Сгусток света
Как-то раз… Я так часто и много писал словосочетание «как-то раз» – что уже на пальцах отпечатались эти буквы. А синонимы? Да что они? Я недоуменно пожал плечами. Синонимы это, конечно, неотложная помощь, правда, спасения от них не дождешься, как тюльпанов в январе. В целом у меня с ними ситуация хуже не придумаешь (вернее, коли захочешь, придумаешь, тут абы как не пожалуешься), поскольку до каждого очередь в том или ином виде уже дошла. Меня можно только пожалеть – надеюсь, меня и пожалеют. Эй, как там угол, в который в каком-то смысле (я специально вставил сюда эту неопределенность) я себя загнал? Ладно, хватит всего этого нытья.
Я работаю библиотекарем – с такой работой мир не поспасаешь, но зато и от постоянной бумажной волокиты на стенку не полезешь. Не стану ходить вокруг до около – не то устану, вспотею, возненавижу прогулки – и скажу: меня одолевала, как назойливый комар в жару, мысль – действительно ли я прикипел к работе душой? Я задумчиво покачал головой. А ведь мне когда-то светило чиновничье кресло. У меня было все для этого, и смекалка, и энергичность, и даже способность с первого разговора и взгляда располагать к себе людей – а что на самом деле теперь? Ничего, чем можно гордиться. Я остался у разбитого корыта; а мое «разбитое корыто» – это макулатура не первой свежести. Апчхи! Я раздраженно потер нос, потому что у меня аллергия на пыль. Ох, гады: пылью своей прямо задушили, здесь по плечу работа только авиационной турбине, а обычный пылесос не сдует ее всю. Попробуй убедить меня, что от книг сплошная польза. Если и есть тут что-то сплошное, так это вред!
Для копания в себе – если говорить о полноценных копаниях, а не о снятии верхних слоев для отвода глаз, – нужен ковш бульдозера, поскольку ничем другим и пол-аршина не преодолеешь. И еще одна просьба: не надо сальных шуточек в адрес моей каторги, ой, ха-ха-ха, работы. Хотя все равно дураков, кто позволит себе хоть одну сальную шутку, найдется столько, что хоть сетями вылавливай. Не может же лишь один высказать, что на душе накипело, ведь там, на душе, коли руки чешутся о ней написать, такой бардак бывает, что и до турецкой пасхи не разгребешь, – и благополучно замолчать.
На меня взвалили слишком много работы, из-за чего мне пришлось задержаться до глубокой ночи. И я с чувством смирения понимаю, что работу никто за меня не выполнит, хотя я один ее и не должен выполнять: все-таки плечо помощи должен подставить еще кто-нибудь. В общем, виноваты в моей задержке те, кого не оказалось рядом. И почему бы еще кого-нибудь не сделать козлом отпущения (вернее, не «кого-нибудь», а «что-нибудь»), на кого (на что) излить свой яд? Конечно же на книги! Будь они неладны: так требовать от человека времени для себя – это надо постараться подыскать им ровню в этом деле. Я их так долго расставлял, переставлял и заставлял – чем не причина нечеловеческим голосом завыть, и я бы завыл, да вот только не могу. Я не привык жаловаться, зато у меня в привычку вошло все молча проглатывать! Я огорченно вздохнул.
Глубокой ночью я устало ковылял через парк. Я больше люблю гулять днем. Глубокая ночь не время для прогулок, и без причины так просто носа не покажешь на улицу, правда, только если обстоятельства не припрут к стенке, тогда другое дело, сорвешься с места как ужаленный. Приспичит – значит приспичит. Это был тот самый случай – обстоятельства оказались сильнее меня: если не можешь победить – присоединись… и потом победи? Я был угрюмым и невеселым. Настроение упало до нуля, если не ниже – а что вы хотите, вот что значит задержаться на работе – это не прибавку к зарплате получить, чтобы, размахивая руками, плясать от восторга. Благо – а это действительно может хоть как-то приободрить – было не настолько холодно, чтобы инеем покрыться, и не настолько жарко, чтобы пот в три ручья катился, хотя легкая испарина на лбу была. В общем, спасибо лету!
Я не брел, конечно, в полной темноте, какая же это полная темнота без главного условия для нее – погасшего уличного фонаря. Или паркового? (Пальцем показываю на тебя, читатель, чтобы и ты подключился к рассуждению.) Я не уверен в точности названия, но я уверен в реальности, и она меня учит, что правильно говорить «парковые фонари». И не поспоришь, фонари же в парке находятся, а не на улице, хотя в контексте свободного понимания правы будут – если, конечно, кому-то взбредет в голову выбрать спор на эту тему лучшим способом убить время – и те, кто глотку перегрызет за «уличные». И не ошибутся те, кто готов убить за идею «парковых фонарей».
