Не так уж трудно учиться, если за тебя все решают родители, их влияние и связи. Гораздо труднее пробивать собственным лбом стену, за который притаился диплом. Но и пытаться обогнуть эту стену тоже как непросто! Но Вера Никонова смогла. Наконец она стала все экзамены, и когда посчитали баллы и вывели средний, Вера оказалась одной из первых.
На предварительное распределение пришёл директор Гроссман и слёту предложил ей рекомендации в педвуз, Но она хотела другого. Ей надоело учиться. Хочу в деревню, на воздух, - сказала Вера. - на парное молоко и учить малышню, чтобы из них выросли достойные люди, строители коммунизма. И чтобы сортир на улице и бани по черному раз в неделю, по субботам. и единственная сильпо в округе, где продают прошлогодние солёные огурцы из бочки и ржавую селедку. Что же, достойный выбор, не смею настаивать. Наступил день расставания с Москвой и мамой, которая отнеслась к веному выбору с пониманием. Поезд уже тронулся, и Вере захотелось плакать, но она сдержалась, просто отошла от окна и села за столик. Ехать ей предстояло около суток по железной дороге, а потом еще автобусом. Гроссману дружил, дал распределение в самую глушь. Какой-то военный с погонами капитана помог ей закинуть чемодан на багажную полку, а рюкзак она подсунула под казенную плоскую подушку.
Вот и началась настоящая взрослая жизнь. Военный, помогавший Никоновой с чемоданом, сел напротив, закинул ногу на ногу и развернул газету Красная звезда. Прочитал передовицу, свернул и бросил на столик. Московский округ. Показуха, - сказал капитан и показал пальцем на газету. А какой не показуха - лениво спросила Вера. Утренние сборы и проводы её утомили, ей хотелось прилечь и уснуть на полчаса. Затвор - не показуха, и даль во мне показуха. Там проверок минимум, а служба максимум. Представляете, я месяц ждал назначения, жил у родителей жены. А каково! Зато сейчас еду на майорскую должность. А вы куда В деревню, В глушь, В Саратов, Так в Саратов, по другой дороге. Меня не обманешь. Я снабженец, Снабженец.
Я думала, вы герой. Я и есть герой, - спокойно сказал капитан. - Без нас, снабженцев, и ракеты не летают, и танки не ездят, и пехота не бегает. Так-то девонька, а вы куда, если не секрет, конечно. Тоже незаметная должность, - с не меньшей гордостью сказала Вера. Учительница младших классов тоже сказала: незаметная. Без учителей мы бы. - Он так и не придумал, как закончить фразу и вместо этого предложил выпить коньяка, но Вера решительно отказалась. Крепкой мне по мозгам бьет, - сказала. Вера, тогда я не буду. - Селиверстов сожалением посмотрел на бутылку и убрал её в портфель. Всё зависит от места производства, - пояснил Селивёрстов, развивая Веринтези Самазгах дагестанский, да бьет. Куда ноги принесут - неизвестно. От грузинского в пляс тянет, а вот армянский, наоборот, мозги прочищает и толкает на философию. А московский? - спросила Вера, вспоминая Картузова. - Ведь есть и такой, поскольку в Москве виноград растет только на Вднх, да и то плохо. В московском намешано всего понемногу. тут и подвиги, и танцы, и размышления. То есть вечером танцы, ночью подвиги, утром - тягостные размышления о бренности всего сущего. Простите меня, товарищ капитан, но не слишком ли вы умный для армии А вы думаете, что в армии должны одни дубы произрастать? - обиделся Сильверстов. - Хотя отчасти вы правы.
