В Союзе художников открылась выставка «Миг между прошлым и будущим»

Марттила родилась в Петрограде, с самого раннего детства много рисовала. В возрасте одиннадцати лет Лену приняли в только что созданную Школу юных дарований при Академии художеств. Общеобразовательную школу она окончила летом 1941 года, но планам поступать в Академию художеств не суждено было осуществиться. Лена пошла на краткосрочные курсы Красного Креста и уже в ноябре сорок первого стала работать медсестрой в детской больнице. «Самое ужасное — мне приходилось выносить трупы в подвал», — делилась Марттила в своем дневнике. #INJECT_1# Когда она узнала, что в блокадном городе на Таврической улице, 35, продолжает работать Художественное училище, то поступила туда сразу на второй курс. Директор училища Ян Шабловский добился выдачи учащимся рабочих карточек, что многим спасло жизнь. Когда перестали ходить трамваи, с 18‑й линии Васильевского острова на учебу Елена добиралась пешком. Маршрут был таким — сначала до Стрелки, оттуда наискосок по льду Невы до Марсова поля, затем — улица Пестеля и Кирочная, наконец — вдоль решетки Таврического сада. «Когда мы пешком приплетались кто откуда в училище и видели, что оно цело, невредимо и Ян Константинович на посту, нас ждут… мы верили, что еще будет оно, будущее», — запишет она в дневнике. Сейчас ее блокадные рисунки и дневниковые записи находятся в собраниях Русского музея, Музея обороны и блокады Ленинграда, Российской национальной библиотеки. Уже в послевоенные годы художница создала на основе рисунков литографии на картоне. Для нынешней выставки они предоставлены наследниками Марттила. Самая пронзительная — «Автопортрет (перед смертью)». Рисунок был сделан в начале 1942 года, вот что о нем говорила художница: «Однажды в феврале я поняла, что до утра не дотяну. Если лягу, встать уже не смогу (до того у меня уже были обмороки с потерей сознания, по два-три раза в сутки). Я просто не смела лечь — это конец… И так стало обидно — я молода, а меня заставляют умирать, как будто жизнь моя ничего не стоит! Пусть я умру, но хотя бы как художник, с кистью в руках… Взяла листок бумаги, какую‑то кисть и, увидев себя в маленьком зеркальце, решила рисовать то, что вижу. Коптилка слабо мерцала, а я уже увлеклась и не хотела думать о смерти. Передо мной была натура, и я рисовала. Может быть, люди потом поймут, что ленинградцы не сдавались так просто. Пока я водила кистью, прошла ночь… Сквозь смерть я увидела это утро. Мысль, что теперь‑то я не умру, буду жить, ощущалась каждой клеточкой истощенного организма и вливала силы. Вот уже второе, нет, десятое дыхание открылось! Мне стало весело и спокойно. Единственный хлеб, что меня спас, — моя работа и вера». Среди литографий блокадного времени — случайно встреченный учащийся ремесленного училища и студент-однокурсник, комнаты с непременными буржуйками, засыпанная снегом улица Восстания — особое место занимает работа «Таня одна». На ней девочка, стоя у печки, пытается согреть комнатный цветок. У наследников художницы хранится эскиз красками, он представлен на выставке. Литография «На концерт», где мужчина тянет по глубокому снегу санки с привязанным к ним контрабасом, а сзади инструмент толкает маленький мальчик, скорее всего, фантазия автора. Но она говорит о силе духа ленинградцев. В апреле 1942 года Марттила выехала в эвакуацию по таявшему льду Дороги жизни одним из последних рейсов. Тогда появилось несколько портретов водителей легендарных полуторок. В 1943 году Марттила возвращается в Ленинград, чтобы продолжить обучение в Художественном училище. В ноябре 1944‑го во время исполнения Седьмой («Ленинградской») симфонии Дмитрия Шостаковича в Большом зале Филармонии она делает несколько эскизных портретов композитора. С них также были сделаны гравюры. К этому же времени относится автопортрет художницы. Впереди — окончание любимого училища с красным дипломом и долгая жизнь театрального художника. Но блокадные дни она помнила всегда. Выставка открыта до 29 января.