В издательстве «Питер» начали издавать поэзию. Это очень необычно: крупное издательство, специализирующееся на чём угодно, кроме стихов, взялось за современных поэтов. И – не прогадало! Маленькие поэтические издательства перешли к тиражам в 200-300, максимум – в 500 экземпляров, если речь идёт о живом классике. И книги расходились у них годами. А тут – молодые, почти неизвестные или про́клятые большим литературным процессом авторы тиражом в 3000 расходятся за считанные месяцы. Кто мог вообще такое предположить? И вот одна из таких неожиданных книг – «Родительская тетрадь» Ольги Старушко́. Что это за новый поэт, как она пишет, как устроена её новая книга, я и расскажу в этой статье.
Социологическая картина литературного пространства
Первый вопрос, который меня начал мучить: почему так получилось, что мы узнали об Ольге Старушко́ только в 2022 году?
На то есть несколько причин.
Во-первых, любой человек, погружённый в литературный процесс, скажет, что новые имена можно найти на страницах толстых журналов, в череде книг поэтических издательств (их на самом деле не так много и все на слуху), на сайтах интернет-журналов (их тоже немного), в критических обзорах, – всё это, конечно, большое, но вполне обозримое пространство. Так вот: Ольги Старушко́ нет нигде. «Новый мир» и «Знамя» её не печатают; «Лиterraтура» и «Textura» ничего про неё не знают; известные критики, пишущие обо всём и вся, молчат; «Воймега» или «СТиХИ» в своих издательских портфелях её не держат.
Более того, две её предыдущие книги «Корабельная сторона» и «Гласные» вышли в «Rideró». А это не очень хороший показатель: контора, которая раскручивает за деньги графоманов, вряд ли под стать серьёзному поэту. Тут, конечно, исключение; но исключение, подтверждающее правило.
Как, спрашивается, можно было узнать о таком поэте?
В какой-то момент популярна была фестивальная история: по разным городам возникали поэтические гуляния, и туда стремились люди – почитать стихи, показать себя, познакомиться, наладить какие-никакие горизонтальные связи. И литературное сообщество начало узнавать себя – целыми городами или регионами.
Случился Волошинский фестиваль в Коктебеле. И там возникли крымские поэты: Лев Болдов, Тихон Синицын, Андрей Поляков, Александр Люсый, Максим Жуков, Игорь Сид и т.д. Но даже в таком региональном разрезе было не разглядеть Ольгу Старушко́ (исключение: Волошинский поэтический конкурс – 2022, но это год такой – об этом отдельный разговор).
И это только часть проблемы. При желании всё это преодолимо. Однако я уверен, что Старушко́ всё это просто не нужно.
Вторая проблема заключается в том, что у нас имеется целая когорта литераторов, уверенных, что их не публикуют и не печатают, потому что есть какая-то тусовочка, не желающая видеть никого, кроме тех, кто входит в эту тусовочку. Если тебя издала Елена Шубина, всё, ты враг. Если тебя печатают толстые журналы, то ты продался с потрохами. А если имеешь какие-то дела с Захаром Прилепиным, то вообще всё – о чём с тобой говорить? Пропащ-щ-ая душа!
В этой когорте десяток-два человек, разбросанных по всему миру. В том числе и Ольга Старушко́. Найдя единомышленников, они начали потихонечку друг друга продвигать. Пишут критические заметки. Помогают издаваться. Ну, то есть тусуются потихонечку.
Но это – совсем другое дело, да? В общем, как обычно.
Так вот проблема этой когорты заключается в том, что у них сверхповышенная брезгливость, неготовность к сотрудничеству и застывшие представления о том, какой может быть литература. Об этом отчасти стихотворение «Не тронь меня»:
Сплюньте постмодернизм, ребята.
Вы поэтики, не солдаты,
вам подай не войну, а баттлы.
Рифмы, мальчики, шлак. Херня.
Мы пойдём как минёр – на ощупь –
а не геймер, который, морщась,
натыкается в World of Warships
на страницу «Не тронь меня!»
Но продолжим. Если кто предложит опубликоваться в толстых журналах или издать книгу в известном издательстве, они откажут и с гордостью объявят об этом публично. Такая литературная стратегия, как вы понимаете, тоже заслоняет от нас поэта.
В-третьих, у Ольги Старушко́ – с одной стороны, жутко традиционная поэтика, а с другой – иные стихи нуждаются в редактуре. Об этом чуть ниже ещё напишу. В этом нет ничего страшного, просто всё это в совокупности выводит поэта за пределы историко-культурного контекста.
Она была, она писала, она даже где-то публиковалась, но всё это время официальный литературный процесс задавался другими вопросами: какой журнал поэзии лучше – «Арион» или «Воздух»? Нужны ли вообще толстые журналы? Что делать, если закроется журнальный зал? Кто получил в этом году премию «Поэт» / «Поэзия» / «Лицей»? Уместно ли писать про вагину, как это делает Галина Рымбу? Как читать феминистскую поэзию? Какие появились новые современные литературные практики? Ворует ли один сетевой портал наработки у другого? А что в «Транслите» и «Флагах»? Что забыла в метро Дарья Серенко? Кто победил в этом году на слэме? Сумела ли некая поэтесса хоть где-то напечататься через постель? Кто оказался «Нытиком года»?
Я намеренно смешиваю серьёзные и несерьёзные темы. Таков, увы и ах, был контекст официального литературного процесса. И в нём, повторюсь, Ольги Старушко́ просто не было. Сейчас понятно: и не могло быть.
Только 2022 год – суровый и страшный, святой и обнадёживающий, со всеми мыслимыми и немыслимыми тектоническими социальными сдвигами – смог преобразовать литературное пространство так, что в нём появился новый любопытный поэт...
Продолжение читайте на портале: https://clck.ru/33TAAq.
Автор статьи: Олег Демидов.