Она открыла глаза от того, что было очень светло. Сквозь её опущены веки пробивается свет. До боли яркий свет. По её телу прошла дрожь. В голове туман. Она пыталась сфокусироваться хоть на каком-нибудь объекте. Ей это не удавалось. Ни взглядом. Ни мыслью. Она не понимала ни времени, ни пространства.
Медленно, как густой кисель на неё начала наваливаться реальность. Взгляд прояснялся. Первое, что она чётко увидела была та самая уродская люстра. Деревянная. Лакированная. Плафоны повернуты вверх. Две лампочки перегорели. Она смотрела на неё не отводя глаз. Её сознание, ухватившись за эту константу, стало проясняться. Она осознала комнату, в которой очнулась. В сознании всплыло название города, в котором она проводила последние несколько лет.
Она вспомнила почему она здесь…
Её тело пронзила острая боль от «миллиона иголок». В голове стали роем крутиться мысли. Вопросы ударами грома пробивали пелену сознания. Она лежала на спине, прикованая взглядом к потолку. За окном на деревьях пели птицы, во дворе играли дети, шумели взрослые.
А у неё внутри был ад из пустоты, боли, не пролитых слез, ненависти к себе, отчаяния и безысходности.
На протяжении 6 месяцев каждое утро она открывала глаза и не понимала зачем. Зачем жива? Зачем дышит? Зачем вставать? Зачем идти на работу? Зачем приводить себя в порядок? Зачем она есть? И слезы ручьями из её глаз текли на подушку. Тело было просто свинцовым.
Сон больше не приходил и она лежала «прибитая» к кровати стараясь не думать, не чувствовать, не существовать.
Когда приходило время вставать, она с автоматизацией робота шла в ванную и принимала душ. Просто стояла под струями воды, надеясь, что холодные потоки смоют ошметки её души. Потом чистила зубы и шла завтракать. Есть ей не хотелось, поэтому завтрак её состоял из кружки кофе и сигареты.
Выбор наряда вообще не составлял труда. Джинсы, футболка, кеды. Что-нибудь тёмное и не заметное. Макияж максимально мрачный.
Метро. Здесь и в обычный день людям все равно на окружающих. Зомбопоток туловищ по направлению к чужой, уже сбывшейся мечте. Прохожие на улицах не замечали её, но она была этому рада. Может если её не будут видеть – она перестанет быть? Но упорное тело каждый день ей напоминало, что она есть и может чувствовать. Ей так хотелось это прекратить. Хоть на секунду. Но даже сон длинной 3 часа не приносил облегчение. Ей снилось то, что она потеряла. А тогда ей казалось, что она потеряла все, кроме бренного тела и каких-то странных обязательств, ей совсем не нужных.
Офис. Дружелюбный коллектив, милые женщины. Каждый счастлив по-своему. И она тут совсем не к месту. Во время рабочего дня она могла хоть как-то отвлечься от горестных мыслей. Ей становилось легче. Она была среди людей, которые её видят, но не задают вопросов. Не стороняться её, хотя от неё тянет холодом и «мертвой» душой. Им не было все равно. Они переживали, старались оживить её, но уважали её скорбь.
Когда рабочий день подходил к концу она не торопилась домой, ей было страшно. 4 стены и одиночество. Она не любила быть наедине с собой. Ей было невыносимо её общество. Она не могла слушать музыку, читать, смотреть фильмы или сериалы, гулять. Все, что она могла делать – лежать прибитая к кровати и не переставая лить слезы.
Чтобы она могла хоть как-то уснуть она проводила ритуал. Слезы душили её как только она переступала порог дома. Она готова была сползать по входной двери и больше не делать ничего. Ни одного движения. А ещё лучше – не дышать. От мысли о самоубийстве её спасала только мама. Она переживала, что мама с её уходом не справится. Поэтому каждый вечер, приходя с работы, она наливала коньяк/виски/водку и выпивала несколько стопариков. Просто чтобы не плакать. Она не была пьяна. Она просто переставала плакать и могла шевелиться. Приготовить ужин, прибрать, пообщаться с соседями по квартире. А когда приходило время идти спать, она уходила к себе в комнату и просто лежала на кровати. Глаза открыты, тело раскидано по матрасу. Мыслей нет, чувств нет, слез нет, сна нет.
Через несколько часов на неё от переутомления сваливался сон, в котором не приходило облегчение...