бутин с минуту шевелил губами, потом обрадованно вскинул взгляд на Крапивина. – Косой Ехим – это примитивное подобие аббревиатуры «ОСОАВИАХИМ», товарищ подполковник! Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству.
– Молодчина, быстро сообразил! – похвалил Крапивин. – Рассуждай дальше.
– А дальше все очень просто, – воодушевился капитан. – Если следовать вашей логике, что Зых был каким-то начальником, то, скорее всего, он возглавлял одно из забайкальских отделений «ОСОАВИАХИМа».
– Почему именно забайкальских?
– Жителю западных или, скажем, дальневосточных областей было бы сложно работать здесь вербовщиком. Не зная хорошо региона, местных особенностей и обычаев, не имея широкого круга общения – это практически невозможно.
– Что ж, всё логично, – согласился подполковник, а Бутин еще более уверенно продолжал:
– Организации «ОСОАВИАХИМа» располагаются, как правило, только в областных и крупных районных центрах, поэтому установить, где именно работал Зых, не представит особого труда, даже если он носил другую фамилию. Надо срочно проинформировать наших, пусть поработают в этом направлении: родственники, знакомства, связи и всё прочее… Понятно, что сам-то Зых в тайгу на нелегалку отвалил, а в социуме у него наверняка много кого осталось, глядишь, и появится выход на подполье.
– Правильно мыслишь, капитан! – снова не удержался от похвалы Крапивин, а у Бутина уже был готов следующий вопрос:
– Охарактеризуйте атамана Вьюкова.
Подполковник чуть подумал:
– Этот персонаж куда сложнее, весь соткан из крайностей. Для него не существует никаких светотеней, есть лишь черное и белое. Приемлет человека или как друга, или как врага, без всяких промежуточных вариаций. Опасен во всех отношениях, абсолютно беспринципен, маниакально подозрителен, необычайно изворотлив. Несмотря на некоторый интеллект, какое-никакое воспитание и высшее образование, у Вьюкова масса плебейских проявлений. Прежде всего, любит внешние эффекты: уж если револьвер, то с посеребрённой рукояткой, если головной убор, то непременно атаманская папаха, если сапоги, то обязательно со шпорами, если офицерская амуниция, то кавалерийская, с ремнями на два плеча… Беспредельно амбициозен, честолюбив, тщеславен и самоуверен – этакий Наполеон уездного розлива. Невольно возникает карикатурно-дураковатый образ, но, отчасти, это не более чем мимикрия. Вьюков находчив, инициативен, изобретателен, напорист, способен сплачивать и заражать своими замыслами соратников. Но главным его аргументом при общении с людьми является устрашение.
– Устрашение?
– Да, – подтвердил Крапивин. – На устрашении, на страхе, основываются и управление отрядом, и дисциплина, и межличностные отношения… Самосознание, долг, идея борьбы и всё прочее – вторично. Главное – страх, страх и еще раз страх! Вьюков прекрасно понимает, что его воякам податься некуда – у каждого солидный счёт перед Советской властью, и поэтому безнаказанно вытворяет всё, что взбредет ему в голову. Страх смерти – вот основной воспитательный инструмент атамана, чуть что – одна пуля в сердце, вторая в затылок. Но самое главное, что жестокий страх, нагнетаемый вьюковским штабом, порождает ответную жестокость рядовых бандюков: ты бы посмотрел, что вытворяют эти негодяи с захваченными пленными, как расправляются с людьми во время своих налетов. Лично меня уж и удивить-то, вроде, нечем, а кровь в жилах иной раз леденеет: жгут заживо, рубят на части, вешают… Сам Вьюков жесток патологически: незадолго до моего появления здесь, одна молодая женщина призналась ему, что находится на пятом месяце беременности, просила отпустить домой. Он дал согласие, а потом приказал Скрыннику столкнуть её в пропасть, инсценировать несчастный случай на марше.
– Не может быть!? – Бутин в ярости сжал кулаки.
– Еще как может! – жестко возразил подполковник. – Мне об этом сам «Ржавый», будучи в пьяном кураже, поведал. Примечательно, что даже он, записной палач, не хотел её убивать, а предлагал спровадить «икряную», как он выразился, на какой-нибудь отдалённый хутор. Да не тут-то было: разве Вьюков допустит, чтобы кто-нибудь ушел из его банды живым. И еще был случай: не так давно прямо на моих глазах лично расстрелял трех человек, без суда, как говорится, и без следствия.
– За что?
– За пьянство, сон и демаскирование на боевом посту.
– Ну, за это и в нашей армии расстреляли бы, как пить дать.
– Не исключено… – вынужден был согласиться подполковник.
Ломая пальцами багуловую веточку, Бутин спросил чуть озадаченно:
– А почему не восстанут? Урки ведь тёртый народ, отчаянный, да еще и вооруженный… Этого зверюгу сместить, другого назначить, более лояльного, вот и всё.
