Эта история произошла с моим дедом в 1933 году. Однако он по-прежнему актуален, поскольку это явление не исчезло. И я знаю, что это повторится, когда закончится следующее десятилетие.
И это будет просто так...
Мой дед приехал в Санкт-Петербург (тогда Ленинград) в поисках лучшей жизни. Будучи перспективным молодым инженером, он прогуливался по набережной Невы и любовался широкими улицами и разрушающимися фасадами дворцов.
- История, - любил говорить он, - история на каждом шагу!
Но больше всего он любил мосты. Конечно же, Санкт-Петербург! Я не совру, если скажу, что он пересек их все. Он знал каждый вензель на решетке, год постройки, год реконструкции. Но больше всего его заинтересовали деревянные мосты. С каждым годом их становилось все меньше и меньше. А после войны они перешли в раздел архивных фотографий, оставшихся в чьей-то памяти.
Каким-то образом ноги привели его к каналу Периметра, одному из промышленных районов города. Красные кирпичные трубы дымили, грузовики на набережной двигались, что-то разгружая и загружая.
- "Боровой", - пробормотал дед, застыв от восхищения перед мостом.
- Это высоко, вау!
Мост с пятью окнами и высокими колонными башнями. Мост - это настоящее чудо! Оросительная вода внизу. Пологие берега канала с той стороны, которая еще не покрыта гранитом.
- Длина тротуара составляет 52 метра, - сказал он, держа в руках блокнот, - а ширина - 13 метров. Система перекладин...
Он внимательно изучал каждую деталь. Его глаза загорелись.
Он ступил на мост, как на лодочный трап. Он огляделся, словно прощаясь с берегом. Он рассмеялся и продолжил, отмечая даже самые незначительные черты лица. Он записал все в свой блокнот.
Она до сих пор хранится в семейном архиве, хотя и порвана. Это вырезка из газеты за этот год. Я видел это своими глазами и то место, где дрожала рука моего деда...
Прямо посередине моста.
Он вошел прямо в ледяное облако. Дедушка пошатнулся и отложил блокнот. Из его рта поднимался пар. Он стоял и смотрел на канал. Легкий туман висел над водой, закручиваясь в узкие спирали там, где всего несколько мгновений назад была темная вода и островки подъема.
Была середина июля, и погода в то лето была солнечной. Температура редко опускалась ниже 18 градусов по Цельсию.
Представьте себе удивление моего деда, когда его зубы стучали от холода. Он увидел неясное мерцание на поверхности и шагнул к поручню.
- Лед, да?!
Его глаза широко раскрылись. Он замешкался, его руки схватились за перила, тетрадь выскользнула из пальцев и осталась лежать на мостовой. Дерево скрипнуло от усилия, когда дедушка наклонился вперед. Он уставился в туман. Он все еще пытался увидеть.
В следующее мгновение он перекинулся через перила.
- "Эй, - кричали они ему, - хороший человек!
Дед повернул голову, как во сне. Но было уже слишком поздно.
Он часто вспоминает эти чувства:
- "Я заснул, - сказал он, как бы оправдываясь, - но я прыгнул в холодную воду...".
И наступила чернота. Воздух вышел из моей груди. Мы должны выплыть. Кто-то тянет его. Он крутится в воде.
Тогда бы он умер. Но благодаря маленькому человечку, который кричал, он ничего не испортил. Он крикнул прохожему, бросил свои вещи и прыгнул за ним. Позже он сказал, что дедушка выскользнул из моих рук. Я поймал его только с третьей попытки. Было скользко. Я с трудом вытащил его.
Потом люди помогли им и вытащили обоих на берег. Дедушка ничего не помнил. Потом приехала скорая помощь.
В больнице дедушка пришел в себя и рассказал о мертвом городе. Затем он замолчал. Потому что они пришли к Нему. Внутренняя стража.
- Почему вы спрыгнули с моста?
И сказал он: "Я не прыгал. Я ходил и смотрел на город.
- Почему я должен сводить счеты с жизнью?
