XVI.
Один из троицы прескверной,
Когда совсем, уж, изнемог,
От ожиданий; достоверной,
(Как говорится под шумок),
Чтоб информации добыть,
Решил тихонько расспросить,
Трактирщика: мол, что да как?
Кто тот запившийся чудак,
Что в одиночестве сидит?
За рюмкой рюмку выпивает;
По-новой тут же наливает;
И искоса на всех глядит?
Что в тихомолку хлеб жуёт;
Ни с кем беседы не ведёт.
XVII.
Поразузнав о человеке,
Он поспешил к друзьям своим;
Легонько потирая веки,
Поведал он немедля им,
О том, что господин приезжий,
Имевший вид весьма несвежий,
Бездельно время убивает;
Кабак портовый посещает;
И навигации лишь ждёт,
Чтоб поскорее, без огласки,
Достигнуть берегов Аляски...
Зачем, уж, он туда плывёт?!
Один лишь Бог, как видно, знает,
Но его пеням не внимает.
XVIII.
На первом же убогом судне,
Он попытается отплыть,
(Хоть средь ночИ, хоть по полудне),
В Америку и, может быть,
Ему Фортуна улыбнётся;
Десницею своей коснётся...
"Уж, как Фортуна, я не знаю,
Там будет с ним, но понимаю,
Что нам судьбина улыбнулась!
Ведь явно этот господин,
Какой бы не имел он чин,
И сколь поездка не тянулась,
(Что, может, прочим невдомёк) -
Тугой имеет кошелёк!
XIX.
И пьёт запоем от души,
(За это головой ручаюсь),
Не на последние гроши...
Так вот, к вам други обращаюсь:
Нам было бы верней всего,
Помимо кошелька его,
Казну с деньгами прихватить,
Чтоб мы могли беспечно жить!
В потьмах его не станем грабить.
Мы проследим, где он живёт.
Он сам нас к дому приведёт.
А там втроём с ним сможем сладить.
Его мы либо припугнём,
И куш увесистый возьмём,
XX.
Иль вдруг артачиться он будет,
Себя пытаясь защитить,
Полезет в драку... Вмиг остудит,
Его Тимоша... С ним шутить,
Не стоит: тут же кулаком,
Ударит, словно молотком,
И свалит непременно с ног.
А, кто же устоять бы смог,
Под эдаким-то вот ударом?!
Своим чугунным кулаком,
Легко расправится с быком!
Бог силушку ему не даром,
В избытке преогромном дал,
Хоть ум при этом пострадал."
XXI.
Сказал, над другом насмехаясь,
Усмешку на лице храня,
Евсей и, дале не стесняясь,
Добавил: "Верно, бродяжня?!"
Не выказав и тень обиды;
Смирившись с участью планиды,
Тимоша головой кивнул;
С улыбкой Стёпке подмигнул.
Степан же - третий их приятель,
Который был всегда сердит,
Изобразил серьёзный вид,
И он, как всякий прихлебатель,
Поддакнул, сразу согласившись,
К Евсею взглядом устремившись.
XXII.
В портовом кабаке толкаться,
Им нынче долго не пришлось,
И жертву долго дожидаться,
Им не понадобилось. Врозь,
За ним они по-одному,
Кабак покинули. К нему,
За пьяным проследив украдкой,
С привычною для них повадкой,
Все трое разом ворвались,
Пока, вошедший в дом курьер,
Не запер дверь; и без манер,
С порога сразу принялись,
Нахально требовать деньжат;
Выспрашивать, где те лежат;
XXIII.
Курьер с презрением молчал,
Бросая из-под лобья взгляды;
Брыкался и не отвечал,
Презрев угрозы эскапады,
Из бранных и жаргонных слов;
И вот уже он был готов,
Из плена вырваться, бежать;
И чтоб курьеру помешать,
Тимоша перед ним предстал:
Мгновенно размахнулся, чтоб,
Его ударить с ходу в лоб,
Но силушку не расcчитал...
Приняв удар, курьер прогнулся;
Лишь шаг ступил и, покачнулся,
XXIV.
А после, застонав, упал,
Биясь виском о край стола.
Он с пола больше, уж, не встал,
Хоть троица друзей ждала,
Что он в себя придёт вот-вот;
Очнувшись воздуха вдохнёт,
И, наконец, заговорит,
Где тайничок его лежит.