– Абсолютно исключено, – отрицательно покачал головой Крапивин. – Это ведь не тривиальная уголовная шайка, живущая по-понятиям, где какая-то справедливость все же существует, и главарь выбирается голосованием на толкови'ще. Здесь всё по-другому: страх, жестокость, отлично налаженная взаимная слежка и стукачество, да и контрразведка Скрынника не дремлет: каждый плевок, каждый чих контролирует… Ходит слух, что какое-то время назад шептались тут двое между собой по ночам… – отгоняя рукой звенящий комариный рой, подполковник на миг умолк.
– И что? – нетерпеливо поторопил его Бутин.
– А потом оба повисли на одном суку, вот что!
– Н-да… – глубоко вздохнул капитан, потом спросил. – Ну, а что собой являет этот самый Скрынник?
– Здесь, как говорится, «труба пониже – дымок пожиже», – невесело усмехнулся Крапивин. – Особым интеллектом данный деятель не отягощен, но его хитрости и коварства хватит на семерых… Короче говоря: вражина сильный и неглупый, хотя косит под психованного полудурка.
– Несколько слов о пани Шидловской, – попросил Бутин.
– Здесь вообще всё очень сложно… – Крапивин встал, внимательно осмотрелся вокруг. – Конечно, она тоже опасный враг, но нельзя отрицать, что при этом натура утончённая, романтическая, получившая достойное воспитание. Какая причина может связывать её, аристократку, с таким ублюдком, как Вьюков? Одна лишь оголтелая идея борьбы с классовым врагом что ли?
– Надо полагать не только это: как ни крути, а сынка Диму эта парочка по обоюдному желанию сварганила… – сказал Бутин.
– Парочка – гусь да гагарочка, – как-то отстранённо пробормотал Крапивин и после короткой паузы вернулся к основной теме. – Итак, через некоторое время начнём выманивать из города подполье, для этого используем Глотова, захваченного на аэродроме Могзон. Наши посадят бандита в машину, бинтов на голову намотают да повозят по городу. В его присутствии арестуют трёх-четырёх человек, пусть идет слушок, что раненый «Глот» заговорил и сдаёт агентуру, явки и всё прочее… Вот тогда-то они всю сеть в тайгу и утянут.
– Вряд ли, – усомнился Бутин. – Кого знает Глотов? Пару-тройку «двоек», и всё. При их организационной структуре потери будут минимальными.
– Ошибаешься, капитан, судя по моим наблюдениям, Глотову известно значительно больше, чем можно предположить. У атамана к нему особое доверие, он неоднократно поручал ему самые сложные задания и «Глот» их отлично выполнял.
– Всё это конечно хорошо, но я предлагаю перестраховаться и укусить их ещё и с другого боку, – упрямо проговорил Бутин. – С арестом «двоек» Глотова повременить, активно разрабатывать Зыха и взять хотя бы одного деятеля из его близкого окружения. Тогда вьюковцы поймут, что гребёнка чешет со всех сторон, и чтобы не попасть под неё, выход у них единственный – драпать в леса!
– С твоими доводами, капитан, трудно не согласиться. Если всё получится так, как задумано и подполье перекочует в тайгу, мы приступим ко второй части плана, только уже фиктивного: к подготовке налёта на рудник «Любовь». Атаман на это клюнет непременно, уж очень приманка соблазнительная – золото!
– Уверены в этом?
– Абсолютно! Такой сквалыга, как Вьюков, за него и мать родную продаст, – с твердой убежденностью сказал подполковник. – Слушай дальше: как только сюда придёт городское подполье, то вскоре прилетит и «десант из Харбина», якобы, для усиления отряда перед ответственной акцией. После этого местность вокруг лагеря будет оцеплена двойным кольцом, через него и заяц не проскочит, – задействуются целый погранотряд и батальон НКВД! Операцию начнем мы: я, командир десантной группы и его заместитель. Поутру организуем экстренное совещание в командирской землянке, там захватим и блокируем членов штаба. В это же самое время парашютисты снимут посты и обеспечат нашим внешним силам проход на территорию базы. – Крапивин чуть помолчал, затем раздельно и медленно, словно диктуя, проговорил. – Запомни на всякий случай, Сергей, вдруг со мной что-либо случится, – сигналом на вылет десанта послужит единственное слово на основной волне: «Ждем» и координаты места приземления. По этому же сигналу начнется окружение лагеря.
– Всё ясно, товарищ подполковник. Но с вами ничего не должно произойти.
– Знаешь, иногда самая незначительная деталь может провалить тщательно проработанное дело. Вот представь хотя бы на миг, что из-за какой-то нелепой случайности ни меня, ни тебя тут не стало. Что тогда делать нашим? Поищи-ка снова эту чёртову «Свободу» на сорока тысячах квадратных километров непролазной тайги! Целых три приграничных района в их распоряжении: Акши'нский, Кы'ринский и Красночикойский – гуляй, не хочу!
– Да уж… – соглашаясь, проронил капитан и поинтересовался. – Подпольщиков человек пятьдесят придёт из города, так?
