Найти тему

А. И. Смоленцев - «ЭТА ВЕЛИКАЯ, ВЕЛИКАЯ И ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ...» - ВЫБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ РОМАНА В. ЛИХОНОСОВА«КОГДА ЖЕ МЫ ВСТРЕТИМСЯ?»

(обращение к студенческой аудитории Лихоносовских чтений-2018)

«Эта великая, великая и простая жизнь... Великая и простая», – так завершает В. И. Лихоносов одно из своих произведений.
Я спросил бы вас, юную аудиторию Чтений – студентов КубГУ, – «какое
произведение?». Но спрошу о более важном – о том, о чем спрашивает и сам Виктор
Лихоносов – не только этим произведением, но и всем своим творчеством: в чем величие
и простота жизни?
Сложно ответить в двух словах? По крайне мере, задумайтесь над этим. Поищите
ответ; нет, не ответ – свидетельство величия и простоты жизни в русской литературе, в
том числе и в прозе Лихоносова.
Ваша личная жизнь станет иной, если вы сумеете не просто прочесть, а пережить,
воспринять в жизненный состав русскую литературу, прозу Лихоносова. Может, не
сработает, не вспыхнет, не переживется, чуда не произойдет. Но труд приложить надо.
Зачем, почему?
Попытаюсь сейчас показать.
Приведенная выше цитата – из романа «Когда же мы встретимся?», под романом и
дата – 1978. Последняя строка: «было уже начало 1978 года».
О чем роман? Интервью В. И. Лихоносова Лидии Сычевой (2012 год): «А про
молодость никто не написал, так, как надо написать! Про свое счастливое время… у
большинства из моего поколения такое счастливое время было – 50–60–70 годы!..
Особенно тут, в Москве. Это же изумительная жизнь – в молодости! Любовь, гуляние,
праздность, даже легковесность… Даже я, приезжавший сюда, и то что-то написал –
роман ―Когда же мы встретимся?‖. Он о том, как провинциалы оказались в Москве,
которая для них была чудом, неизвестной землей, где все были выше их. Им так
казалось».
Так определяет писатель.
Цитирую роман «Когда же мы встретимся?»:
1. «Вы обещали написать воспоминания, – сказал Дмитрий.
– Кому нужен бред какой-то старухи? Не стану же я писать, как в нашем
Коммерческом училище висел портрет государя, государыни и наследника, а потом в
марте директор выстроил нас и сказал: ―Государь император отрекся от престола‖. И
заплакал. Что тут интересного? А на следующий день… все портреты унесли, и на месте
гвоздей чернели дырочки. Это я помню... Пойду, брошу, – пошевелилась Боля. – Вы дома
будете?»
Что здесь, что видим? Подумайте, может образ, какой то, деталь, какая-то открывает
нам больше, чем есть в письменном тексте?
Сосредоточу ваше внимание, сокращу до существа: «…висел портрет государя,
государыни и наследника, а потом в марте директор выстроил нас и сказал:
“Государь император отрекся от престола”. И заплакал… А на следующий день…
все портреты унесли, и на месте гвоздей чернели дырочки» (здесь и далее выделение
авторское. – Ред.).
Может, и не думайте, а – увидьте это. Что чувствуете?
Портреты Царской семьи… и – «чернели дырочки».
Я за этими дырочками следы от пуль вижу. Это раз. Второе – «на месте гвоздей».
Что такое «гвозди» в контексте, в координатах Нового Завета, Евангелия. «Крест, гвозди,
копие…» – как повторяем мы в молитвах перед Причастием – орудия Распятия Христа. В
православных смыслах. Господь приносит за нас Жертву на Кресте, за весь род
человеческий.
Но очевиден и жертвенный Смысл гибели Царской семьи. Нет, они не распяты.
И – дословно из Лихоносова: «на месте гвоздей чернели дырочки» – от пуль…
Мое воображение было потрясено!
Это Виктор Лихоносов, это 1978 год – как он сам письменно подчеркнул. Уверяю
вас, тогда написать о Царской семье, тем паче так написать, что читался и расстрел, и
жертвенность будущих – на тот момент (погибшие еще не были канонизированы РПЦ) –
страстотерпцев... – это был поступок – и гражданский, и художественный. В русской
литературе эти понятия, поэт и гражданин, не разделимы.
