В карьере Золотуха трудилось в девяностые годы сто семьдесят человек. Предприятие обеспечивало щебнем Архангельскую область, а после развала Советского союза, щебень отгружался и за ее пределы. Производство вредное, пыль, возникающая при дроблении, проникала у рабочих, даже под стекла наручных часов. В морозные дни, она облаком висела над дробильно – сортировочным заводом. Требованиями охраны труда, предприятие обязано выдавать работникам вредного производства спец-жиры, масло, молоко, в общем молочные продукты. Но всегда стоял вопрос, - где же их взять, подсобного хозяйства карьер не имел, да и не стремился, сенокосов не хватало частникам. Те продукты, что привозят в магазин, населению по спискам то не хватает, а тут еще и на спец-жиры надо выкроить. Колхоз Кушерека, про который я писал выше, расположен вроде бы не очень далеко, но логистика убивала любое желание доставлять деревенское молоко или сметану.
Онежский район граничил с Беломорским районом республики Карелия, в котором было достаточно крепких хозяйств, занимающихся животноводством. Ближайшим к нашему поселку был колхоз «Беломор», обосновавшийся на железнодорожной станции Нюхча. Село на две части делила река, с таким же названием, происходящим от саамского слова – «лебедь». В пятнадцатом веке село принадлежало жене Новгородского посадника Марфе Борецкой. В шестнадцатом веке, село было приписано к Соловецкому монастырю. В 1702 году сюда построили сухопутную «Осудареву дорогу» (именно Осудареву) начинавшуюся от морской пристани. По этой дороге при Петре Первом, с Белого моря до Онежского озера протащили волоком два военных корабля, - зародивших Балтийский флот. Во времена Великой отечественной войны в селе базировался госпиталь Карельского фронта. Умершие в госпитале защитники, захоронены сельчанами в братской могиле. Снятый Станиславом Ростоцким фильм, - «А зори здесь тихие», рассказывает об этих местах.
Станция Нюхча от станции Сулозеро расположена всего через несколько перегонов, - Сулозеро -Унежма, Унежма – Маленга (первая ж/д. станция Карелии) и Маленга – Нюхча.
Село и правление колхоза располагаются в паре километров от станции. С председателем Титовым Владимиром нашли общий язык быстро, поскольку он не знал куда сбывать молочную продукцию, а мы гарантировали покупку два раза в неделю молочных продуктов. Сливки, ничем кроме белого цвета, не отличались от сливочного масла, резались ножом, мазались на хлеб. Доставляли это добро в тамбуре поезда, Мурманск – Вологда. Так же колхоз имел свой траловый флот, состоящий из двух судов, базирующихся в Мурманске. На море стояли ангары, для хранения в период зимы рыбы. Как только наступали морозы, их забивали мороженной навагой, треской, камбалой, форелью. Население близлежащих поселков затаривало рыбу в короба и хранило во дворах домов, утопив короб в снегу.
- захотелось рыбки, выскочил из дома, достал из короба, стоящего в снегу, пару хвостов и ужин обеспечен. Старые люди рассказывали, что в старину навагу возили зимой обозами к царскому столу. Рыба семейства тресковых, с самым выраженным вкусом. В старину поморы называли ее «вахня». Она не переносит многоразовых заморозок. Только один раз, дальше начинает горчить и желтеть.
В карьер мы стали возить не только спец-жиры, а также рыбу. Иногда возникали проблемы с проводниками поезда, не хотели пускать с флягами в тамбур, эту задачу приходилось решать в индивидуальном порядке.
В начале зимы, побережье Белого моря сковывали льды, но постоянные приливы и отливы ломали лед, сталкивая льдины, образовывая ледяные торосы. В конце ноября, начале декабря, на побережье Белого моря начинается клев наваги, очень увлекательное и полезное занятие.
Ловят навагу на морского червя, которого заготавливают по осени, выкапывая его в куйвате. Копают двумя способами, поперек и вдогон. Морской червь мохнатый и гораздо больше дождевого, он является лакомством у морской рыбы. Поморы, поздней осенью копают червя впрок, на всю зиму. Что бы сохрани червя до весны, его сушат завязывая узлом на нить и развешивают у русской печи. Заходя в дом помора, можно заметить черные гирлянды над печью. Червь очень ценится у рыбаков, его выменивают на патроны.
Собираясь на рыбалку, местный житель готовит санки, на которые укладывает картофельный мешок, пешню и махавки, конечно же не забывает сушёного червя. Выходит, в сторону моря, рассчитывая прийти к началу прилива, ведь с ним приходит рыба. Каждый рыбак знает свое место, это не лунка, а майна причем именная, никто не имеет права ее занять. Майна гораздо больше обычной лунки, прикрытая листом фанеры и присыпанная снегом после последней рыбалки. Она, конечно, заморожена, но лед не такой толстый и без особого труда с ним справиться пешня. Махавки, — это подобие удочек, - березовые ветки, толщиной с указательный палец руки, длиной сантиметров сорок. На конец махавки привязана капроновая нить, к которой крепиться пустотелый свинцовый треугольник, к каждой вершине треугольника крепится капроновый поводок с обычной бельевой булавкой на конце, т.е. на одной махавке три поводка. На булавки и крепиться морской червь, теперь самое интересное, червь ведь высушен на печи, при попытке его прикрепить он просто сломается или раскрошиться…
Правильно, - его перед насадкой кладут в рот, в теплой слюне он быстро набухает и становится мягким, вот теперь его можно крепить на булавку. Рыбак усаживается на санки готовит в каждую руку махавку и обе опускает в майну. С приходом воды приходит и навага, почуяв червя она хватает его как хищник, сжимая челюсти, рыбак чувствует рукой поклевку, поднимает махавку вместе с рыбой из воды, отводит руку в сторону и стряхивает рыбину на лед. Сразу опуская снасть обратно в майну. При хорошем клеве, со стороны рыбак похож на барабанщика, машущего двумя палочками. Начался клев, тут уже не до покурить, пока полная вода надо ловить, вместе с водой уйдет и рыба. Пойманная, лежащая на льду рыба, тут же замерзает, превращаясь в дрова. После того как вода ушла, помор закрывает майну фанеркой присыпает снегом и втыкает ветку, что бы завтра было проще найти место. Пойманную рыбу складывает в картофельный мешок, привязывает к санкам, и домой, к теплой русской печи и самовару с северными шанежками.
«И радость, и горе помору – все от моря»