– У тебя устаревшие данные. Времени атаман даром не терял и людей у него сейчас значительно больше. Поэтому, всё очень непросто, драка предстоит серьёзная.
– А может, переловить этих деятелей во время следования в отряд?
– Исключено! – категорично возразил подполковник. – Всей массой они сюда идти не станут, будут пробираться «двойками» и «ядрами». И целой армии не хватит, чтобы перекрыть их вероятные пути.
– Наверное, вы правы, – согласился капитан и, как бы подводя некий итог, добавил. – Что ж, все предварительные задачи мы выполнили: и японцев в лоб щелкнули, и взрывчатку у бандитов отобрали, и весь областной преступный сброд в кучу вот-вот сгоним, – голос Бутина вдруг наполнился торжествующей злостью. – Дело за малым: раздавить этот гадюшник одним ударом!
– Ты ещё одно обстоятельство упустил, а ему цены нет, – напомнил Крапивин. – Появился реальный шанс получить адреса новых врагов, которых завербовал Зых. А уж он-то знает, где, как и кого искать, для этого пол-Забайкалья объездил, почти месяц отсутствовал.
– Небось, давно кандидатов присмотрел. Взять бы только живым эту сволочь.
– Именно для этого ты и прибыл сюда: захватить Зыха мы обязаны до начала операции по уничтожению банды, для этого должны реализовать мою задумку-«легенду»!
– В чем она заключается?
– В том, что ты будешь обязан попасть в руки контрразведчиков.
– Вот даже как!? – удивился Бутин. – И где же я их отыщу?
– Ты получишь приказ пойти на явку в село Елизаветино, якобы за тем, чтобы отнести посылку и письмо. И то, и другое – «компра»! О ее содержании расскажу позже, сейчас просто некогда. На самом деле тебе отводится роль живца, а точнее – жертвы. Смысл тут вот в чём: с моей «помощью» Вьюков скоро начнёт подозревать, что госбезопасность выявила связника и хозяина явки Жердева. Я предложу атаману извлечь из создавшегося положения двойную пользу: проверить, действительно ли это так, и если всё подтвердится, то попутно всучить в НКВД компромат на одного важного военного туза. Это поможет мне избавиться от денег, а то бандиты на них уже свою пасть разинули.
– И как это будет выглядеть?
– Согласно плану, Зых сопроводит тебя до явки и прикажет отнести туда посылку с деньгами. Сам укроется неподалеку, рисковать своей головой ему не велено, чуть что – обязан отвалить восвояси. Но ничего этого не произойдет, потому что наша операция по захвату вербовщика состоится на полпути… – Крапивин с резким взмахом стегнул березовой веткой по густой кули'ге зудящих перед лицом комаров.
– Как родилась эта идея? – полюбопытствовал Бутин.
– Можно сказать, случайно. Краем уха я услышал, что все проблемы со связниками, явками, заподозренными в измене агентами, как правило, решает только вербовщик Зых. Вот тут-то и возникла мысль «засветить» елизаветинскую явку и её хозяина, чтобы вытащить Бориса Петровича за пределы лагеря в твоём сопровождении. Это единственная возможность взять его теплым.
– Всё как-то уж очень сложно… – скептически проговорил Бутин. – Не много ли чести из-за Зыха такой огород городить? Узнать, куда он собирается идти, сообщить нашим, пусть они его по дороге сцапают, вот и все дела!
– Если бы это было так просто… – усмехнулся в темноте Крапивин. – Ты ведь понимаешь, что любая засада, это, как правило, обязательный огневой контакт. А Зых нужен нам только живым. У мертвого сведений о вербовках не получишь, а самим их выявлять – нет ни времени, ни сил.
– А не подловили они вас, товарищ подполковник? Уж больно гладко всё получается.
– Уверен, что нет. Адрес явки мне никто не сообщал, узнал его из разговора Вьюкова, Зыха и Скрынника. Откуда ж им было знать, что в ту позднюю дождливую ночь я, совершенно «случайно», находился у окошка штабной землянки…
– Инсценировка исключена? – в голосе Бутина продолжало сквозить сомнение.
– Полностью ничего исключать нельзя, поэтому, придётся идти на риск. Зых в Елизаветино отправится, естественно, не один, захватит не менее шести-семи своих мордоворотов… – при этих словах Крапивин испытующе глянул на Бутина. – Ты, кстати, со сколькими можешь справиться?
– Ну, с двумя-тремя как-нибудь разберусь, – капитан сосредоточенно потискал левой ладонью правый кулак. – А вот если шестеро, то… х-м, сложновато…
– Хорошо, что не переоцениваешь свои возможности. «Как-нибудь» в этом деле – не годится, надо только наверняка. Такого шанса у нас уже не будет.
