Предыдущая глава
Десять пар глаз следили за руководителем с напряженным вниманием. Шадрин был сегодня в плохом настроении, это видели все контрразведчики, собравшиеся в его кабинете на экстренное оперативное совещание.
– Подведем итог на сегодняшний день, товарищи, – сурово начал полковник. – Прошло больше месяца после убийства охотника Горяева. За это время нам удалось выйти на диверсионно-террористическую группировку «Свобода», узнать её руководителей, внедрить нашего человека, выяснить дислокацию и количественный состав лесного отряда, прервать связь диверсантов с маньчжурским консульством и, самое главное, временно парализовать действия банды. Задача Москвой, как вы знаете, поставлена двойная: японцев в длительную оперативную игру вовлечь, и «Свободу» использовать с выгодой – чтобы все местное антисоветское отребье в нее сползлось. Первую часть мы выполнили: Кендзи Доихара крепкую оплеуху получил: и самолет потерял, и своего первого курьера Новицкого, но главная и самая опасная работа еще впереди, – полковник кивнул на бланк радиограммы, лежавший на столе. – Понимая, что его неуязвимость заключается в разбросанности людей, Вьюков разделил отряд пополам и забазировал в основном и запасном лагерях. Где расположен запасной, Крапивин пока не знает. Не спешит Вьюков знакомить его и с городским подпольем. А ещё Крапивин сообщает о некоем Борисе Петровиче Зыхе, носителе бандитской мобилизационной информации. Заполучить данную личность – важнейшая задача: ведь этот самый Зых работает, по сути, и на нас – выискивает и вербует замаскировавшуюся нечисть. Что ж, пусть трудится: за адреса этих деятелей мы ему потом спасибо скажем… – полковник хмуро усмехнулся и продолжил. – Все перечисленные моменты по времени пока терпят, а вот по следующим двум решение надо принимать немедленно. Первое: Вьюков вот-вот станет требовать у Крапивина деньги из привезенной суммы, чтобы приобретать оружие, боеприпасы, продукты… Нам еще только этого не хватало – помогать бандитам экипироваться. Черт бы побрал те деньги! Но без них Крапивина забрасывать было нельзя, японцы наверняка сообщили о них Вьюкову, и весь перечень имущества, предоставленный нам «Гао Шанем», мы были обязаны выполнить. Второе, и оно самое важное, наши надежды на то, что бандиты не прикоснутся к украденной взрывчатке до особого распоряжения «японцев» – не оправдались! О какой акции идёт речь между отцом и сыном Вьюковыми? И ещё одно: из шифровки Крапивина ясно, что Вьюков ему не очень доверяет, и понять атамана вполне можно: ведь тогда, в двадцать восьмом, в Ишиме, ОГПУ тоже внедрило в банду Винника своего человека, после чего начался её разгром. И сам Вьюков, и женушка его, мадам Шидловская, и этот пресловутый Скрынник-«Ржавый», всё прекрасно помнят. Если «Лидер» не зарекомендует себя с хорошей, в их уголовном понимании, стороны, то на результативные шаги нам рассчитывать не приходится. Не смотря на прыжок с парашютом, на пароль, на рекомендательное письмо и прочий шпионский антураж – они ему пока не верят. Интуитивно, бандитским опытом и чутьём ощущают – ещё не наш! «Лидер» должен быть действительно – лидером: жестоким, беспощадным, замаранным вместе с ними одной кровью, находчивым в самых экстремальных ситуациях. И нам нужно создать такие условия, чтобы Крапивин смог на деле доказать, что он – действительно их человек. Позиция его зыбкая, каждый день там, как год, случись что: и подполковнику конец и всей нашей задумке. Разбегутся по тайге, потом и за сто лет не переловить. Да ещё взрывчатку растащат по разным углам, где её потом искать?
Шадрин положил перед собой взятые в замок руки, помолчал, согласуя дальнейшую речь с мыслями. Чувствовалось, что он готовится сказать нечто важное:
– Сегодня нам предстоит решить ряд вопросов: это акция по закреплению Крапивина в отряде, изъятие у бандитов взрывчатки, а у «Лидера» денег, и внедрение ещё одного нашего человека для осуществления захвата Зыха и для контроля второго отряда. О том, чтобы он попал туда, Крапивин позаботится сам, наша задача – засылка. Дело это крайне рискованное, считаю, что здесь нужен доброволец и жду вашего ответа.
Задав свой вопрос, Шадрин внимательнее, чем прежде, всмотрелся в лица сидящих возле него офицеров. Он хорошо знал всех и обязан был доверять каждому. Но вдруг снова поймал себя на мысли, ставшей уже ненавистной, что не может, как бы не хотел, верить этим людям по-прежнему. Ведь даже среди этого небольшого количества чекистов вполне мог находиться сейчас и «Четвертый». Неожиданное озарение пронзило мозг Шадрина: ведь сейчас, совершенно непредсказуемо, не запланировано и без всякой разработки, происходит проверка… Самая настоящая проверка! Мысль полковника завершилась мгновенно и точно: если среди присутствующих находится «Четвертый», то он ни за что не вызовется идти добровольцем в банду. Это было бы нелогично и совершенно неоправданно для него – пробиваясь к высшим ступеням власти в областном Управлении или преследуя иную, ещё более выгодную цель, уже находясь на верном пути, рисковать жизнью! Да и статус соглядатая не позволял ему сделать такой шаг без санкции столичного начальства. Но в тоже время Шадрин понимал, что перед ним сидят не только зеленые новички, а и профессионалы со стажем, искушенные и опытные контрразведчики, каждый из которых, будь он «Четвертым», мог принять данную ситуацию именно за проверку и постараться не выдать себя.