В чем здесь еще особенность? В том, что Виктор Иванович мог и не закладывать
такую метафорическую глубину в этот образ: «гвозди – черные дырочки» как символ
пулевых ран, – а мог просто очень точно писать жизнь, просто фиксировать на уровне
художественной правды, ведь художественная правда русской литературы – это не правда
искусства, а правда жизни. Такова особенность. И у Бунина, например, множество
ярчайших примеров такого точного письма, когда через деталь, образ открывается само
Бытие, Вселенная жизни.
Согласитесь – интересно? Удивительно. А это роман 1978 года, название которого
вы, может, сегодня впервые услышали.
Таковы возможности русской литературы. И пример, что такое жизнь и что такое
литература. Скажу удивительную, возможно, для вас вещь: у литературы больше
возможностей, чем у жизни, литература концентрирует жизнь, делает жизнь очевидной.
2. «Когда же мы встретимся?» – это художественный раствор, настолько
перенасыщенный самой жизнью, прикосновением к правде жизни, что не литература, а
сама жизнь кристаллизуется в нем. Это можно отнести и к русской литературе в целом. У
Лихоносова в романе четверо друзей, и свидетельство их молодости, жизни, любви,
борьбы за правду… много чего. Но есть еще герой – русская литература.
Советую вам самим проработать роман под таким углом зрения, но дам некоторые
подсказки.
Несколько раз со страниц романа «Когда же мы встретимся?», как «лучи», сияют
перед глазами строки Афанасия Фета: «Сияла ночь. Луной был полой сад. Лежали /
Лучи у наших ног в гостиной без огней…». Один раз стихи, полностью все
стихотворение, читает Егорка, один из четырех друзей, читает Наташе, девушке, с
которой ему предстоит расстаться. Но ведь читает Наташе, а в сердце у Егорки еще и
Лиза, разлука, с которой обожжет его гораздо больнее, тенью, именно тенью – такие
полутона (но этот полутон в тексте – обжигает) у Лихоносова, – тенью измены… Второй
раз строки прозвучат на первом плане текста вроде в ироническом ключе. Когда другой из
повзрослевших (это вторая часть романа) четырех друзей, Дмитрий, ночью, гуляя с Лилей,
находят пропавшего «Слепого белого кота». И вот прямая речь Дмитрия и Лили:
«– Спирька! Ах ты плут, донжуан. Куда ты пропал? – Он взял его на руки. – И
слепой, и глухой, а все ходишь вспоминать счастье. А Боля тебя ищет.
– Бедный... – погладила его Лиля. – Кто его так?
– Был, скажи, Спирька, молод, горяч, остроумен. Увлекался балами,
прогулками. Кавалергарды устроили “темную”. Да? Мурчишь. Да. Спирька?
Поволочился в свое время? “Сняла ночь, луной был полой сад?”
Они принесли его, отдали Боле».
И вдруг через две буквально страницы: «Боля прочитала стихотворение до конца;
Лиля слушала и жалела, что ей никто никогда таких стихов не читал». В доме у Боли
Дмитрий живет. И Боля рассказывает нашим героям о своей любви, и это стихотворение
она слышала от того, кого любила и кому суждено было погибнуть на войне с Германией,
на первой еще войне в 1914 году. Но это я протокольно передаю. Там сама история Боли –
поэма. И поклон от Виктора Ивановича Ивану Алексеевичу Бунину. Для меня «Холодная
осень» Бунина звучит там в интонациях. И, более того, Лихоносов пишет устами Боли –
(обратите внимание имя от «Баба Оля» – Боля, и вдруг – падеж поменяли и «устами
Боли», а ведь это боль и есть как таковая). Боля говорит о прощании: «Приехал
прощаться со мной. “Надень, - попросил, - свою шляпку и платье”. Такое красивое
маркизетовое платье, и такая шляпка была у меня газовая с розочками…» – читаю я
у Лихоносова, а звучит мне (цитирую):
«Одеваясь в прихожей, он продолжал что-то думать, с милой усмешкой
вспомнил стихи Фета: Какая холодная осень! / Надень свою шаль и капот...
– Капота нет, - сказала я. - А как дальше?
– Не помню. Кажется, так:
Смотри - меж чернеющих сосен / Как будто пожар восстает...
– Какой пожар?
– Восход луны, конечно. Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих
стихах: “Надень свою шаль и капот...” Времена наших дедушек и бабушек... Ах, Боже
мой, Боже мой!». – Да, И. А. Бунин, «Холодная осень». Связка текстов вспыхивает в
слове «надень» у Лихоносова, и – сразу принимается «Надень свою шаль и капот», А. А.