Однако, их старанье тщетно.
Уж, из разбитого чела,
Кровь тонкой струйкою текла.
Что делать? Им бы незаметно,
Теперь отсюда удалиться;
На время скрыться, затаиться.
XXV.
Но не таков был их Евсей:
Вот так сорваться, убегая,
Пожертвовав добычей всей;
Мгновение соображая,
Велит друзьям все вещи взять,
В три сундука упаковать,
Что в комнате стоят раскрыты.
Исполнив это всё бандиты,
Под видом грузчиков идут,
И сундуки, и чемоданы,
Оружье, сумки и кафтаны,
Неторопясь на двор несут,
Всем говоря: Мол, так бывает.
Поспешно барин уезжает.
XXVI.
Пока что Стёпка и Евсей,
Добро курьера сторожили,
Большой дородный Тимофей,
Благодаря природной силе,
Возницу быстро убедил;
И тот помочь им вдруг решил,
Пригнав на двор для них в угоду,
Среди ночИ свою подводу,
С кобылой пегой полусонной,
Слегка кусавшей удила,
Которая весь день ждала,
На площади не распряжённой.
Стремленье возчика понятно:
Он жить хотел и, вёз бесплатно.
XXVII.
Сгрузив имущество курьера,
На старый скрежетавший воз;
Мундир и шпагу офицера,
Евсей затем уже принёс,
Когда, вернувшись снова в дом,
Он оглядел всё бегло в нём,
Чтоб не оставить сей пустяк,
Он прихватил их просто так.
Уж, заполночь, примерно, было,
Когда направив воз к слободке,
К своей больной и старой тётке,
Которая на всех уныло,
Всегда, кто б ни был с нею рядом,
Взирала помутневшим взглядом.
XXVIII.
Всё в жизни было ей докучно;
И оттого, наверно, взгляд,
Её был безразличен. Скучно,
Уже который год подряд,
Она жила однообразно;
Своей судьбине сообразно,
Препроводила день за днём,
Не находя отрад ни в чём;
В дела племянника не лезла.
Чем он был занят? Где бывал?
Как хлеб насущный добывал?
Не любопытствовала. Чресла,
Пуховой шалью обмотав;
Весь мир забвению предав;
XXIX.
Она сидела постоянно,
В каморке молча у окна;
Вздыхая тяжко, непрестанно,
С своими мыслями, одна.
Преклонным её возраст был.
Груз лет прожИтых тяготил.
Уж, суеты мирской чуралась.
Смиренно смерти дожидалась.
Из комнаты не выходила;
И быт её был очень скромен,
Хоть не обширен, не огромен,
Был дом её; препоручила,
Она племяннику Евсею,
Заботы, связанные с нею,
XXX.
И с домом, чтобы он радел,
Взяв на себя сии расходы,
И за имуществом глядел.
Евсей, хоть не имел охоты,
Но всё же должен был стараться;
Заботы тяжкой не гнушаться.
Дом, пребывавший в запустеньи,
Был в его полном распряженьи.
Сносив с подводы вещи в дом,
В одну из светлых комнат дальних,
Он от событий тех недавних,
С друзьями отошёл с трудом.
Вольненья их не покидали;
С тревогою сердца стучали.
XXXI.
Украсть, ограбить, облапошить,
Обманом что-то сторговать,
Нахрапом взяв, всех огорошить,
Иль что-то долго вымогать,
(Хоть недостойно и постыло),
Для них вполне привычно было,
Но вот убить (хотя б случайно),
Для всех троих необычайно,
Задачей сложной оказалось:
Глядеть, как холодеет труп,
Довольно тяжко, коль не глуп;
Им всё иначе представлялось.
Событий вспять не повернуть;
Назад курьера не вернуть.
XXXII.
У всех троих в душе паршиво.
Негласно скорбь их всех гнетёт.
Но, чтоб не выглядеть тоскливо,
А, уж, скорей наоборот,
Предстать пред всеми храбрецом,
С надменно-озорным лицом...
Евсей перед друзьями мимо,
Сто раз пройдясь невозмутимо,
Им предлагает переждать;
Добычу до утра не трогать;
Почёсывая острый локоть,
Он говорит: "Пора, уж, спать.
Собраться с мыслями важнее;
Ведь утро ночи мудренее"...