Я в армии по любви. - К чему - улыбнулась Вера. - К сапогам и погонам, К женщине. Я ведь, когда пошел представляться родителям моей будущей жены, учился в Менделеевке, хотел химиком стать. Но будущий тесть, кстати, генерал-майор хотя человек на вид мягкий и деликатный, сказал только одно: Я полагал, что моя хладнокровная дочь если выйдет замуж, то только за военного человека. И тут и Тощенько подоспела. Стоит, смотрит в упор и поддакивает: Красивые кто Теща, Да так себе местами. Вере хихикнула. Ей захотелось встать и взъерошить на капитановой голове гладко причесанные волосы. - Я про жену. А вот смотрите, - Селиверстов полез во внутренний карман кителя и достал большую записную книжку, оттуда - фотографию, наклеенную на картон. Вера взяла и посмотрела. Если бы ее попросили кратко охарактеризовать лицо на фотографии, то Вера бы сказала: Снежная королева. очень красивая и очень холодная. Капитан подождал немного, пытливо глядя в лицо Вере, затем отобрал фото и бережно спрятал вместе с записной книжкой. А у вас муж, Дети Нет ни мужа, ни детей пока еще нет.
Планируете - Вера разозлилась. - Не планирую. Просто живу. Дайте-ка еще раз фотографию вашей жены, - неожиданно для самой себя сказала Вера. Она достала пудреницу и терпеливо ждала, пока капитан Селиверстов достанет свою драгоценное фото. Хотите ее попудрить - съязвил Селиверстов. - А давай фото. Верим. Она открыла пудреницу и взглянула в зеркальце. Да, сравнение было не в пользу Веры. Жена капитана словно светилась холодным неоновым светом. Вера просто смотрела неравнодушно, но зло. Да и типы лиц у них были разные. У Веры - словно лепешка из белого теста, а у жены капитана - уже созревший пропеченный пирожок. Ну и ладно. Она встала и отправила на себе серое дорожное платье из тонкой шерсти. Она так старательно обтянула бедра, и Селиверстов крякнул. Я пойду покурить, - сказал он и накинул китель себе на плечи. Не скучайте, - едва Сильверстов еще за, Вера легла поверх одеяла, подогнув одну ногу. Теперь посмотрим, какой ты, товарищ капитан.
Кажется, девчонка меня провоцирует, - думал Селиверстов, прикуривая вторую сигарету от первой. Если я с ней крутану на всю катушку, то будет ли это измена? И будет ли это измена себе или своему слову, если он такого слова не давал, он так и не понял, но решил действовать по обстоятельствам. Едва капитан вернулся в купе, обстоятельства бросились ему в глаза. У вас юбочка задралась, - тихонько сказал Селиверстов. - Разрешите поправить? - Да уж, поправьте. Капитан щекотно ухватил Вере на платье и принялся тянуть на себя. Селиверстов не зря всюду носил фотографию своей жены. Он пытался влюбиться в неё второй раз. Она разочаровала его с первой ночи просто лежала и смотрела в потолок.
И еще она жила по расписанию. вставала ровно в 6, принимала холодный душ, после легкого завтрака, состоявшего из ломтика подсушенного хлеба и слабого чая без сахара, выходила на пробежку, потом снова принимала душ, сушила феном волосы и, поцеловав мужа в щеку, уходила на работу к девяти. Ровно в половине седьмого она снова целовала мужа в щёку и садилась ужинать. Снова хлеб и чай, редко йогурт. Потом в третий раз душ и сон, глубокий и спокойный. И его она была только вечером субботы на воскресенье, с 11 до 12 ночи. Потом засыпала на спине. Кажется, у нее никогда не болела голова. Капитан, тогда еще старший лейтенант, начал тихо попивать и незаметно прогуливать, а жена словно не замечала.
Теща замечала, глядела косо, тесть замечал, пару раз серьезно разговаривал. Селиверстов на время остепенялся, а потом начинал всё снова. Тесть досрочно сделал ему капитанское звание, и Сильверстов решил снова в нее влюбиться, как в первый раз. Получилось не очень, а тут еще эта Вера подвернулась, крепенькая, как боровичок, и, судя по всему, совсем неравнодушная к мужскому полу. Тебе лучше приготовиться, - сказал Селиверстов. Остаток дня Вера провела как в раю. Последнее, что запомнила Верониканова, это офицерская фуражка у нее на животе и полупустая бутылка, из которой она пьет коньяк, словно минеральную воду. Рано утром капитан Селиверстов помог ей выйти из поезда на низкую деревянную платформу и опустил чемодан и рюкзак, а сам поехал дальше к месту назначения.