Она очень злилась. Злилась на себя, на Фёдора, даже был грех, разозлилась на девчонку, которая соскучилась и бежала к отчиму и уж фточно не была ни в чем виновата.
Вот ведь я идиотка, настроила себе замков воздушных и планов неосуществимых. Слава богу, не успела ничего ему сказать и предложить себя в сожительницы. Вот стыд-то был бы!
Конец ее страданиям был положен ежедневной больничной круговертью. Кто-то выписывался сам, кого-то «выписывали» высшие силы, у кого-то открылась рана, пропали костыли, не хватало перевязочного материала, старый анестезиолог «набрался» накануне операции, санитарка опять грубила больным и их родственникам. Одним словом, крутилась Марина, как чept на верёвке и про Фёдора вспомнила только к вечеру. В кардиологию не пошла, да и Фёдор, чувствуя неловкость и каплю вины, на глаза Марине не показывался.
День, когда Нюра со Светочкой приехали его навестить, стал самым счастливым для мужчины. Нюра была тихой и смирной, Светочка радостно возбужденной, а Фёдор млел от тепла и счастья, которое разливалось по груди. И неважно, что не привезли ему никакую передачку, бог с ней, с передачей, главное, что его девчонки рядом, улыбаются, Нюра глаза прячет и деликатно не спрашивает о самочувствии.
На самом деле до самочувствия Фёдора ей и дела никакого не было (вот такой каламбур), ей не терпелось потратить те несчастные копейки, которые соседи собрали ей для Фёдора:
А, что? Он тут на полном довольствии лежит, не голодает, вон лицо какое справное, да румяное. А я одна в доме, без мужика. И воды принести и печь истопить и еды наготовить…От тяжёлой работы спина ноет и руки отваливаются. Так что фиг ему, а не гостинцы, обойдётся. Лучше себе куплю халвы в шоколаде и сыра с селёдкой и колбасой.
Вот такие ее тайные гастрономические желания были приняты Фёдором за кроткость и смирение.
Ну, всё, Света, прощайтесь, нам ещё долго добираться до дома, совсем по темноте приедем, - оторвала она дочку от Фёдора, неловко ткнулась носом в его небритую шею и потащила ребёнка к выходу.
Фёдор опять стоял у окна в больничной пижаме и смотрел вслед уходящим. Только сейчас чувства были другими, тоска так сдавила грудь, что он поспешил в палату от приступа подальше.
Больше всего мужчину ранили слова Нюры: «Может, ты, Федя, попросишь тут местных айболитов, чтоб подержали тебя в больнице подольше, хорошо бы до весны. Чтоб уж совсем на ноги встал. А, то ведь, мне за тобой ходить некогда будет, у меня по дому дел невпроворот, - она будто выстрелила в него этими словами и поспешила к выходу, крепко держа за руку ребёнка.
Всё это Фёдор обмозговал уже ночью. До него, наконец-то дошло, что не нужен он Нюре - ни больной, ни здоровый. Сна не было, сердце ныло, царапала душу вина перед Мариной. Он ведь понимал, что испугался, струсил, а женщины трусов не любят. И только взяв с самого себя слово, что обязательно извинится перед Мариной, ему стало немного легче.
Но встретиться им в ближайшее время так и не довелось.
В то морозное январское утро Марина бежала в больницу задолго до начала смены. Главврач ждал со дня на день райкомовское начальство и приказал «вылизать» больницу до блеска со скрипом. Как самая безмужняя и бездетная Марина планировала придти к шести утра и переделать кучу дел.
Она с разбега налетела на женщину, которая сидела на корточках на крыльце в обнимку с огромным кожаным чемоданом. Если бы дверь в приемный покой была не заперта, Марина так и пробежала бы мимо, но….
Санитарка, паршивка, опять всё позапирала и дрыхнет, небось, у себя в подсобке. Постучав ногой в дверь и зубами друг о друга, Марина подошла к незнакомой женщине. Видно было, что та устала, сильно замёрзла и даже успела поплакать. Слёзы превратились в льдинки на щеках и на варежках, женщина была очень расстроена и Марина решительно подняла ее с колен.