– А может, ещё покумекать? Глядишь, что-то более простое прорисуется…
– Нет, я перебрал все варианты, ничего другого придумать невозможно, – отрицательно покачал головой Крапивин. – Тщательно изученные акции «Свободы» в этой местности, работа с картой и мои походы с бандитами по данному маршруту, позволяют судить: каким бы путём Зых не следовал в Елизаветино, а навесного пешеходного моста через речку Тура' ему не миновать. Вообще, она не широкая, но после осадков буквально вздыбилась, форсировать её весьма затруднительно. В прибрежном ивняке наши устроят засаду. А ещё одну, для подстраховки, в ста метрах ниже по течению. Кроме этого, две отдельные группы блокируют оба конца моста, дабы никого из местных жителей туда черт не занес, хотя поздней ночью это и так маловероятно. Чтобы всё получилось, как задумано, постарайся идти вплотную впереди или позади Зыха. Ступив на мост, начинай считать шаги: сто двадцатый – это середина. Для облегчения твоей задачи в этом месте будет убрана верхняя жердь левых перил. Именно тут схватишь бандита в охапку и перевалишься вместе с ним через нижнюю жердь. Падать придётся метра три. Не дай Зыху схватиться за оружие, а уж тем более – утонуть! Будет брыкаться, двинь его пистолетом по черепу, только не переусердствуй. Кстати, а ты сам-то как плаваешь?
– На воде держусь вполне уверенно, можете не сомневаться, – заверил Бутин.
– Большего от тебя не требуется. Схвати Зыха одной рукой за шиворот, интенсивно работай второй рукой и ногами да плыви по течению. А там и наши подоспеют на лодке. Вот, в общем-то, и всё.
– А что, если кто-нибудь из охраны сиганёт спасать вербовщика, тогда как?
– Не успеет! – твёрдо пообещал Крапивин. – Как только вы оба плюхнитесь в реку, мощный фонарь осветит оставшихся на мосту, и они будут тут же уничтожены снайперским залпом. Ну, а если выйдет так, как ты предполагаешь, то пистолет и нож держи наготове и бей того «спасателя» на поражение. И еще: не забудь оснастить пистолет темляком из тонкой прочной веревки. Перед прыжком в воду надень темляк на запястье, а то еще выронишь ствол ненароком и останешься безоружным.
– Темляк я сделаю обязательно, – согласно кивнул Бутин, затем спросил. – А вдруг группа разделится, и через мост будет переходить, допустим, па'рами?
– Молодец, соображаешь! – одобрительно сказал разведчик и пояснил. – У вьюковских командиров, кстати, так и заведено: в опасных местах вперед высылают дозор, а уж потом сами идут. Зых – не исключение! Но пусть тебя это не беспокоит: мы с атаманом ему прикажем глаз с «живца» не сводить и не отпускать от себя ни на шаг.
– Понятно, – Бутин усмехнулся. – Интересно получается: мост уже второй раз нас выручает: чтобы прервать голубиную связь – строим мост через Джарчу. Чтобы взять живым Зыха – используем мост через Туру. Прямо какая-то мостовая эпопея…
– Что ж, мост, дело такое, стратегическое, я бы сказал, – улыбнулся и Крапивин. – Ну, а какие-то дополнения, замечания по моему плану у тебя есть?
Капитан минуту собирался с мыслями:
– Есть. Как вы собираетесь такой объём информации втиснуть в одну «эр дэ»?
– Постараюсь максимально уплотнить текст. Если не получится, придётся выходить в эфир дважды.
– Вьюкову и его штабистам это не покажется подозрительным?
– Думаю, что нет. В связи с подготовкой вылета десанта, мой радиообмен с «Харбином» в последнее время достаточно интенсивен.
– А почему вы думаете, что на роль «живца» буду назначен именно я?
– Полностью я в этом не убеждён, но шанс, что произойдёт именно так, есть, – ответил Крапивин. – Всего вас, беглецов, пятеро. Авдеев с атаманом как-никак старые знакомые, и уж его-то он контрразведке не отдаст. Остаётся четверо. – Крапивин согнул мизинец на левой ладони. – Но и тут вроде всё в нашу пользу: один предатель, бывший старший лейтенант… этот, как его?
– Стадников, – подсказал Бутин.
– Да, Стадников. Он тоже вне конкуренции, так как в армии был специалистом по вооружению. Знаком с любым отечественным и зарубежным стрелковым образцом, соответственно, умеет ремонтировать, настраивать и так далее… Вьюков, как узнал это, чуть в гопак не пустился. У него была серьёзная проблема: оружия наворовали кучу, а половина не работает – утиль. Теперь всё изменилось, – разведчик поджал к ладони очередной палец. – Далее: отпадает и ещё один беглец, бывший полицай Те'сля. Этот в кулинарном деле преуспел, до войны был шеф-поваром центрального ресторана в Калинине. Потом расстреливал наших людей, а ещё позже – ублажал деликатесами немцев в офицерской столовой. Ты только представь: в таёжных условиях умудряется потчевать Вьюкова и Шидловскую такими гастрономическими изысками, какие даже в московской «Астории» не всякий раз предложат. Заливные изюбриные языки с брусникой на стол подаёт, сволочь! Его атаман за здорово живёшь, тоже не отдаст на заклание. Таким образом, остаются двое: ты и майор Долматов, бывший начштаба стрелкового полка. Он сдался фашистам в сорок первом и лютовал потом в Смоленском лагере военнопленных, тебе это должно быть известно…
– Ещё бы, – деревянно сказал Бутин, – перед трибуналом рука об руку стояли.
