Весна. В кресло-качалке, словно сотканной ювелирами от мира дизайна из лучших пород дерева, какие только видывал свет, с узорами до того причудливыми, что, казалось, ещё немного и в их очертаниях, витиеватых, подобно ныне читаемому вами абзацу, высветится алфавит цивилизации, древней, как мир и, сообразно своему ровеснику, давно потерянной в разрезе нашей истории, одухотворённо нежится юноша с выражением сонного удовольствия на счастливом лице
Он покачивался, были
- Засиделся я чего - то. Оттого у меня и кровь застоялась. Надо бы что - нибудь провернуть. Да вот хотя бы ключ …
Писатель важно поднялся, прошествовал к двери рабочего кабинета, отворил замок и очутился в пристанище свободного художника.
Столб света падает прямиком на место проникновенных раздумий. Солнечные лучи, высвечивающие пылевые завихрения, навеяли воспоминания о свежеушедшей зиме с её свистящей вьюгой.
Окно завлекает открывающейся картиной оживлённого мира. Весна ! Вот и ты ! И вот и я !
Уже сейчас на молодых листьях воскресших ото сна деревьев можно заметить обрастающую вокруг нежной первой зелени панцирную оболочку. Лето опять будет жарким, да. Но взойдёт оно на престол нескоро. Пусть беспощадное солнце потерпит ещё несколько месяцев.
Писатель обернулся назад. «Что - то здесь не то. А ведь тройку минут назад было то самое …».
Стоило ему отойти в сторону, как всё встало на свои места. Закрытый им прежде поток солнечного света устремился к своим прежним покоям. Благоприятное для мастеровитого острословия условие было возвращено на стол.
- Такс, надобно заарканить вдохновение ! - воскликнул вслух творец.
Вальяжно прошедши к креслу, писчий уселся в него с видом заранее торжествующего победителя.
Всё необходимое для духовно - интеллектуального труда уже было на месте.
«Замурчательно ! - мысленно отреагировал писатель, завидев в окне периферийным взором бегущего в неизвестность кота.
- Да это не кошка, а самое настоящее роскошество ! - восторженно произнёс мастер слова, предчувствующий наслаждение от работы.
«А какова нынче повесточка ? О чём малевать чернила ? Кого убить, кого женить, кого родить ?»
Художа задумался. И хотя лицо его освещало ласковое светило, на горемыку постепенно опускалась неестественная для ныне властвующего времени года хмурость. Пасмурная физиономия ясно говорила о творческом фальстарте.
«Как там говорил Чехов ? "Посмотри в окошко, вдохни воздуха немножко - и тогда муза постучится в дверь" ? Обожди ка … Нет, это мои слова ! Так ведь сделал уже. Экая проказа …».
- Да уж, неприятственно однако …
В таком отчаянном умилении на своё бессилие продолжал размышлять горе - вдохновенец.
«Это … просто … удивительная … подлянка … Судьбы …» - с солидными паузами продолжал работу тяжкой мысли апатик.
- Скажи ка, дядя, ведь недаром … Река дымится лёгким паром … Воображение фанфаром … Звенит пустым звучаньем чутким … И посмотри ка - что за шутка !
- А может, мне переквалифицироваться в поэта без притязаний на прозаическую славу ? - глухо вопросил отщепенец страны фантазий.
- А ля Александр Сергеевич Пушкин … О чём это я ?! Дак ведь он был универсальным солдатом книжного искусства ! Хватит патетики, пора расписывать кисть.
Писчик взял в руку ручку и изготовился окрасить чистый лист.
- На - на - на … Парам - пам - пам … Ланца - дрица - оп - ца - ца …
Вдруг напеватель оборотил взгляд к источающему световое тепло окну. По дороге в сторону приключений двигался бойкий мальчишка с задорными искорками во всей живой и подвижной фигуре.
- Так это же … Вот он - мой сюжет ! Спасибо тебе, мальчуганец !
Обрадовавшийся словесный скульптор начал ваять.
