В углу комнаты стоит чёрный-чёрный комод. В этом чёрном-чёрном комоде есть чёрный-чёрный ящик. В этом чёрном-чёрном ящике лежат...белые-белые страницы с рассказами. Вытащу-ка один, стряхну с него пыль....
— Давайте съездим в Белопесоцкий монастырь! — предлагаю я.
Мёдовское утро как-то не задалось. Небо в полупрозрачных тучах, нежарко — вряд ли стоит купаться. Компания наших быковских гостей надумала совершить маленький экскурсионный тур в Каширу. Зовут и нас. Мысль хорошая, тем более, что мы тоже намеревались познакомиться с этим городком поближе. До сих пор свежи воспоминания о приключении прошлого лета — поездке в Зарайск. Древний Кремль, построенный в 1531 году и очень неплохо сохранившийся, занятный музей, картины, портреты представителей уездного дворянства, среди которых известнейшие в России фамилии. Церкви и курган, где покоятся воины, ушедшие с князем Долгоруким защищать Москву от поляков.
Что представляет собой Кашира, через которую часто пролегал наш путь домой, из дачных просторов в тесноту и суету Москвы? Кстати, напротив Каширы, на другом берегу Оки, есть центр иного притяжения.
Белопесоцкий монастырь! Я помню его с тех далеких дней, когда начала ездить в Мёдово, едва обосновавшись в Москве. Два часа на электричке от Павелецкого вокзала, и вот он, монастырь, на песчаном мыске, среди окских вод. Я смотрела на него из окна пробегающего по мосту поезда, и он казался таким далеким и прекрасным. Там шла своя жизнь, сокровенная, не всем понятная.
Светлого камня стены, темные купола — островок мира и покоя посреди суетного океана. Неспешное течение реки, ее темных вод. Белый окский песок — мягче его, казалось, и не бывает. Монастырь жил в ладу с природой. Встречал в трудах и молитве весну, лето, осень и зиму, не ропща, принимая их такими, как есть.
Случилось так, что этой весной, не обнаружив на месте привычного моста в Озёрах, нам пришлось пролагать путь в объезд. Попутно выяснилось, что добраться до монастыря вовсе даже легко.
— Поедем в Белопесоцкий монастырь! — говорю я.
Но Сергей Александрович, уже сидящий за рулем и готовый возглавить нашу экспедицию, встречает мое предложение с некоторым неудовольствием.
— Зачем тебе туда? — подозрительно спрашивает он.
Удивительный вопрос заставляет меня призадуматься.
— Давно хочу съездить…. — начинаю неуверенно.
— Зачем? — Сергей Александрович неумолим. — В монастырь? Тогда надо вставать в пять утра! Чтобы на службу…. Что, памятник архитектуры? На камни смотреть? К посещению монастыря надо готовиться!
Осторожно замечаю, что в монастыре служба не в пять, а в восемь. И почему бы не посмотреть на камни? Разведаем хотя бы дорогу!
На том берегу Оки есть живописнейшие места, на въезде в Каширу старая церковь, которую много лет назад я видела в руинах. Сейчас там начались реставрационные работы; осыпающиеся стены покрыты свежим слоем штукатурки и, слава Богу, свое место занял крест на куполе — храм обретает душу, разгоняя ощущение унылого запустения диковатых здешних гор и долин.
На все это тоже можно будет посмотреть.
— Не знаю, как туда ехать, — начинает вроде бы сдаваться наш суровый предводитель.
Но я-то как раз знаю. Подоспевшие Ирина Николаевна, обе девицы и Михал Сергеич на моей стороне. На лице мужа выражение усталой покорности судьбе — в монастырь, так в монастырь.
И вот, минуя последний забор в конце застроенной одноэтажными домами улицы, наш кортеж торжественно выкатывается на площадку возле каменных стен. Перед нами Свято-Троицкий Белопесоцкий монастырь. Основал ли его Владимир Белопесоцкий или — по другим источникам — Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, но стоит здесь обитель уже с пятнадцатого века.
Минуем арку ворот, отдав дань почтения надвратному образу, на котором преподобные отцы Владимир Белопесоцкий и Сергий Радонежский указывают на икону Троицы и храмы монастыря. Храмов четыре, и главный — собор Троицы Живоначальной, деревянный прообраз которого встал здесь еще в 1564 году. Сейчас это большой белостенный каменный храм, с красивым красно-желтым орнаментом, пятью куполами и лестницей-всходом.
Если о «камнях» — так это стиль «московского барокко»; но разве молитвенная сосредоточенность вовсе запрещает простое любование красотой? Иначе к чему четкость линий, горний полет куполов и колоколен, золото крестов, горящее в голубых небесах. Православный храм всегда строился красивым, чтобы радовать и душу, и глаз. Восхищать и просвещенного вельможу, и бесхитростного крестьянина, даруя надежду — там, на небе, где парят кресты, ждет счастье, которое суть мир и покой.
Поднимите же глаза от суеты, от работы, от земли; порадуйтесь песне камня и небу, цвету и свету. Войдите затем в храм и остановитесь на пороге, чтобы примирить смятенную душу и строгую красоту церковного убранства. Здесь золото окладов и венчиков над головами святых; очи строгих ликов, читающих в вашем сердце, как в открытой книге. Согревающие и ободряющие огоньки свечей.
