Перечитала автобиографическое эссе Бродского, написанное в 1985 году на английском языке «Полторы Комнаты»…
Ничего более пронзительно - питерского, экзистенционального, пожалуй, я не припомню.
Для меня эта маленькая книжка говорит о смысле жизни столько же, как иные программные произведения средней школы.
Люблю многослойную прозу, когда каждую главку эссе можно трактовать и как рассказ ленинградца о любимом городе, и как краткое автобиографическое воспоминание, и как глубоко философский текст с совершенно отвлеченным смыслом, и как описание семейного и личного одновременно, как печаль об ушедшем и как пронизанный светлой, совершенно евангельской радостью текст, и как рассказ о целом наборе скелетов в шкафу (автор поста в чем-чем, а в скелетах в шкафу недурно разбирается).
Пожалуй, только Умберто Эко с его «Именем Розы» и другими романами приближается для меня (имхо) по уровню многослойности смыслов и пониманий к прозе Бродского.
Известно, что в Ленинграде Бродский жил с родителями в коммуналке в «полутора комнатах», бывшими частью огромной анфилады парадных залов; эмигрировать смог лишь один, и все попытки родителей добиться права навестить сына пресекались советами.
И вот ведь что удивительно передано в эссе, так это светлая радость памяти о родителях, уверенность, что, не смотря ни на что, они были рады его эмиграции, глубокая ментальная связь с родителями, пронзительные воспоминания об их телефонных разговорах ни о чем, дабы советская прослушка не запретила хоть такого общения, о том, как именно по телефону отец исхитрился сказать ему, что «знаешь, мамы больше нет».
Бродский не описывает своих переживаний и страданий, которых у него было не дай бог никому… переживания автора лишь угадываются в описании бессмысленности происходящего.
Для меня основная идея Книги - каждое жизненное действие должно быть наполнено смыслом, нет ничего ужаснее того, чтобы плыть по течению.
Не могу не привести авторского текста заключительной главки эссе - у меня захватывает дыхание от таких вот текстов:
…Мне бы хотелось думать, что они для своего же блага позволяли себе слишком надеяться. Хотя мама, может, и дозволяла себе; но если даже так, то лишь по своей доброте,а папа не упускал случая ей на это указать. («Нет ничего бесполезнее, Маруся, бывало, парировал он, - чем рассчитывать, что все выйдет по-твоему».) Если же говорить о нем,
я помню, как солнечным днем мы с ним гуляли по Летнему саду - мне было тогда лет двадцать, может, девятнадцать.
Мы остановились перед деревянным павильоном, в котором духовой оркестр морской пехоты играл старые вальсы; папе хотелось поснимать музыкантов, тут и там высились бело-мраморные статуи, испещренные тенями, как леопарды не то зебры, по гравию шаркали ногами люди, у пруда визжали дети, а мы разговаривали о войне и немцах. Глядя на духовой оркестр, я вдруг спросил, какие концлагеря, по его мнению,
были хуже - фашистские или наши. «По мне, - ответил он, - так лучше сразу на костре сгореть, чем умирать медленно, зато успеть найти в этом какой-нибудь смысл. И защелкал фотоаппаратом. …
#бродский #полторыкомнаты #петербург #чтотызнаешьосмыслахбытия