– Так вот: шансы у вас пока равны, но накануне операции твои значительно увеличатся, так как майора Долматова нежданно-негаданно посетит диарея. Да такая, что хоть штаны не надевай, об этом позабочусь лично я, – с этими словами разведчик сложил все пальцы в кулак и опустил руку. – Ну, ещё вопросы будут?
– Нет, всё предельно ясно, товарищ подполковник.
– Тогда давай расходиться, капитан, время. Впрочем, погоди… – Крапивин чуть помедлил. – Хочу спросить: ты, часом, не болен?
– Нет, – выдержал Бутин близкий и пристальный взгляд командира.
– Но ведь что-то с тобой происходит, я же не слепой. Сегодня днём обратил внимание на твои глаза.
– Ничего существенного, наверное, немного устал…
– Или нервы? – подполковник всё смотрел Сергею в лицо, подсвеченное лунным светом. – Скажи прямо.
– Может быть, – не стал тот отрицать. – Но я соберусь, не сомневайтесь!
Подполковник дружески приобнял Бутина:
– Встряхнись, ещё немного, и всей этой сволочи конец! – он качнул головой в сторону притихшего бандитского бивака. – Потом отдохнем. А сейчас ты мне нужен бодрым и сильным. Понял?
– Так точно!
– Ну, а теперь до свидания, капитан, – Крапивин крепко пожал его горячую ладонь, – иди в лагерь, если на кого-нибудь нарвёшься, скажешь, что отходил по нужде. Я вернусь под утро, сегодня мой черёд посты проверять.
– До свидания, товарищ подполковник.
Разведчики расстались в густом перелеске так же незаметно, как и встретились.
ШИФРОРАДИОГРАММА
«Благодарю [за] выполнение задания! Участники награждены орденом «Золотого Коршуна», особо отличившимся присвоен чин унтер-офицера. РДГ поставлена [на] денежное [и] прочие виды довольствия японской армии. Приказ: прииск «Любовь», (р-н Хапчеранга). Силами «Свободы» [и] отряда [в] 30 парашютистов взорвать драгу [и] оснастку, захватить золото, спрятать [в] тайниках. Тяжелое экономическое положение СССР весьма усугубится, поставки [по] ленд-лизу затруднятся. Оружие, взрывчатку, рации доставит десант. Командир – капитан Дацкевич Н. Н. Пароль, отзыв – как при вашей заброске.
«Лотос».
– Неплохо, Григорий Семенович, очень даже неплохо, – с удовлетворённым видом проговорил Шадрин, откладывая бланк с только что изученным текстом. – Лишь одно меня смущает: чем вы будете с Афанасием Акентьевичем рассчитываться, или забогатели ненароком?
– Да где уж нам, бедным крестьянам… – поддержал его игру майор, сидевший напротив. – С шапкой по миру пойдем, глядишь, и насобираем атаману и его войску на все виды довольствия.
Контрразведчики от души посмеялись. Потом Шадрин повторил:
– С драгметаллом отлично придумали, я бы даже сказал – изящно! Золото, это всегда лакомый кусок и Вьюков отчётливо понимает, что в случае успешной операции ему лично тоже кое-что перепадет. У таких как он, алчность – главная движущая сила.
– Это точно, – подтвердил Степанов, а Шадрин после небольшой паузы поинтересовался. – Ну, а по Зыху появились какие-нибудь новости?
– Появились, товарищ полковник. Борис Петрович Зых это, не кто иной, как Юрий Леонидович Радченко, бывший заместитель начальника областного отделения «ОСОАВИАХИМа». Вы помните нашу работу в сороковом году по антисоветской группировке Георгия Измаилова?
– Разумеется, помню. Не очень результативная, надо признать, была операция, нескольким главарям удалось скрыться.
– Всё верно, – кивнул майор. – И одним из них был Радченко. Столько лет о нем ни слуху, ни духу, и вот наконец-то прорезался, но уже не как Радченко, а как Зых, помощник атамана Вьюкова.
– Жив, значит, курилка, – недоверчиво покачал головой Шадрин. – Помнится, еще тот был деятель, с полсотни восьмой статьей буквально в обнимку ходил… Ну, и что нам дает это старое знакомство, Григорий Семенович?
– Многое дает, товарищ полковник. После получения шифровки от «Лидера» и установления личности Радченко, мы сразу же перетряхнули его старые связи, но ничего существенного не нашли. Помог случай: осуществляя наблюдение за членами трех «двоек», которые сдал Глотов, обнаружили, что все эти адреса посетила некая женщина. Выяснилось, что это Юлия Владимировна Полуянова, служащая билетной кассы центрального железнодорожного вокзала. Ей тридцать восемь лет, весьма хороша собой, разведена, бездетна, проживает в доме по улице Калинина в однокомнатной коммуналке. Судя по всему, выполняет роль связника городского подполья.
