Война изменила не только людей, но и облик школы Краснознаменного Балтийского флота в Лебяжьем, в которой еще полгода назад Иван был курсантом.
Размышлять долго не пришлось, пожилая женщина-врач подошла к его койке.
Властным жестом указала на него медсестре: «Приготовьте его».
Сестра резко рванула уже присохшую повязку. Слезы выступили из глаз. А строгая врач, осматривая рану, неожиданно по-домашнему подбадривала: «Ничего, ничего, сынок, рана не опасная, сейчас я тебе операцию сделаю, и все будет в порядке. Ты еще повоюешь».
«Сынок…», - несколько раз повторил про себя Иван доброе материнское слово, это его успокоило.
Для себя он отметил интересную деталь: под халатом врача оттопыривалась пистолетная кобура, здесь везде был фронт.
На операционном столе хирург строго командовала: «Не напрягайся! Расслабься, говорю, ты мне мешаешь!»
Голова закружилась, от боли кружилось все вокруг, и потолок, и стена стала как будто живая.
«Терпи, ты – матрос!» - еще строже прикрикнула врач.
Острая боль полоснула по всему телу, показалось, что в ногу воткнули стальной раскаленный прут, глаза остекленели.
«Не выдержу» - думал Иван.
Врач поднесла к его лицу черный, заостренный кусочек железа: «Сохранить на память?».
Не совсем понимая, что это такое, Иван отрицательно помотал головой.
«Тоже верно, зачем тебе эта немецкая заноза» - согласилась военврач.
Осколок звякнул о дно помойного таза.
Через несколько дней Ивана перевезли в Кронштадт, а дня через два, по льду Финского залива, под самый Новый год, переправили в осажденный Ленинград. Госпиталь располагался в школе №4 на улице Комсомольской. В классе было темно и холодно, большинство окон были забиты фанерой.
Зима 1942 года наступила суровая, морозы доходили до 42 градусов. Отопления не было, раненные лежали на носилках прямо на сдвинутых партах. Изо рта шел густой пар.
«Нельзя ли меня чем-нибудь укрыть? Здесь очень холодно, а все мое осталось на передовой» - извиняющимся тоном Иван спросил проходящую мимо медсестру.
Вскоре она принесла запачканную кровью шинель.
«После умершего осталась» - подумал Иван.
Но шинель укрывала неплохо, даже удалось понемногу согреться.
Страшнее было другое – голод. В сутки выдавали 300 грамм хлеба на четверть состоящего из обычного клея, измельченной бумаги и даже опилок. Утром чай, иногда ложка сгущенки, в обед мутная мучная похлебка, а вечером ложка жидкой кашицы.
Мучительное, сосущее чувство голода отпускало только во время сна. Иван держал мешочек с солью, искусственно вызывая жажду и заполняя пустой желудок водой.
Как бы ни было тяжело, но молодой сильный организм помогал восстанавливаться. Вскоре Иван стал понемногу ходить на костылях, обошел всю школу в надежде встретить знакомых. Никого. Зато много новых интересных соседей по палате.
Начало рассказа тут https://clck.ru/33SfQV