Пробирающий холод от ледяного метала обжигал кожу на руках и ногах, там, где меня касались рельсы, нескончаемой тропинкой тянущиеся от горизонта на западе до горизонта на востоке. Бледную, от морозного воздуха, кожу больно обвивали толстые льняные веревки, связывающие мои конечности со старыми рельсами. Голова была свободна от пут, и я смог оглядеться. Свет здесь давала только луна и редкие звезды, но я смог разглядеть густой лес вокруг. Чем дольше я всматривался в чащу, тем отчетливее различал фигуры, стоящие прямо перед деревьями. Десятки, нет, сотни людей, в черных плащах и конусообразных капюшонах, стояли по обе стороны от путей. Я не мог различить куда обращены их лица, но буквально кожей чувствовал пронзающие меня взгляды, полные ненависти.
Справа послышался гудок, а я почувствовал, как трепещет метал подомной. Приближался локомотив. Я закричал, пытаясь освободиться от веревок. Поезд все ближе… Я кричал, кричал от боли, кричал умоляя развязать меня. Никто из них даже не шелохнулся. Когда до меня оставалось не более километра, все фигуры синхронно подняли перед собой бумажки, вытянув в правой руке их вперед. Я не смог различить что было там написано или изображено – меня ослепил свет прожектора на носу локомотива.
Ту-ту! Ту-ту!
*****
Я стоял абсолютно голый посреди своей небольшой спальни. Кровать была педантично застелена, а рядом на тумбочке мерзко дребезжал будильник. Прекрасно помню, как ложился вчера в кровать и заводил его – значит, опять лунатил. Такие приступы начались со мной несколько лет назад, когда я переехал в новый город – служебная необходимость. В один из приступов я раскидал мусор по всей кухне – надеюсь, в этот раз таких неожиданностей не будет. Я выключил будильник, наспех оделся и побежал завтракать. В квартире было чисто, и я со спокойной улыбкой на лице приготовил свою любимую болтунью, с небольшим количеством копченой паприки. Горячий, горький кофе без добавок чуть обжигал язык и горло, как я люблю, и идеально дополнял это прекрасное утро. Не знаю почему, но иногда у меня прямо с утра было восхитительное настроение, я улыбался всем коллегам, даже нелюбимому начальству.
К сожалению, каждый раз так совпадало, что такие приступы оптимизма у меня – совпадали с трагедией в городе. И, так как эти зверства начались после моего переезда, естественно основным подозреваемым был именно я. Да, мне уже звонили в дверь – на седьмой месяц моего обитания в этом городке офицеры взяли в привычку приходить с утра, до того, как я уйду на работу.
- Дженни, Билл, прекрасная погода, а? – Я с улыбкой встретил парочку в полицейской форме. – Опять что-то стряслось?
- Привет, Ленни. Разрешишь войти? – Билл выглядел угрюмо, а Дженни приветливо улыбнулась. Она, наверное, единственная в городе, кто верил в мою непричастность к этим убийствам.
- Конечно, пойдем на кухню? Я как раз заканчиваю завтрак. Кофе?
- Да, спасибо. – Они тяжело плюхнулись на стулья – видимо, у кого-то утро не такое прекрасное, как у меня. – На этот раз дочь Френка.
- Френка? Френка Гриндс?! Господи, они же живут через пару кварталов!
- Да, да… - На этот раз ответила Дженни, заводя несколько прядей от своего русого каре за ухо. - Слушай, я понимаю, что мы к тебе ходим как на работу, но ты уж ответь на несколько вопросов еще разок. Мы оба знаем, что ни наблюдение за тобой и твоим домом, ни несколько месяцев, убитых на твои допросы, не дали абсолютно ничего. Но семьям жертв так будет спокойнее. Им тяжело, и проще всего винить тебя, а на их мнение мы повлиять не в силах, хоть и пытаемся. – Дженни была настолько учтива и добра ко мне, что иногда даже не верилось.
- Разумеется, у меня есть время. – Я поставил две кружки на стол перед офицерами, и сел напротив, доканчивая с яичницей.
- На самом деле… Мы просто в тупике. – Билл сбросил фуражку, и тяжело оперся о стол. Ничего себе, раньше он не откровенничал. – Убийства становятся все жестче. У дочери Френка все кишки вырвали. Там столько крови, Ленни. – Билл посмотрел мне прямо в глаза – понятно, все еще уверен, что это моих рук дело, пытается найти сожаление или наоборот – удовольствие психопата. Но единственное, что я скрывал от полиции – мои приступы лунатизма. Пусть я работал в офисе – отбор у нас был строгий, и, если кто-то узнает о таком моем необычном поведении – меня выпнут в ту же секунду.
- Ужасно… - Я отложил вилку, к горлу подступила тошнота. – Как Ненси?
- Она покончила с собой, когда нашла дочь утром. Повесилась, прямо посреди кухни.