Фет, и «Сияла ночь» – тоже стихи А. Фета. Но и это не все. «Сияла ночь…» –ранее из уст
Боли, потом из уст Дмитрия, звучит иронично по отношению к слепому белому коту… И
ладно бы пошутили – автор или герой, – но нет. Рассказ Боли идет в третьей главе второй
части романа, а глава первая второй части так и названа «Слепой белый кот». Здесь ключи
к смыслам, но ищите их самостоятельно – советую. Не как тайну литературы – как тайну
жизни ищите!
И когда я говорю, что русская литература – одно из действующих лиц романа, я
именно это – не связи даже, а пласты – имею в виду, но это не пласты земли, это пласты
Вселенной.
Просто добавлю: в моем прочтении образ Лили у Лихоносова это даже не поклон, а
художественный диалог с образом Лики у Бунина.
А доказательства – прямая отсылка к Лике и Бунину
«Недавно я видел ее во сне… Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с
такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда». Так
заканчивается «Жизнь Арсеньева».
«Когда же мы встретимся?»:
«Вчера видел ее во сне с такой близостью, что…», – это Владислав, муж Лили,
говорит, когда она ушла от него, говорит Дмитрию.
И здесь же переход к «борьбе за правду» которую ведет Дмитрий.
Измена и борьба за правду тут как-то очень интересно пересечены у Лихоносова в
романе.
Отметим, проблема «борьбы за правду», проблема «любви–измены», то есть когда
есть чувство взаимной любви к человеку, но это чувство для него или для тебя связано с
изменой и другому человеку, и тем обязательствам, которые ты на себя принял в
определенный момент жизни.
Интересно, что Лихоносов отводит глаза читателя и от самой измены – мы ее не
видим, – и от самого предмета «борьбы за правду» – мы также не видим конкретики,
реалий борьбы Дмитрия.
3. Выше мы чуть коснулись такой творческой особенности письма Виктора
Ивановича Лихоносова, которую можно назвать приемом, покажу на другом примере.
Пишет Егорка:
«Кончается моя вольная студенческая жизнь! Вчера сдали дипломный
спектакль, был пир. … Все любили друг друга в этот вечер, прощали ошибки,
недоразумения, обиды. Куда бы ни разбросала нас судьба, мы, попав в матушкуМоскву, будем искать свой уголок в ней, открывать двери студии и ждать, что нас
узнает дежурная у телефона или кто-нибудь из педагогов. “Отечество нам Царское
Село!” Опять целый вечер вспоминал тебя, звал тебя, после нескольких рюмок
письмо в башке моей темной сочинялось!»
Интонация возникает раньше, чем идет отсылка прямая к А. С. Пушкину –
«Отечество нам Царское Село». И не только интонация. Как к А. Фету и И. Бунину,
«Холодной осени» ключом является слово «надень», так и здесь Егорка проговаривает –
«Куда бы ни разбросала нас судьба…». И сразу вспыхивает: «Куда бы нас ни бросила
судьбина… / Все те же мы нам целый мир чужбина». И такие алмазы смыслов,
ограненные и самим Лихоносовым, и Творцом всего сущего рассыпаны по роману.
4. Заглавие произведения – «Когда же мы встретимся?». Нужна определенная
дерзость, чтобы утвердить роману такое название. (В скобках замечаю, что еще и время
произведения четко обозначено: «Было уже начало одна тысяча девятьсот семьдесят
восьмого года»). В принципе, даже в заглавии Лихоносов новатор. Настоящее
новаторство всегда идет от традиции. Какова традиция в русской литературе
вопросительных заглавий? «Кто виноват?» и «Что делать?». Но у Лихоносова вопрос
совершенно иначе поставлен, в иной интонации. Те два вопроса словно «душу
вынимают», требуют ответа. Вопрос Лихоносова настойчив в той же мере, но он
настолько из природы жизни, из естественной человеческой природы, что он в жизни и
растворяется. Это строка из дружеского письма. А дружеское письмо – это восторг
сердца, а не набор цитат. Мы его дословно не помним. И заглавие романа настолько
естественно в течение жизни – именно жизни, моей личной жизни, а не литературы, – что
оно в моей личной жизни и растворилось. Я не мог это название запомнить, все время с
опаской – ошибки – произносил вслух: «Когда же мы встретимся?». Там еще одна из
частей, вторая, названа: «Где ты, что с тобой?».