«Рыцарствующая особа двинулась по направлению к ветхому покосившемуся домишку, стоящему особняком, однако же не прошло и минуты, как оттуда совсем неожиданно, стремглав выскочил порывистый ветер, морозный и колючий, а вместе с ним невиданный дотоле …»
- Да что за Достоевщина ! Столько слов на квадратный лист, что хоть миграционную службу вызывай ! Это для меня одновременно преступление и наказание. Получилось слишком топорно. Нет, Фёдор Михайлович, нужна другая мысля …
Прошла секунда. Прошла минута. Прошла минута и некоторое количество секунд. И спустя все эти ускользнувшие песчинки фатума он так и не смог придумать, о чём писательствовать. Тщетность творческих изысканий приобретала упадническую наклонность.
А в окне не было видно ни одного нового вдохновителя …
Однако почва для искусства имелась здесь и сейчас, и даже потом. Да и раньше тоже. Блуждающему взгляду был предоставлен собственный кабинет.
- А что это у нас ?
На полке томно дремала книга под замысловатым названием «Чёрная Месса: Кровавое Знамение».
- А вот и новый претендент на вечную жизнь !
«Марк ещё не знал, что уготовила ему коварная судьба. Весь роковой день его донимало горестное предчувствие. Внезапно холодный металл блеснул во мраке ночи. Угроза была совсем рядом. Считанные секунды спустя на парня обрушилась вся сила ярости неизвестного. Кровь очертила эксцентричные штрихи маниакального искусства. Незадолго до предгибельного беспамятства Марк, смирившийся со своей трагичной участью, опознал того, кто самолично порешил его судьбу. Им оказался мистер Ауэр. Он приходился ему ...»
- Всё. Книга закончена. Главный герой убит. Убийца раскрыт. Славно поработал. Так держать, мой юный самодур !
Мерными движениями потирая виски, несостоявшийся писатель - детективист огласил звенящее безмолвие комнаты:
- У кого - то в крови литература, а у кого - то руки …
А у меня в крови только безыдейность …
Элементарно, Холмс !
В форменном отчаянии неудачливый выдумщик начал массировать всё лицо. В своих движениях он уже не полагался на фантазию, а просто отдался во власть хаоса. Отняв разогретые руки от физиономии, бедняга наткнулся глазами на ладони. Созерцание причудливых линий, беспорядочных и извивающихся, породило в нём новую ...
- А что, звучит заманчиво !
«Судьба наша - словно нескончаемые сплетения разноцветных нитей, ведущих в зияющую неведомость. Перипетии эти не поддаются ни анализу, ни синтезу, ни какой - либо иной методике исследования. В этом, несомненно и единовременно, их прелесть и проклятие. Что ещё интереснее - одна сторона бытия с лёгкостью и молниеносностью может обернуться другой. И обратно. Замкнутый и вместе с тем порочный круг кидает заключённых в себе людей во все стороны, предаваясь особому деспотическому удовольствию. Чувству, что так рьяно скрывают от мира многие из невольников этого неизвестно откуда взявшегося плена. Скорее всего, никто и никогда не смог бы наверняка сказать, какая из невидимых фибр приведёт нас к счастью или, напротив, к погибели. Они наматываются друг на друга, переплетаются в хаотической гармонии, тень которой суеверно мелькает в отблесках наших душ. И клубок этот, со всей его повсеместной противоречивостью, с горделивой авантюристской сумасбродностью, с причудливой игрой света в комнате без окон, обречён на вечные скитания по вселенским просторам ...».
- Тьфу ты, какая невыносимая философская дребедень ! Сократ писал лучше в стократ. А Толстой со своими размышлениями о дубе даст мне форы в три опоры. Литературное искусство - экая важность ! Писательский труд, тоже мне ...
Страдалец сразу же понял, что сказал нечто непростительное. И хотя рядом не было никого, кто бы мог раскритиковать это нахальство по отношению к собственному призванию, всё же свежие упоминания великих деятелей русской словесности продолжали витать где - то в воздухе. Ему хотелось как можно скорее искупить грех. Очистить атмосферу от сотворённого им злодеяния. Избавление от мук совести виделось несчастливцу в написании чего - то стоящего. Но ни одна путная идея так и не посетила его встревоженную голову. Раскаяние с каждой минутой становилось всё тяжелее, всё массивнее. Виновник чувствовал его так сильно, что даже было задумал сбежать из кабинета. Как вдруг ...
- Эврика ! - пронзительно вскрикнул писатель. - Я напишу про то, как я думал, что написать !