Как давно вы здесь сидите? Что у вас случилось? Кто у вас в больнице? - Марина задавала вопросы, а сама уже тащила тяжелённый чемодан.
Проснулась санитарка, отворила дверь и впустила Марину с Тамарой Ивановной, бурча себе под нос, что ходют тут всякие.
Сразу, при посторонних, Марина не стала устраивать ей выволочку, но пообещала, что после с ней разберётся.
А пока налейте той женщине горячего чаю и помогите найти больного, к которому она приехала, - долго разговаривать Марина не могла, закрутили важные дела, больные и райкомовское начальство.
Выбравшись вечером с работы, еле-еле передвигая ноги от усталости, Марина вновь встретила ту женщину с крылечка. Тамара бросилась к ней с благодарностью и даже пыталась найти в своём необъятном чемодане какой-нибудь приятный пустячок для спасительницы.
- Ну, нашли вы своего родственника? Повидались? - устало спросила Марина.
- Нашла. Спасибо тебе, дочка, за всё. Спасибо. Если бы не ты, я точно замёрзла бы. Завтра попозже приду, прям к часам посещения, а сейчас на вокзал - поздно уже.
- Как на вокзал? Вы приезжая? - Марина сначала спрашивала просто из вежливости, а потом вдруг, неожиданно для себя и для Тамары, взяла ее за руки и сказала:
- А, пойдёмте ко мне. Я тут недалеко живу и одна одинёшенька. Не бойтесь. Как вас зовут? - быстро проговорила она, видимо, боясь передумать и опять взялась за старый кожаный чемодан.
В тот вечер женщинам не удалось ни познакомиться толком, ни поговорить. Тамара заснула сразу, едва коснулась подушки, а Марина смотрела на спящую незнакомую ей женщину и не верила ни глазам своим, ни ушам, ни тому, что она сделала. Где-то отдалённо, едва уловимо Тамара напоминала ей мать. Но только возрастом, потому как, характер у Тамары, насколько ей удалось понять, был совсем иным. Не всякая мать примчится за тыщу вёрст и будет мёрзнуть под окнами больницы, чтоб повидать свою деточку.
А ведь Марина даже не узнала, кто лежал у неё больнице: сын или дочка.
Ну, ничего, завтра узнаю, - и просто рухнула в кровать.
Проснулась Марина от ароматных запахов, доносившихся из кухни. На столе ее ждала стопка золотистых тоненьких блинчиков и несколько сортов варенья, вероятно из того, неподъёмного чемодана. Они завтракали, шутили над вчерашним происшествием и так спокойно и тепло Марине не было давно-давно.
Тамара рассказала, что приехала к сыну, ехала издалека, скорей всего придётся задержаться и что Мариночку ей сам бог послал.
На очередном дежурстве Марина, откинув гордость и детские обиды, первой пошла к Фёдору. Такой счастливой радости в глазах мужчины она не видела тоже очень давно. Они соскучились друг по другу, не могли наговориться, насмотреться, крепко держались за руки и ничего не видели вокруг.
Почти неделю Тамара навещала Фёдора, потом возвращалась в дом к Марине и ни одна, ни другая даже не догадывались, что любят одного и того же мужчину. Только одна - любовью открытой, материнской, самой сильной на земле, способной вытащить человека с того света, а другая любила по-женски, пока тайно, но не менее сильно.
Марина не сразу поняла, что опять несётся домой после работы и что совсем не хочет, чтоб Тамара от неё уезжала. А разговоры об отъезде уже шли.
Однажды Тамары не было почти целый день, сказала, что ездила навестить брата в деревню. Вернулась мрачнее тучи, а вечером сказала:
Скоро, Мариночка, сыночка моего выпишут, так я заберу его, наверное домой. Не хочу, чтоб к жене возвращался, да и не ждёт там его никто.
Окончание следует… (теперь уж точно окончание жмите)