– А причем здесь Зых, то биш Радченко?
– А при том, что эта самая Юлия Полуянова перед войной работала в аппарате областного «ОСОАВИАХИМа» бухгалтером…
– Вот оно как! – воскликнул Шадрин и, переосмыслив услышанное, поинтересовался. – В интимной связи с Радченко она состояла?
– Если бы это было установлено, то ее еще бы в сороковом разрабатывали как соучастницу… Зато совершенно точно известно, что четверо суток назад на квартиру Полуяновой приходил мужчина и оставался там на ночь. Нет никакого сомнения, что это был Радченко. Его появление у Полуяновой совпадает по времени с радиограммой Крапивина об убытии Зыха в «командировку». Подтверждает этот факт и словесный портрет Зыха, созданный со слов соседей Полуяновой, оснований не доверять этим людям, у нас нет. И вот теперь-то об интимной связи Радченко и Полуяновой можно судить с уверенностью. Вполне возможно, что она и в сороковом году существовала.
– Не исключено… Сказано ведь: старая любовь не умирает, – согласился полковник и, помолчав, задумчиво обронил. – Вот вам и «косой Ехим», ишь как всё повернулось-то… Молодцы Крапивин и Бутин, сработали великолепно! А как теперь будем действовать мы, Григорий Семенович?
– Действовать, думаю, нужно так: как только «Лидер» сообщит об очередном убытии Зыха, делаем засаду на квартире Полуяновой, ждем его появления и берем тепленьким. Уж теперь-то не ускользнет – адресок зазнобы имеем точный.
– Не получится, товарищ майор! – неодобрительно нахмурился Шадрин. – Не получится по двум причинам. Первая: ждать Зыха-Радченко на квартире любовницы можно до Рождества Христова – и не дождаться, вдруг он лишь через полгода у неё появится… Вторая: Москва нам так долго ждать не позволит, со «Свободой» приказано заканчивать.
– Что-то изменилось, товарищ полковник? – тревожно поинтересовался Степанов.
– Да, Григорий Семенович, изменилось… – невесело кивнул Шадрин. – И, к сожалению, не в лучшую сторону: вчера миллионная Квантунская группировка приведена в полную боевую готовность. Танковые соединения японцев выдвигаются из дальних тылов к нашим рубежам, на приграничные полевые аэродромы перебрасывается авиация, проводится дополнительная мобилизация вооруженных сил Внутренней Монголии. О такой массовой концентрации войск наша агентура еще не докладывала.
– Может, очередная провокация? Сколько их уже было, этих концентраций да выдвижений.
– Не исключено, товарищ майор, не исключено… – еще более мрачно обронил Шадрин. – Но расслабляться мы не имеем права! Итак, с чего будем начинать операцию? Слушаю ваши соображения.
– Начнем с того, что арестуем всех тех, кого нам сдал «Глот». Сделаем это демонстративно, как и планировали.
– Вы уверены, что этого будет достаточно для того, чтобы главарям увести подполье в тайгу.
– Не уверен, товарищ полковник, – не стал скрывать своих опасений Степанов. – Организационная структура «Свободы» позволит избежать массовых арестов, захват пары-тройки «двоек» нам мало что даст, основная сеть уцелеет.
– Несомненно. И что вы предлагаете?
– Одновременно с «двойками» задержать и Полуянову. Тогда Вьюков поймет, что мы вышли на ближайшее окружение Зыха, что кольцо будет сжиматься – прикажет уходить в тайгу.
– А вам не кажется странным то, что Полуянова появляется лишь на засвеченных точках?
– Это не так, товарищ полковник, – уверенно возразил Степанов. – Кроме известных нам явок, она была вчера еще на одной и, кроме этого, оставила донесение на «почтовом ящике». О существовании этих адресов Глотов ничего не знал, иначе бы сдал и их. Отсюда вывод: Полуянова является носителем значительного объема секретной информации. И если бы не сроки, то можно было бы через нее выйти еще на несколько явок или «почтовых ящиков».
– Сроки поджимают, а значит, приступаем к реализации плана! – решительно сказал полковник. – Основную концепцию операции мы обсудили, детали проработаете сами. Принимать в этом участие у меня совершенно нет времени – целое Управление на плечах… Итак, когда подполье пугнуть собираетесь?
– Да хоть завтра, – сказал майор и, помедлив, как-то просительно уточнил. – А может, все-таки здесь их попытаться переловить, чем в тайгу вытягивать, а, товарищ полковник?
– Всех адресов мы не знаем, разбегутся бандюки, – категорически не согласился Шадрин. – Нет уж, Григорий Семенович, лучше помедленнее, но зато наверняка. Радируйте Крапивину, пусть готовится к приему многочисленной делегации.
***
– Ну вот, Афанасий Акентьевич, опять нечто реальное! – «Лидер» протянул расшифрованную радиограмму. Атаман обежал ее глазами, хмуро усмехнулся:
– Для вас нечто реальное, а для отряда снова потери.
