Лешенька вырос у бабушки в деревне. Он был байстрюк. В малолетстве думал, что байстрюк это фамилия такая. И только школьником понял что слово это нехорошее.
Открытие это затмило в миг все славное, что было в его жизни. И новенький, с блестящими боками портфель и синие брючки. И ботиночки, гладко блестящие коричневой кожей.
Он помнил, как ехал с бабушкой на стареньком автобусе «в город» на ярмарку. Как она разворачивала платочек с мелкими деньгами. Пальцы у бабушки скрюченные, артритные, она неловко отсчитывала деньги за покупки, путалась и считала вновь, шевеля губами для надежности. Продавцы посмеивались, но молча ждали расчёт.
Потом бабушка водила Лешу в цирк. - Как же это, - говорила она,- побывать в городе и не пойти в цирк.
В цирке было ярко и шумно, все хлопали и смеялись. Выступали слоны. Лёша очень восхищался - шутка ли, заставить такую махину на задние лапы стать.. И решил тоже стать слоновьим повелителем. А ещё были клоуны. Один клоун бил второго. И тот плакал. Смешно так плакал. И жаловался на жизнь.
Тогда Лёша ещё не знал, что он станет в школе кем-то вроде клоуна. Мальчик для битья. Прощай новый портфель. И брюки тоже прощайте. Байстрюк. Безотцовщина.
Иногда по ночам Лёша думал. Странно, если нет отца, то безотцовщина. А когда нет матери, кто? Безматерщинник какой-то получался. Безматерщинником быть не хотелось. А на деле выходило, что сиротинушка. Бабушка часто вздыхала и гладила его по голове ночью, называла так, вроде ласково, но горестно. Думала, что он спит, не слышит.
Сиротинушке не довелось хлебнуть детдомовской каши. Бабушка из последних сил держалась, таяла как свечка, но не сдавалась до самых Лешиных восемнадцати. Лёша боялся бабушкиной смерти. Он как мог помогал. Рубил дрова, складывал поленья ровно, воду носил. Стирал белье. Занимался огородом, даже корову он умел доить. - Золото, а не парень.- плакала бабушка.
Она была тихая. И добрая. Жалела Лешу, руки не подняла на него ни разу. И его доброте учила.
Единственную родную душу потерял Лёша в день своих восемнадцати. И на всех парах влетел во взрослую жизнь.
Она ехала домой умирать. Рак настиг ее в погоне за счастьем. Счастьем, которое так и не удалось поймать за хвост. Все закрутилось так внезапно, диагноз, операция, рецидив. Резко исчезли поклонники, работа, с нею деньги и Квартира. И она подалась домой. К матери и сыну. Будет хоть кому воды подать.
Дом встретил ее тишиной. В горнице на буфете фото матери. Возле него теплица лампадка. И вдруг сердце оборвалось. Смерть обогнала ее, годы, проведённые в веселье вдруг показались пустыми и бесполезными. Сколько же их она провела впустую. Как много потеряла. Женщина заплакала. Скрипнула дверь. В проеме замер силуэт. Мужчина. Неужели сын. Сколько же лет ему.
Доброта, помнил Лёша бабушкины слова, не в том, чтобы простить. Не в том, чтобы забыть. А в том, чтобы не вспоминать. Молчать. И помогать. Не смотря на боль в душе. Не сморя на раненное сердце. Не вспоминать годы в сиротстве. А принять мать такой, какая есть.
Была ли в его поступках доброта, Лёша не знал. Он дал матери то, что не успел, но так хотел дать бабушке. Любовь, ласку, заботу. Был ли он хорошим сыном? Он был замечательным внуком. И отцом. И мужем. И дедом тоже будет отличным.