Слово угрожало моему деду в больнице - такой, где его пристегивают к кровати и проводят шоковую терапию: ледяные ванны, электрические разряды, лекарства...
Поэтому его отправили к психиатру, выдающемуся академику Эфимсону.
- Вы ведь не прыгнули?" - спросил человек с бородой кардинала, поправляя очки: "Разве мы не сводим счеты с жизнью?
- "Ну, я не прыгал, - сказал мой дедушка, - я прыгнул". Я не хотел. Я не хотел...
Эфимсон посмотрел на него... И дедушка знал, что это плохая история. Поэтому он сказал все это вслух.
Он говорит, что как только он подошел к перилам, ему захотелось броситься в воду. Мой дед был очень религиозным человеком. Он говорил о мертвецах и дьяволе в воде и о том, как она тащит его по дну. На его лице были царапины. Он чуть не сломал ногу. Хорошо, что хороший человек вытащил его.
- "Хорошо", - согласился доктор.
Но вы не можете сказать, что хорошо, только по выражению его лица.
Дедушка молчал. Он сидит сгорбившись. Он думает, что его язык - мой враг, он окажется за решеткой раньше, чем я успею моргнуть. Почему он открыл рот? Жена и сын останутся без еды.
- "Вы не сумасшедший, - сказал врач, словно читая мысли, - у вас не было причин причинять себе боль...".
Это было не так. Мой дедушка только что получил квартиру на Московской. Родился мой отец. Он получил много похвал за свою работу.
А доктор смотрит на него так. Он, должно быть, что-то задумал.
- К счастью, вы были на мелководье... Да, но ребенок поймал его как раз вовремя. Я не могу сказать того же о других.
Эфимсон снял очки. Он устало опустил глаза и посмотрел на своего деда.
- Мой дед не понимал.
- И, например.
Доктор открыл ящик и достал картонную папку. Он помахал им перед лицом деда и объяснил.
- Это уже четвертый случай в моей практике в этом году. И все поют эту песню про ледяную воду, туман... они не прыгают.
Дедушка впечатлен. Сидя там, он открыл рот и увидел Эфимсона, листающего папку. Я не могу сказать ни слова.
- Но тумана не было. Никто из прохожих этого не видел. Только эти три...
Он посмотрел на своего деда.
- И вы, конечно, если вы верите С другой стороны, вода очень холодная. Температура на семь градусов ниже, чем в других частях канала. Вверх и вниз по течению. Я сам его измерил. Я промок во время восхождения.
- Был туман, был, клянусь Богом!". Дедушка вскочил.
Занавески на окне разошлись.
- Успокойтесь, - пристыдил его доктор, - и не принимайте своего создателя напрасно...
Он посмотрел на дверь комнаты ожидания. Там сидела очень неприятная женщина. Тусовщица. И дедушка сел обратно. Он кивнул. Он извинился.
- "Я долго думал над этой загадкой, - признался доктор, - но это не тот профиль. Люди не жалуются. Ни одной зацепки.
Он прикусил губу.
- Если у пациента N нет расстройства пищевого поведения. Это означает, что...
- И что?" - с надеждой спросил он у своего деда, который выпрямился в своем кресле.
Он также потерял аппетит. Но какова связь? Это неясно.
- "Значит, это место повышенной умственной активности, - задумчиво произнес Эфимсон, - вы слышали об академике Вернадском? Его теория ноосферы поистине замечательна. Это объясняет многие, многие...
Мой дед никогда не слышал о таком. Но он слышал о сумасшедших академиках. Но он лишь скромно кивнул. От заключения врача зависело, вернется ли он домой или отправится в белых халатах в третье психиатрическое отделение.
- И вы знаете, он прыгнул, - продолжал доктор как ни в чем не бывало, - пациент Х. Он вернулся в другой раз. Вокруг не было ни души. Было утро. Они поймали его... но рядом с железнодорожной эстакадой. Это ужасный бизнес. Но нет сомнений: он спрыгнул с Сосны. Там нет других колледжей. Имейте в виду. Я не говорю вам сейчас как врач: не ходите туда. Не из интереса, не для того, чтобы посмотреть.