К горлу еще сильнее подкатил ком, я опустил глаза в низ, и почувствовал, как по правой щеке катится слеза. Я хорошо знал эту семью, зачастую мы проводили вместе уикенды и праздники. Билл какое-то время пристально меня разглядывал, но потом тоже отвел глаза – кажется, искренняя реакция убедила его в моей невиновности.
- Так вот, кхм... – Билл откашлялся, снова привлекая мое внимание. Дженни тушевалась в дальнем углу кухни, ей, с самого начала этих событий, верящих в мою невиновность, было явно некомфортно от этой мерзкой провокации. – Может быть ты видел что-то ночью? Просыпался от громкого звука? Замечал странную машину?
*****
После допроса я отправился на работу. Многие считают работу офисных планктонов рутиной – но не я. Все действия у нас были регламентированы, даже на перекуры выделялось конкретное время, что уж говорить о рабочих моментах. В рабочих заботах я быстро забыл об недавнем инциденте, и, кажется, даже снова начал улыбаться, возвращая хорошее утреннее настроение.
Но сохранялось оно только до выхода из офиса.
- Мразь, подонок, убийца! – Женщина, которую я не успел разглядеть, облила мне лицо алой краской, ударила чем-то вроде трости по макушке, отчего я даже осел на землю, и быстро ретировалась.
Многие, в этом городке считали меня единственно виновным в происходящих ужасах, но такая попытка вымещения злости, или может попытка самосуда, была впервые. Дженни единственная из всего отдела решилась брать у меня показания, чтобы разыскать эту женщину. Все остальные только косились на меня, кто-то ухмылялся, и, кажется, я слышал шепоток «это только начало, этой твари все возвратится». Как бы мне не нравилось в этом городе, как бы я не дорожил работой – сегодня я потерял, кажется, последних друзей – Френк не стал даже смотреть в мою сторону, когда я пришел чтобы поддержать его, а только сверкнул золотом, зажимая зубами очередную сигарету. И мне просто хотелось поскорее уехать отсюда, в любой, абсолютно любой, другой город.
*****
Если вы когда-нибудь лунатили, то должны знать – это происходит абсолютно бессознательно. Иногда что-то снится, но никогда вы не понимаете, что происходит в реальности. Изредка люди лунатят с открытыми глазами, как будто не спят на самом деле, но все равно ничего не понимают. Так было и со мной – до этой самой ночи. Я шел с открытыми глазами по своему дому, видел каждую мелочь на кухонном столе, каждую тарелку, которую не успел убрать с вечера, каждый магнитик на холодильнике, которые собирал годами. Но не мог себя контролировать, меня не слушалась ни одна мышца, я даже моргнуть не мог.
Я подошел к мусорному ведру, взял его двумя руками за самый низ, и резко вскинул вверх, разбрасывая смердящие отбросы где-то позади себя. Потом медленно поплелся в главную комнату. В ее центре молча стоял человек в черном плаще с капюшоном, скрывающим его лицо. В левой руке он держал ведро, а правой – как только я вошел – поманил меня к себе. Как бы страшно мне не было внутри – я не мог не то, что закричать, даже расширить глаза от ужаса, когда мое тело безвольно поплелось к нему.
Не знаю, чего я боялся конкретно – просто смерти, издевательств или мучений. Человек открыл ведро, и мне в нос ударил сильный запах крови. Я стоял, и чувствовал, как он проходит кистью мне по рукам, по футболке на груди, по губам. Потом он наклонился к моему уху и зло прошипел:
- Завтра все закончится. А теперь – иди в кровать.
Когда он отворачивался, убирая кисть, я заметил два золотых верхних резца – хоть бы помнить это утром, Дженни поможет мне, я уверен, такая отличительная черта вряд ли встречается у каждого второго. Тем временем мое послушное тело несло меня наверх, в спальню.
*****
- Ленни, Ленни черт тебя дери, открывай по-хорошему, иначе я вышибу эту чертову дверь!
Я проснулся от громкого голоса Билла, который барабанил во входную дверь. Уже спустившись на первый этаж, чтобы впустить его, я ахнул – мое лицо, руки, одежда были покрыты густым слоем запекшейся крови.
К счастью, в экстренных ситуациях, я соображал достаточно неплохо. Я рванул в подвал, через кухню, мимо окна, в незапертую дверь, ведущую вниз. Никто мне ни за что не поверит. Человек с золотыми зубами, как же. Весь отдел полиции только и мечтает, что меня засадить, и Дженни уже не спасет. Я сбросил одежду прямо в газовый котел обогрева, и рванул наверх, в ванную. Дверь уже сильно раскачивалась – Билл перестал орать, и пытался выломать ее. Скоро у него это выйдет, надо спешить. Я влетел в душевую кабину, не забыв запереть дверь, включил самую горячую воду, которую мог терпеть, и принялся оттирать крови с лица и рук. Зеркало было расположено так, что я мог видеть себя, когда моюсь – отголоски давно прошедшего нарциссизма. Как только я оттер последний кровавый подтек около губ – дверь в ванную с треском выломалась, и я принял испуганный вид, как будто и не ждал этого с секунды на секунду.