– Ничего не поделаешь – война… И теперь уже совершенно ясно: наступление Квантунской армии не за горами!
– Думаете, после ледостава начнется?
– Абсолютно уверен в этом! – убеждённо кивнул разведчик. – На пути японцев множество водных преград, поэтому им нет смысла каждую речку форсировать при помощи понтонов или строить мосты, гораздо выгоднее чуть повременить. Но это дело японского Генштаба, наша задача скромнее – прииск «Любовь». Чтобы большевики меньше кусались, мы должны выбить их золотые клыки. Вы представляете, господин атаман, насколько эффективным будет этот удар?
– Уже представил, – озабоченно проговорил тот. – Я знаю этот старинный прииск, в свое время мой отец имел на него виды, хотел стать одним из пайщиков. Не надейтесь, что «Любовь» можно взять шутя и голыми руками, уж простите за каламбур! Там одних старателей сотни полторы наберется, кроме них: жители, охрана, прочий сброд…
– А сколько человек сможем выставить мы, Афанасий Акентьевич? Не пора ли поговорить с открытыми картами?
– Почему бы и не поговорить? – чуть помедлив, согласился Вьюков. – Около полусотни бойцов я вам гарантирую, это точно.
– Плюс тридцать парашютистов, – подсчитал «Лидер». – Итого: менее восьми десятков. Для подобного рода операции – маловато. Дело нам придется иметь с тремя-четырьмя сотнями людей, и если все они окажут активное сопротивление, то…
– Кто не рискует, тот в тюрьме не сидит и не пьёт шампанское! – скривился в едкой усмешке Вьюков. – И потом, русское офицерство ведь всегда воевало не числом, а уменьем. Не так ли, господин поручик?
«Лидер» никак не отреагировал на его колкость, а главарь продолжал:
– Ладно, насчёт людишек что-нибудь придумаем, ради такого дела, возможно, придётся временно подключить к лесному отряду часть городского подполья… Но у меня вопросик возник: когда рыжевьё попя'тим, где его держать собираетесь?
– Это как понимать – попятим? – не понял разведчик. – Украдём, что ли?
– Что-то вроде этого… – снисходительно бросил атаман и посоветовал. – Вам нужно учиться понимать наш язык, Новицкий, не один пуд соли вместе съесть предстоит.
– Так ведь сначала попятить надо, Афанасий Акентьевич, – охотно отреагировал тот на его предложение. – А то ведь как в одном старом анекдоте получается: цыган еще лошадь не украл, а уже сына кнутом порет за то, что тот на её жеребёнке кататься будет и тем самым спину ему повредит. А жеребёнок-то еще и не родился.
– И все же? – не унимался Вьюков.
– Позднее я и сам хотел поговорить с вами на эту тему, – откровенно признался «Лидер». – Но раз уж начали, то отвечу: собираюсь оборудовать в тайге несколько тайников, местонахождение которых будет знать лишь самый ограниченный круг лиц. Там и припрячем до поры-до времени.
– Укромные места я знаю, – с заметным удовлетворением проговорил атаман. – Можно так заны'кать, что и сам леший не сыщет.
– Тогда вам и карты в руки, Афанасий Акентьевич. Только прошу учесть одно обстоятельство: золота видимо возьмем много, и это будет серьезная оплеуха большевикам. Так что на его поиски они бросят серьезные силы, и, несомненно, привлекут розыскных собак. Поэтому, озаботьтесь данным обстоятельством и учтите каждую мелочь.
– Хрен они что найдут, красножопые – мои ны'чки искать, это искать пульс на руке мертвеца! – в голосе главаря прозвучало презрение. – Рыжуху в воде схороним, никакие собаки не помогут. Мне такие потаённые озёра известны, что…
– Но, если собаки приведут облаву к тому или иному водоёму, энкавэдэшникам только останется исследовать его дно, – озабоченно возразил «Лидер».
– Не приведут, – урезонил его Вьюков. – Мы в дождь всё организуем, после него самая лучшая ищейка след не возьмет. Ей даже и верхнее чутьё не поможет, если при ходьбе за ветки не хвататься. Мне это дело знакомо, с каторги так оборвался…
– Да, всё правильно, – кивнул «Лидер». – Тогда сделаем вот что: с завтрашнего дня я начну разработку операции, Скрыннику поручим подготовку площадки для приземления парашютистов, а вы вплотную займитесь устройством надежных тайников, с нанесением их на карту в единственном экземпляре.
– Каких людей привлечем к этому делу? – Вьюков подчеркнуто-выразительно посмотрел в глаза разведчику. Тот ответил не менее многозначительным и очень долгим взглядом:
– Возьмите тех, в ком менее всего нуждаетесь… И чтобы каждый из них смог пройти значительное расстояние по пересеченной местности с тяжелой ношей. Но разберемся, − он выделил слово «разберемся», – мы с ними уже после операции… Народу и так не хватает. Лошадей в этом деле задействовать, думаю, не стоит – скрытность не та.