Но мой дедушка не хотел никуда ехать, не из интереса, не для того, чтобы, так сказать, посмотреть. И он сразу же принялся за мосты. До конца жизни.
История была подавлена. Но при одном условии. В течение двух месяцев мой дед ходил к врачу, чтобы вылечить нервный срыв.
***
Фактически, они справились с этим мостом, почерпнув информацию из городских архивов. Инициатором, конечно же, был врач. Мой дед был скорее рабочим. Ему все это не нравилось. Зачем играть в прятки с дьяволом?
Только академика было не остановить. И они могли ничего не найти. Многое сложилось воедино. Академические связи Эфимсона и знания его деда в области архитектуры были преимуществом. Доктор ничего не знал о планах относительно старого города. А мост назывался Андреевским, потом Боровским. И он почти стал Братском. Можете себе представить, какая получилась путаница.
И вот что они выяснили.
- Очень интересно!
Он ходил по кабинету по кругу, читая вслух пожелтевшую статью из журнала. Он прошел по площади - прямо по линии ковра, и глаза дедушки остекленели при виде всего этого.
Эфимсон, с другой стороны, несколько нервничал. По мере продвижения по тексту он начал дрожать, его губы двигались между улыбкой и ухмылкой. Казалось, будто призраки прошлого решили устроить сеанс.
- Все началось десять лет назад. Десять!
Он щелкнул пальцами.
- Рабочие прокладывали тепловую трубу возле Соснового моста и обнаружили гранитные плиты. Они лежали в земле, как круг...". пробормотал он.
Здесь он сделал патетическую паузу. Дедушка, однако, никак не отреагировал.
- Плиты были покрыты неизвестными надписями. О, вот оно! Я так и знал!
Доктор удовлетворенно кивнул.
- ...под ним были найдены человеческие останки...
Он застыл посреди ковра. Над ним сияла лампа люстры. Казалось, в его глазах зажглись маленькие огоньки. Он облизал губы.
- Кладбище, то есть... - Дед покачал головой и перекрестился.
Ему это не понравилось. Ему это не понравилось.
- Именно!" воскликнул взволнованный Эфимсон, - удивительно, не правда ли?
Стоит ли говорить, что мой дед не разделял этого энтузиазма.
- А теперь археолог Гвоздецкий утверждает, что это уникально сохранившаяся часовня 13-14 века. Да... точно. Он вступил в спор с коллегой о значении находки... Да, а потом в "Ред Геральд" появилась язвительная статья руководителя проекта модернизации тепловых сетей, в которой утверждалось, что ученый саботирует план правительства по улучшению жилищных условий и коммунальных услуг... вот так...
- "Ах, - сказал Эфемсон, глядя вверх, - вы не поверите: над ним насмехались! Судьба находки предрешена...
Он слышал ее учащенное и прерывистое дыхание.
Глаза Эфимсона выскочили из своих глазниц. Он зарылся лицом в статью. Затем он резко откинул простыню.
- Плиты отвезли в каменную мастерскую, а остатки выбросили! Подумайте об этом!
При этой фразе плевок полетел в сторону моего деда, так яростно плевался доктор.
Эфимсон вздохнул и зарычал в ответ. Возмущению академика не было предела.
- На Лиговском бульваре сделали бордюры из надгробий!
Потом он что-то пробормотал. Он пробормотал. Пока его брови не поднялись вверх.
- Да, это так!" он засунул палец в нужное место.
- Первое самоубийство на Сосновом мосту произошло 12 апреля 1923 года - с него спрыгнула прачка. Число погибших вскоре достигло 80 человек.
Дедушка сглотнул.
- И это несмотря на полицейский патруль!" Доктор закричал не своим голосом и схватился за голову: "Контрольно-пропускные пункты были всегда. Были даже ночные патрули!
Он уже выпил воды и вернулся к бегу. Его щеки горели, пот струйками стекал по лбу. Он назвал людей, следящих за прокладкой теплотрасс, безмозглыми и размахивал кулаками. Но потом он взял себя в руки и закончил.