Как сказал отец Павел Флоренский: «Если есть рублевская «Троица», следовательно, есть Бог».
Вот и здешние монахини не пожалели труда, чтобы разбить возле собора чудесный сад. Яркие цветы, благоухание роз. Деревце у входа в соседнюю церковь, густо обсыпанное мелкими ярко-красными плодами — это созревают райские яблочки. Напротив трапезной — предполагаемой место упокоения преподобного чудотворца Владимира Белопесоцкого. Лежит он здесь «под спудом» узорной белой плиты, под сенью резного деревянного навеса и охраной большого деревянного креста. Ему, молитвеннику и покровителю Ступинской земли, как к духовному отцу, может обратиться каждый православный человек. Жены и матери могут особо помолиться преподобному о мужьях и сыновьях….
В Троицкий собор мы не попали — реставрация. Но всегда открыты двери церкви Сергия Радонежского. Колонны лестницы, расписанные узором в виде виноградных лоз.
Минуем придел — и нас встречают две главные — после мощей преподобного Владимира Белопесоцкого — чтимые святыни обители. Это чудотворная икона Божией Матери «Скоропослушница» и чудотворная икона Божией Матери «Утоли моя печали». Есть здесь еще и почитаемая икона «Всецарица»; на ней украшения, пожертвованные верующими в благодарность за помощь.
Можно поставить свечу и перед храмовой иконой преподобного Владимира. Здесь же, справа и слева, стоят мощевики — шкатулки с выдвижными ящичками, в каждом — частица святых мощей, например, оптинских старцев.
Мощевики показывает пожилая монахиня — похоже, она проводит экскурсию? Действительно, с ней от иконы к иконе ходят три женщины. Однако я скоро теряю их из виду — а жаль, послушала бы — и попадаю в церковную лавку. В память о нежданном-негаданном паломничестве мне остается серебряный кулон с равноапостольной царицей, св. Еленой. Да еще фигурка ангела, белая с золотом; теперь можно снять ее с книжной полки, подержать в руках….
Поклонившись иконам, выхожу из храма. По узкой тропинке, мимо надгробия преподобного, попадаю в маленький храм Усекновения главы Иоанна Предтечи, он используется как крестильный. Этот храм строился намного позже прочих, и это видно сразу — стиль «неоклассицизм».
А в храме пожилая монахиня рассказывает об истории монастыря. Действительно, экскурсия или, как теперь говорят в турагентствах, «паломничество по святым местам». Стою в сторонке и слушаю. Как раз в эту минуту монахиня говори о том, что «документально сведения о расстрелах в монастыре не подтверждены». Речь о годах Советской власти, когда монастырь подвергся гонениям и разорению. Чистый, правильный русский язык! Как редко его теперь услышишь. Заметив мое присутствие, монахиня ободряюще кивает и продолжает рассказ, включив и меня в число слушателей. А тут подтянулся и отряд Сергея Александровича. За ними и мой супруг.
Однако лекция подходит к концу, и монахиня говорит о том, что каждый год посетить монастырь приезжает все больше людей, и это отрадный знак — «вот и сейчас, вас было трое, но посмотрите — пришли новые люди, им тоже интересно. Значит, монастырь жив».
Она выводит нас на террасу. Отсюда открывается вид на монастырский огород, запущенный луг и Оку. Этот луг когда-то был распахан; монастырское хозяйство было весьма обширным. Все, что осталось теперь — это несколько теплиц да хлебопекарня. Еще монастырь производит и продает творог. Тем и живет, да еще пожертвованиями прихожан и паломников. Население монастыря совсем малочисленно. Несколько монахинь и послушниц, да приезжают иногда женщины, пожить в святой обители, помочь по хозяйству. Нашей провожатой семьдесят шесть, именно на ней лежат нелегкие огородные труды.
Что касается помощников, их, собственно, негде селить. Летом годится здание воскресной школы, а вот зимой…. Работы же непочатый край. Снести бы «некультурный слой», недобрую память прошлого века, когда здесь чуть ли не свалку устроили. Тогда открылись бы, засияли снова белые пески, на которых и была некогда возведена святая обитель.
Не вечны старые стены. Осыпается каменная кладка, бьет ее ветер, поливает дождь. Покосилась черная луковица надвратной церкви Николая Чудотворца. Застыли стрелки часов на крыше ее звонницы — вечная «четверть первого». Но сияет золотом крест, готовы ударить колокола.
На прощание каждый из нас — я с мужем, Сергей Александрович, Ирина Николаевна, Юля с Сашей и Миша — получает подарок, иконку «Споручница грешных».
Монастырь благодарит нас за то, что пришли. Благословляет напоследок водой источника Сергия Радонежского. «Пока вы приходите — монастырь жив» — вот урок сегодняшнего дня.
Готовиться, конечно, надо, но можно, значит, и так.
Не о том же говорит и Иоанн Златоуст в своем огласительном Слове, которое слышим каждую Пасху?
«Итак, все — все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг другом ликуйте; воздержанные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне».
«Ибо щедр Домовладыка, принимает последнего, как и первого, ублажает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и трудившегося с первого часа; и последнего одаряет, и первому воздает достойное».
Придите! Оторвитесь от кресел и телевизоров, колесами ли, ногами — только придите. Придите, и будет вам.
Всех касается.
июль-август 2012