– А с косоглазыми как поступим? – с деланным равнодушием поинтересовался Вьюков. – Сколько им будем отстегивать от фарта? Ведь всё равно стребуют.
– Стребуют, нет спору. Но только сначала мы прикинем, какую долю нам себе, как вы изволили выразиться, отстегнуть, а дальше будет видно… Эта «бухгалтерия» − наша, и только нам предоставляется право решать: кому и сколько… Хватит бедствовать! Я – русский дворянин, готовился получить солидное родительское наследство, а вместо этого имею – шиш да воюю беспрерывно уже четверть века! – со сдерживаемым гневом проговорил «Лидер».
− В своё время и я не бедствовал, если бы не эта треклятая пролетарская революция, приведшая к власти батрачье отродье! − поддержал его возмущение атаман и, задумчиво сощурившись, закончил. − Ставка Ленина и его жидо-масонской кодлы на маргинальную российскую сволочь оправдалась, к сожалению, полностью.
− Ставка на маргинальную сволочь… Это вы не слабо свинтили!
− Я, знаете ли, не привык, растекаться мыслью по древу… − Вьюков потемнел лицом. − Жил в свободной, гордой и могучей стране, учился, работал, имел что хотел, а сейчас у меня, как у латыша: хрен да душа! И больше ничего нет, отнято абсолютно всё! Годами в моих карманах не водилось больше пяти рублей на день, а жить хотелось по-человечески достойно, ни в чем себе не отказывать…
– Как говорится: на последнюю пятёрку – найму тройку лошадей! – понимающе усмехнулся «Лидер».
– Вот именно, – печально улыбнулся и Вьюков.
− Не прибедняйтесь, Афанасий Акентьевич, ваше теперешнее заграничное состояние сторицей перекроет все прошлые издержки, только сумейте им толково распорядиться, не спустить по мелочам… А то ведь как в том шутовском псаломе может получиться: «Наш отец благочинный, про'пил полушубок овчинный и сапоги, и сапоги, и сапоги-и-и…»
– Верно толкуете, поручик, - промотаешь кроха'ми – не соберёшь и вороха'ми! – соглашаясь, кивнул атаман… Наследство дело хорошее, но если есть возможность ещё заработать, то зачем такой шанс упускать? Посему рассчитываю на приличную отты'рку[3].
– Поддерживаю вас полностью! Мы сами определим золотой эквивалент компенсации, которую нам обязаны вернуть большевики, а остатки получат жёлторожие мартышки! Мне весьма по душе поговорка, которая бытует в нашем отряде: «Живёшь за Байкалом – не щёлкай едалом!» – разведчик вдруг резко приблизился к собеседнику лицом и вонзился в его глаза злым немигающим взглядом. – Или я что-то неправильно излагаю, господин атаман?
– А вы мне нравитесь все больше, Новицкий, – отреагировал тот комплиментом. – Думаю, вы из тех парней, которые готовы за идею жизнь отдать, но при этом хотят знать, сколько это будет стоить?
– Уверен, что и вы из таких же, уважаемый Афанасий Акентьевич, – не без яда в голосе, ответил «Лидер».
– Я да, безусловно! Причём, никогда, ни перед кем этого не скрывал. И всегда исповедовал тезис: кто первый со стола схватит, тот и сыт! Но вы-то служите вашему божественному Микадо по кодексу офицерской и дворянской чести! – злорадно напомнил главарь, имея в виду их давний разговор на стрельбище. − Или в вашем мировоззрении что-то изменилось, а?
– Когда я нищенствовал в токийских притонах, небожителю было наплевать на меня, – медленно и раздраженно процедил «Лидер». – Именно поэтому оставляю за собой право позаботиться о своей нынешней жизни и о неизбежной старости. Что же касается кодекса чести, то, клянусь, от него я не отступил ни разу!
– Да вы просто святоша, Новицкий! – мрачновато изрек Вьюков.
– Где уж мне, грешному. Это вы, атаман, святее самого Папы римского.
– Ради бога, поручик, я не собирался вас обидеть, – извиняющимся тоном запротестовал Вьюков.
«Лидер» резко встал, направился к выходу из штабной землянки, на пороге задержался, будто что-то вспомнил, холодно спросил:
– Ночью у меня плановый сеанс связи с «Лотосом»: что ответить по поводу полученной шифровки?
– Передайте, что приступаем к разработке операции. И больше никаких подробностей. Будем крепко мыслить, с какого боку подступиться к этому делу.
– Я вас понял, господин атаман, – разведчик закрыл за собой дверь.
[1] ЗКВ – Забайкальское Казачье Войско.
[2] Все перечисленные разведчики – реальные сотрудники Читинского УНКГБ, погибшие при выполнении боевого задания на территории Маньчжурии. В холле здания областного УФСБ установлена мемориальная плита с их именами.
[3] Отты'рка – утаённая часть наворованного или награбленного (жарг.)
Продолжение