- В 1924 году самоубийства прекратились... - тут он нахмурился: - По данным двадцать восьмого отделения милиции Ленинграда, в том году сто семь человек покончили жизнь самоубийством, прыгнув с Соснового моста.
- Стоп...
Там он сел. Чуть не сбил графин со стола локтем. Его лицо было бледным. Он сидит в кресле, рассеянно глядя на узоры на ковре. Что-то здесь не так. Абажур люстры колышется. Тени прыгают по комнате. А мой дедушка все еще смотрит на часы.
Потом они попрощались, и мой дедушка не видел его некоторое время. На этом их встречи закончились. Срок истек.
Дедушка с облегчением вернулся к своей обычной жизни. Он почти не выходил в город. А когда он посмотрел на мосты, то почувствовал неприятный холодок между лопатками. Он даже отказался от одного проекта, сославшись на болезнь, чтобы затем не участвовать в реконструкции моста.
Так прошло несколько месяцев. И тут ему звонит Эфимсон. Он не единственный, кто взволнован. Он бормочет, как пьяный. Он сказал, что разговаривал с археологом - тем самым Гвоздецким, - который показал ему рисунки и надписи с каменных табличек.
По мнению одного из экспертов, надписи могли быть пророчеством или заклинанием. Об этом свидетельствует своеобразное расположение табличек и самих символов.
- Десятилетия... это все десятилетия!" пробормотал он: "Каждые десять лет, это так просто, как два на два!
Он сказал, что со всем этим пошел к первому секретарю Ленинградского обкома. Но они даже не слушали его.
- Вот как это сделать.
- Не было!
Но он не оставит его, нет. Он докопается до сути. А людям, людям нужно говорить! И закройте мост! Взорвите его! Похороните его вместе с каналом!
На этом интервью закончилось.
Через две недели в дом моего деда пришла полиция. Нет, они ничего не взрывали. Но во время осады на мост упала бомба. После войны, в 1960 году, он был восстановлен.
Вот почему приехала полиция. Они спрашивали о Сосновом мосте, об инциденте с прыжком. И о психиатре, который обследовал моего деда.
- "Эфимсон, - кивнул дед, - хороший специалист. Очень полезный в свое время.
Так я узнал, что Эфимсон прыгнул. Они дали ему газету. А на первой полосе было написано о нем и мосте. Не совсем так. Но этого было достаточно.
Его сердце сжалось. Дедушка продолжал читать и не останавливался, пока не закончил. Но к тому времени полиция уже уехала. Он все еще сидел на кухне. Он смотрел, как за окном садится солнце. И мурашки пробежали по его спине.
Он знал. Его сердце понимало, что ревность академика не принесет ему ничего хорошего.
Он вздохнул. Потому что они спасли его. Мы так и сделали. Затем он заболел и долго восстанавливался. Возможно, в тех заведениях, куда, к счастью, не попал мой дед... Какая судьба. Затем он отправился к Черному морю.
Когда он вернулся, его, конечно же, навестил дедушка. Он пришел в дом академика.
Он больше не был игривым продавцом! Он даже подумал, что академик охладел к нему с момента их последней встречи. Лицо Эфимсона напряглось. Он говорил мало. Он даже не спросил, как у него дела. Он все еще о чем-то думал. Три раза он предлагал чай. Он замешкался, как будто услышал, и улыбнулся.
Он говорит, что споткнулся во время аварии.
- Он споткнулся? - вмешался дедушка.
- Да, я в порядке.
На мгновение их глаза встретились. И дедушка поспешно отвел взгляд. Что-то было в этих темных глазах. Безумие. Темнота. Немного света. И он подумал, что уже видел это раньше. Там внизу... там внизу.
Он был напуган. Он собрал свои вещи, пожелал себе скорейшего выздоровления и уехал.
Она больше никогда его не увидит. Однако от своих друзей он узнал, что доктор уже успокоился, вышел на пенсию и проходит курс лечения. Он просматривал архивы. Его несколько раз арестовывали на мосту.
Он умер через год. Ходят слухи, что у него отказало сердце.
Его последние слова были о мертвом городе, и он назвал его:
- Ландскрона.