5. Словно предвидя, что название будет уходить от читателя, Виктор Иванович дает
произведению четкую структурную организацию: три части, в первой «Чистые глаза» – 6
глав, во второй «Где ты, что с тобой?» – 7 глав, и в третьей «Жизненная лампада» – не 8, а
9 глав. Почему? Интересно бы поискать в содержании, там ответ наверняка есть. Как
вариант, просто предполагаю, что девятая глава третьей части не девятая – она выход из
всего романа, а называется она – ну, догадайтесь, я с этих слов начал свой разговор с вами
о романе Лихоносова? – «Великая и простая жизнь»! Просто советую – копните, что
называется, структуру романа, вы удивительные вещи найдете – не в форме, в
содержании. Вам форма романа, если вы ее откроете в авторском замысле, дополнит
содержание. Такова русская литература. Но, предложив четкую структуру, Лихоносов еще
и усиливает форму – все три части – эпиграфы из Евгения Абрамовича Боратынского.
Движущиеся эпиграфы. Смотрите:
– Храни свое неопасенье. / Свою неопытность лелей: / Перед тобою много дней.
Еще уловишь размышленье;
– Меж тем летела наша младость;
– Мы ли / Переменили жизнь свою, / Иль годы нас переменили?
Во-первых, сразу по эпиграфам понятно, о чем произведение. Но это ладно, –
эпиграфы о чем? Что это Боратынский в контексте Лихоносова? Да нет, это не литература
– это уже – жизнь. Чья? Боратынского? Лихоносова? Нет – ваша личная, сегодняшняя,
сиюминутная жизнь! И Боратынский, и Лихоносов – переживали жизнь и запечатлели ее
опыт. Но этот опыт – не воспоминания – это ваша сегодняшняя жизнь, опыт к вам
обращен. Примерьте на себя, добавьте, что-то свое. А главное «Берегите себя» – так тоже
одна из глав называется. Ибо младость летит, а перемены в жизни и в нас неизбежны!
Поищите сами в романе и отзвук, и «призвук», как определял Юрий Казаков, – вы не
литературу найдете, хотя не сможете в открытиях не восхититься художественными
возможностями русской литературы, но главное – вы жизнь там найдете, не чью-то –
свою!
6. Лихоносов не только дату под романом ставит, но еще и завершает текст прямым
указанием времени: шел 1978 год, как будто знает – чем все это кончится… И еще
удивительнее: действительно знал тогда Лихоносов, чем кончится Советская эпоха. И
пытался это Крушение остановить – как раз-таки «Наш маленький Париж» есть попытка
остановить неизбежное крушение Державы. Как Лихоносов мог знать в 1978 году, что в
1991–1993 гг. рухнет Держава? Знал, потому что путем и духовного и душевного труда
вышел к осознанию художественной правды…
Внимание, художественной правды не литературы – самой жизни! Разве в жизни
есть художественная правда? Есть – она же Божия правда. Мир сотворен. И осознать
Правду Творца Жизни значит понять логику, ход событий.
Лихоносов в 1978 году всем этим уже владеет. И, понимая неизбежное, все-таки
работает, как и должно работать подлинному художнику.
Обозначу аргументы того, что в моем понимании роман «Когда же мы встретимся?»
есть преддверие, а можно сказать, и «вступительный» роман к роману «Наш маленький
Париж».
Какова первая фраза романа «Наш маленький Париж»? Есть эпиграфы, есть
предисловие, есть даже пролог и, наконец, – часть первая.
И первая фраза: «Еще стояла царская Россия».
Сами посмотрите: один из художественных приемов или манера Лихоносова?
Начинать произведение не с начала произведения, а как «Маленький Париж» – само
произведение аж на 13 странице начинается.
Посмотрим роман «Когда же мы встретимся?». И знаете, как посмотрим?
Попробуем… дописать Лихоносова! Его же собственной рукой. «Маленький Париж» о
Царской России. «Когда же мы встретимся?» – условно о Советской России, которой, так
же как и царской, на наших глазах не стало.
Попробуем начать «Когда же мы…» такой фразой: «Еще стояла Советская Россия».
Пробуем:
«Еще стояла советская Россия».
«Нет уже того дня, того далекого, самого первого дня в Москве, когда они шли к
Малому театру за престарелой актрисой Рыжовой».
Нет, не получается: фраза не ложится, интонация не совпадает.
Но мы же знаем секрет – не начинать сначала. У Лихоносова первая строка не всегда
есть начало произведения. Поэтому поищем подлинное начало романа… И найдем (сразу
добавим нашу фразу и будем слушать ритм, интонацию):
«Еще стояла советская Россия.
Они четверо суток добирались к столице, ехали через Урал, мимо столба Азия -
Европа».
На мой взгляд, работает – фраза будто тут и была. Можно у самого Виктора
Ивановича спросить, согласится он или нет?