Брел я себе и брел. Временами с настороженностью озирался, поскольку боялся встреч с маньяками и ворами, ибо знал, что, столкнувшись с ними, не сумел бы живым унести ног. Чур, меня, чур! Расстояние, скажу я, расстоянию рознь: даже и не определишь точно, а лишь навскидку оценишь, как далеко позади осталось здание библиотеки. Определенно одно: оно было не на расстоянии в два шага – в три прыжка. И ох, и ах, спаси-помилуй, вдруг на тебе – подарок. Я не люблю подарки в большинстве их форм, я в этом отношении извра… – простите, только кто простит, если кроме меня и монитора никого рядом никого – …щенец. Подарки на день рождения надо кинуть в тот же самый котел «нелюбви». Впрочем, деньги – это совсем другая история – на зеленые бумажки моя душа очень падка. Я с блаженством улыбнулся.
Так что за подарок?
Неожиданно из-за деревьев, и здесь, чтобы не превратить описание в клубок запутанных мыслей, уточню: я имею в виду не те деревья, до которых свет фонаря не доставал. Там что в одну сторону посмотри – хоть глаз выколи, что погляди в другую сторону – оставшийся глаз долой (раз – нет глаза, два – нет глаза, так и сделаешься слепым). Из-за деревьев, которые находились поблизости, появился сгусток света. Не шар, а именно сгусток, хотя, надо признать, не лишенный некоторой округлости. От удивления и растерянности я резко остановился и замер. С чем сравнить это «резко», на что оно было похоже? Скажу так: моя остановка была похожа на то, как если бы какой-нибудь незадачливый пешеход остановился за миг до столкновения с внезапно появившимся автобусом.
Мое сознание в дерево не перенесли, а по ощущениям казалось, что явно кто-то не погнушался такой операцией: все мое тело в эти мгновения одеревенело. Странные ощущения: вроде ты и не дерево, беги, беги, а только в результате рассмешишь, пытаясь это сделать. Да что там беги – двинься с места попробуй. Попробовал, не сдвинешься! Губы сами собой от изумления округлились и стали похожи на букву «о». Мои эмоции в тот момент – что-то с чем-то… Это все равно что в подъезде найти горшок с золотом, на котором написано: «Теперь живи, ни на чем не экономя». Ясное дело, чувство праздника будет обеспечено до гроба!
Все мои мысли ветром сдуло. И все мое воображение было полностью занято удивительным происшествием. Не думаю, что сгусток света затеял со мной игру в прятки. За какими развлечениями он ночь обычно коротает, справок я не наводил – я ведь простой библиотекарь, и мне на плечи не накидывали форму работника полиции. Но одна правда точно за мной: настроение мое теперь совсем не на полном нуле, скажем прямо. Это все встреча со сгустком света! Я с нетерпением и возбуждением сжал кулаки.
Еще вот что скажу: это была не светящаяся букашка, как ее там называют, светля – воздушные кавычки – чок, и не красивая светящаяся бабочка, которая отъедалась на харчах быстрого приготовления. У меня в голове промелькнула мысль, что, может, это просто лампочка, тем более что сгусток света имел форму вылитой лампочки? Но я тут же отогнал эту мысль, качнув головой. Мне никогда не предъявляли такой книги, в которой, если открыть ее на любой странице, изображалось бы, как летает лампочка без чьей-либо помощи. Да даже теперь ни в одном книжном магазине или библиотеке, и в нашей, кстати, библиотеке в том числе, не найдется подобной книги. Впрочем, может быть, сгусток света и вправду появился из какой-нибудь лампочки, раз такая форма у него.
Сгусток света был насыщенно… Хотя что я говорю – никакой насыщенности у него не было, имелась только сплошная бледность и размытость. С другой стороны, я не ручаюсь за точность оценок. Я с яростью не бросался на сгусток света, как собака на кость, и не пытался сделать что-то, что можно было бы расценить как акт насилия. Не кричал на него, как сумасшедший (здоровые связки мне на работе еще сослужат добрую службу), не пытался ладонью с чувством брезгливости или удовольствия раздавить. Но сгусток света почему-то приобрел насыщенный цвет. Какой именно, черт лишь разберет: красный? Ну где же? Это зеленый цвет. А вот и нет – ну где зеленый, когда это красный! Он же прямо в лицо кричит. Я рассеяно почесал затылок. Тупые цвета! Я присмотрелся внимательнее. Опять это «ну где» красный цвет? Это вылитый, точнее намешанный алый, не может же зеленый вдруг стать алым. А алый и красный это не одно и то же? С градациями цветов я не дружу. Дальтонизм не праздник на каждый день, и я лучше всех введен в курс этого дела, поскольку с детства страдаю им, но я, конечно, этим в лицо не тыкаю. Сарказм здесь и сейчас неуместен, и все же: проблем с переходом на светофор у меня нет? Тогда и все описание сгустка света – неправда?