- Какого черта ты не открывал?! – Билл выглядел так грозно, что я даже забыл прикрыть свою наготу, испугавшись уже по-настоящему.
- Я… я не слышал ничего, я же моюсь. Я что-то нарушил?
Билл не верил, что я не слышал стука, что я не виновен. Но у не было ни одной причины выдвигать обвинения, или арестовывать меня. Все, чем он ограничился, это рассказом о новой жертве, вновь провоцируя мои эмоции. Маленький мальчик, в трех кварталах от моего дома, играл вечером на заднем дворе своего дома. Мама наблюдала за ним, беспокоясь, впрочем, не сильно – вино, распиваемое в компании лучшей подруги, давало о себе знать. Она отвернулась буквально на миг – подлить себе еще, как вдруг спокойную фоновую музыку прорезал громкий крик подруги. Обернувшись к сыну мать обнаружила человека в плаще, кромсающего мальчика ножом. Материнский инстинкт не победить, и она бросилась на помощь – обрекая и себя на погибель. Подруга, которая и позвонила в полицию, сообщила, что маньяк голыми руками разорвал спешащей на помощь женщине рот, перегрыз горло, и, кажется, даже пил кровь, пока выгребал кишки из ее живота…
Через какое-то время Билл ушел, оставив меня в смешанных чувствах. С одной стороны мне было безумно жаль мальчика и его маму, с другой… Я не мог рассказать, что со мной произошло ночью, в это просто невозможно поверить. Я задумчиво шел по кухне за утренним кофе, когда увидел за шторой в окне чей-то глаз. Стоило мне обратить внимание и человек тут же отпрянул, убегая словно антилопа от моего дома. Ну теперь точно все. Если кто-то видел, как я уничтожаю улики, у меня нет ни одного шанса избежать тюрьмы. Значит, придется бежать.
Я не знаю, чем тогда руководствовался, обычно все мои решения, принимаемые в сложных ситуациях верные. Возможно, вы бы поступили по-другому. Я же в спешке собрал чемодан, взяв с собой только необходимое, выбежал из дома, и, по самым тихим улочкам, побежал к вокзалу.
Жаль, что придется бросить этот город. Я знаю одного человека, думаю он поможет с новыми документами, а внешность я придумаю как изменить. Мне безумно жаль матерей, отцов, детей, всех, кто погиб или остался вдовцом за все это время, но я не понаслышке знал, как в этом штате работает полиция – главное посадить, а разбираться – дело десятое. Своей свободой жертвовать я не хотел, тем более что мой рассказ о «мужчине с золотыми зубами» никому не помог бы, его поисками занялась бы максимум Дженни, да и то вряд ли, после предоставленных свидетельств подглядывающего за мной незнакомца.
Прямо около вокзала у меня начало темнеть в глазах от бега, но я не сдавался. Только открыв дверь я успел заметить летящую мне прямо промеж глаз знакомую рукоятку трости – и потерял сознание.
*****
Я лежал на леденящих рельсах. Мои руки и ноги были накрепко привязаны к путям, но голова была свободна. Еще не стемнело до конца, и я видел десятки людей, стоящих в две шеренги от железной дороги, в черных плащах, в конусообразных капюшонах, скрывающих лица. Меня прожигали их взгляды, а я не мог ничего сказать – мерзкая тряпье вместо кляпа мешало мне вымолвить хоть что-то.
Кто-то в толпе кашлянул, и все люди синхронно вытянули руки вперед. У каждого из них была одна, две, у кого-то три фотографии. Я старался приглядеться - в темноте это было сложно – и в конце концов рассмотрел. Люди, стоящие рядом, держали в руках фотографии всех погибших, с момента моего переезда в этот городок. Видимо, родственники, уставшие ждать правосудия от государства, решили взять все в свои руки. Я пытался кричать, сказать им, что, даже убив меня – они не остановят эти преступления, что я не виновен. Но прекратил попытки, как только капюшон одного из окружающих приподняло ветром, и я увидел мерзкую ухмылку, отливающую золотым по центру.
Вот он, этот монстр, тот, кто подставил меня, тот, кто убивал и убивал, выгрызая кишки и перерезая глотки, стоит и смотрит, улыбаясь результату своей работы. В этот момент, как только я увидел его ухмылку, на меня пришло какое-то озарение – убийств больше не будет, по крайней мере в этом городке. Он уедет, найдет новую жертву, и провернет это еще и еще. Убивая, изничтожая, разрывая своих жертв он всегда будет добиваться казни еще одного невинного, делая всех тех, кого он оставил в живых, такими же монстрами, как и он сам. Слева послышался громкий сигнал поезда, и я закрыл глаза.
Оказывается, все-таки существуют вещие сны.