И, кстати, просто о неслучайном, когда письмо точное: четверо суток, четверо
друзей… и совсем уж вроде «случайное» – эта фраза начало 4 абзаца романа «Когда же
мы встретимся?».
7. Цитата:
«Раньше как-то меньше читали книг, все перечитывали любимые, три-четыре
книги может хватить на целый век – возьмите ту же “Войну и мир”. Ее теперь
трудно почувствовать так, как наши мамы или даже мы чувствовали. Я
перечитываю ее каждый год, – наверное, потому и живу долго».
Здесь важнейшая мысль! И мысль не о литературе – о жизни. Сама жизнь человека,
ежедневная, истощает жизненную силу, необходима подпитка. Да, конечно, православная
церковь, исповедь, причастие – восстанавливают душевные потери. Но время 1978 год.
Где Церковь? И на помощь русскому человеку приходит русская литература –
восстанавливает и Дух, и саму жизнь продлевает.
Об этом же, кстати, писал и говорил Валентин Григорьевич Распутин, о русской
литературе, которая, даже в самые мрачные времена безбожия «в помощь Церкви теплила
в народе свет упования небесного и не позволяла душам зарасти скверной… из книг
звонили колокола…».

Дополнение
(два слова к Свободной дискуссии Чтений)
Платон Беседин в ходе выступления в свободной дискуссии Чтений обозначил ряд
тезисов, которые хотелось бы уточнить, исходя из миросозерцательных основ творчества
В. И. Лихоносова и Русской литературы (имя собственное) в целом.
В частности, достойный представитель города-героя Севастополя обозначил
необходимость формирования (переформирования) современной общественной,
общественно-политической жизни в направлении – «к Человеку». «Человек должен быть
поставлен в центр внимания» – не дословно, но близко по содержанию звучала
формулировка П. Беседина. И второе, на чем настаивал по-настоящему молодой (без
уничижения) писатель и публицист: необходимость борьбы за справедливость.
Человек был поставлен в центр мироздания европейской мыслью эпохи
Возрождения. Об этом хорошо и точно пишет Ю. Селезнев, которому также посвящены
Чтения, проходящие на факультете журналистики КубГУ.
«Умом Россию не понять…» (Ф. И. Тютчев) – это как раз не умственный путь, а
Путь Исповедания Христа («В Россию можно только верить» – Ф. И. Тютчев). Иными
словами, Ф. И. Тютчев просто переводит в поэтическую форму «Слово о Законе и
Благодати» митрополита Иллариона – начальное слово Русской литературы, где «Слово о
Законе и Благодати» – установление миросозерцания, критериев миросозерцания. А почти
одновременное с ним «Слово о полку Игореве…» – установление художества, критериев
реализации художественных возможностей человека, определяющего свой путь как
писателя Русской литературы.
По всему этому – центр миросозерцания человека, живущего на Русской земле
(термин «Слова о полку…»), сосредоточен на Православном Символе веры. Иными
словами на Единстве Пресвятой Троицы и Господе нашем Иисусе Христе. Человек же,
если и попадает в центр внимания, то только как объект проблематики, обозначенной
Ф. М. Достоевским: «Здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей».
Не будем строго спрашивать с Платона Беседина, все-таки он говорил о
необходимости внимания к человеку, любви и сострадании, может быть. Но в тоже время
и мировоззренческая четкость – требует быть обозначенной.
Вопрос справедливости при мировоззренческой четкости обозначения Центра –
Пресвятой Троицей – становится второстепенным. Справедливость – это закон. Русское
миросозерцание реализует себя в сфере Благодати.
Художественная правда Русской литературы – это Божия правда. Существо Божией
правды раскрыто Новым Заветом.
Поиск земной правды – обычно им и мотивирована борьба за справедливость –
чреват трагедиями. Ибо человеку свойственно определять земную правду, каждому – посвоему. Об этом хорошо сказано у Леонида Бородина, которому посвящен номер первый
журнала «Родная Кубань» в 2018 году, в его «Третьей правде». Три человеческих правды,
обозначает Леонид Бородин. И каждая из «правд» по-своему справедлива, и каждая имеет
право быть. Но эти правды – не совместны в одновременности. Как тут быть со
справедливостью? Ответ следует искать в Новом Завете, в Русской литературе. Есть этот
ответ и в творчестве В. И. Лихоносова.

Статья опубликована - Наследие В. И. Лихоносова и актуальные проблемы развития языка, литературы, журналистики, истории: материалы II Междунар. науч.-практ. конф. – Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2018. – 448 с.; С. 17-23