Однако сгусток света повел себя… Сказать «странно» значит расписаться в своей глупости и неумении изъясняться, заявить «обыкновенно» – тоже не прослыть самым благоразумным. Так что я весь в незнании… как елка в иголках. Я от смущения сжал губы. О! Скажу так: он просто повел себя… каким-то образом. Да, вся эта ситуация любого шпиона доведет до психоза – с такой неопределенностью. Сгусток света будто нечто спугнуло. И это нечто не я: мне просто не за что и незачем клеветать на себя. Наверное, я чем-то выдал свое присутствие, я же не статуя, тело не избавишь от всякой мышечной мелочи вроде моргания, даже во сне умудряешься калачиком свернуться. Так или иначе сгусток взмыл вверх. Я ошеломленно проследил за ним. Я думал и рассчитывал (в данном контексте звучит, не скажу, что дико, но с определенной задней мыслью, будто не ожидал краха надежд, а он вот раз – и случился), что сгусток света выкинет что-нибудь этакое-разэтакое. Однако, видимо, на облаках надолго никому не суждено усидеть: вот и я оказался, как все, – серой мышью.
Сгусток света завис в воздухе. Правда не очень низко: скажем, был бы у меня сачок для ловли бабочек (с ума по бабочкам схожу, зато тараканы и блохи – прекрасное рвотное средство для меня, потому дифирамбы тут кому попало не споешь), поимка его увенчалась бы успехом. Но сачка у меня нет. С носом я бы остался в любом другом случае. Я бы не поленился и встал на носки и протянул бы руку к цели – и что? А то, что все равно остался бы с пустыми руками, поскольку этого оказалось бы недостаточно. Я бы пошел по второму кругу и стал бы подпрыгивать на месте с тем же намерением – я бы ради него и из штанов выпрыгнул – но и тогда с чем бы я остался? С другой стороны, для сгустка света эта высота не предел. Думаю, и макушка дерева тоже не покажется ему тем уровнем, достигнув которого, он бы вдруг: «Нет, хватит, пора вниз». Какие могут быть страхи, если существование сгустка света напоминает жизнь птиц, которые проводят дни и ночи в небе или на земле, не все же птицы счастливчики с крыльями, с кем-то эволюция не стала церемониться. Сколько сгусток света пробыл так: я имею в виду – в подвешенном состоянии? Совсем немного. Я понимаю, мне не надо разжевывать и в рот класть объяснения, почему: он внезапно погас.
Сгусток света исчез. Я озадаченно поморгал. Как некрасиво: даже след от какой-нибудь вещи или явления получил бы своего зрителя. А чем я не гожусь в зрители, с чего бы меня лишать следов своего присутствия или исчезновения? Сгусток света, ты черствый сухарь! Исчез – и в ус теперь не дуешь! Все, песенка сгустка света спета: ни тебе спецэффектов, при которых сердце замерло бы от восторга, ни тебе фокусов с цветами, которые я обязательно перепутаю и не отличу один от другого. Надо бы, по-хорошему, развернуть, как рулон обоев, описание того, как меня отпустило… но боюсь, придется этот «рулончик» свернуть обратно. Я исступленно и возбужденно, но негромко ахнул.
Мне (коли я единственный зритель), может, по-дружески, не откажут в аншлаге?..
сложно (а других сгустков света в парке нет? Если этот не вернется, может другой появиться – я на все согласен)…
думать (куда же ты делся, сгусток света? За столбом его нет, за деревом тоже, и за другими деревьями рядом – тем более)…
о чем-то (появится он, не появится, ждать мне его или нет, вдруг я пропущу шоу века. Я не хочу, чтобы кто-то другой увидел сгусток света – с какой добродетели я должен позволять это: мне-мне-мне все!)…
кроме как (ой, ой! Это сгусток света? У-у-у, жаль, ошибся: это просто обыкновенная лампа фонаря). Интересно, а с расцветкой бабочек я так же не дружу? Хм, не задумывался, красивые и красивые – чего ум работой нагружать по пустякам. Черт, а какого цвета был сгусток света, зеленого, золотого, гранатового? Ага, «молодец», что вспомнил об этом под конец истории – ловкий шаг!)…
о сгустке света (Тихо, тихо, надо застыть, притвориться, что никого нет: вдруг ему этого и надо?).