Все присутствующие поднялись почти одновременно, и полковник ощутил нечто вроде облегчения: «Четвертого» или не было здесь, или он, догадываясь, что Шадрину стало известно что-то о нем, успел мгновенно сориентироваться и грамотно среагировать.
– Спасибо, товарищи, иного я и не ожидал. Всех, кроме капитана Бутина, прошу садиться, – он повернулся к офицеру и, чуть волнуясь, негромко проговорил. – Сергей Павлович, сегодня я должен утвердить кандидатуру на заброску. Думаю, послать вас, но сначала хотел бы узнать ваше мнение на этот счет.
– Я готов, товарищ полковник.
– Не торопитесь, – Шадрин пристально посмотрел ему в глаза, загоревшиеся жгучим азартом. – Подумайте хорошенько и взвесьте всё, дело ведь такое…
– Я уже подумал и уверен, что моя кандидатура – самый оптимальный вариант.
– Обоснуйте его.
– Во-первых: прибыл я в Забайкалье сравнительно недавно, особо примелькаться нигде не успел, в работе по банде Вьюкова принимаю участие с самого начала, соответственно знаком с каждой мелочью. Второе: в конце тридцатых, в приграничных лесах под Выборгом, выступал примерно в такой же роли, так что кое-какой опыт имеется.
– Если я правильно вспоминаю: дело было связано с антисоветской ингерманландской группировкой?
– Всё верно: тогда в Хельсинки вынашивали планы финизации Карелии и делали большую ставку на финно-угорские народности, проживающие на нашей территории.
– Опыт – дело, конечно, хорошее… – согласился Шадрин. – Но вот что меня смущает: вы побывали в Еремино при поднятии трупа Горяева.
– Это не страшно, – возразил оперативник. – В поселок мы приехали ночью, близко я общался только с охотником Игнатьевым, но его больше нет. Видели меня ещё трое: председатель поссовета Аксенов и двое работников Правления, доставивших убитого в Ерёмино, но мы не имеем оснований, не доверять этим проверенным людям. И теперь совершенно точно знаем, что кроме Фешковых у бандитов в поселке агентуры нет, а с этим семейством я знаком лишь заочно. Остальные наши сотрудники, кто работает по «Свободе», в Ерёмино бывали часто и общались со многими.
– То, что вы сказали, капитан, резонно, – полковник жестом разрешил Бутину сесть. – Кроме этого, у нас и времени нет, чтобы искать и готовить кого-то постороннего. Итак, ваша легенда уже разработана, тщательно изучайте её и готовьтесь, Сергей Павлович. Отныне вы – капитан Миронов, интендант танковых войск, имя и отчество оставим ваши. В самом начале войны, попав в окружение, сдались немцам, потому что имеете старые счеты с Советской властью. Прошли курсы подготовки в разведшколе, расположенной на территории Польши, в районе Вроцлава, и были заброшены в Союз. Провалились на засвеченной явке в Куйбышеве, но сумели уйти. Около полугода скрывались в Западной Сибири, потом вас взяли… Это наиболее значимые черты «биографии», детали проработаете сами и с этой минуты вживайтесь в образ усиленными темпами. Да, еще один момент: больше не брейтесь, Сергей Павлович, отращивайте щетину, она внешность меняет разительно. Доводы насчет того, что вас мало кто видел в Еремино, конечно хороши, но кашу маслом не испортишь.
– Слушаюсь, товарищ полковник!
– Продолжаем совещание, – сказал Шадрин. – Слово подполковнику Баркуну, как у вас дела по Авдееву, Сергей Сергеевич?
– Подтвердилось абсолютно всё, – начал тот. – Заключенный Цеплик прав: уголовник Башкин – это и есть предатель Авдеев.
– Подробнее.
– Присмотреться к нему за это время я успел основательно. Залегендировался он отлично, комар носа не подточит, уголовник как уголовник. Отправная точка «биографии» – дом беспризорных в Воронеже. Ни родных, ни близких нет, - это само-собой… Почти всю сознательную жизнь провел в колониях и лагерях за воровство. В последний раз осужден за соучастие в ограблении. По совокупности получил довесок к сроку за подделку медицинских документов, которые использовал для уклонения от мобилизации в действующую армию.
– Авдеев сам всё это рассказал?
– Нет, это обвинительный материал по последнему преступлению, с помощью которого он сумел найти укрытие в тюрьме, – пояснил Баркун. – И дали-то пустяк, всего пять лет строгого режима, по сравнению с тем, что его давно уже исключительная мера ждет.
– Документы Авдеев, чьи использовал?
– Пока сказать трудно – Воронеж под немцами, архив недоступен, но, вероятно, убитого им же человека. Такие, как Авдеев, по «липе» жить не станут, у них всё делается надежно. Ну и либретто создал соответствующее своей теперешней опере – использовал полинезийского Бога по имени Тату, основоположника татуировок. Весь, от пальцев ног до шеи, исколот, и это его главный козырь.
– То есть? – спросил один из офицеров.
– Дело в том, товарищи, что на каждого уголовника по его татуировкам можно составить довольно точную биографию, что я и сделал на прошлой неделе в тюремной бане. На груди Авдеева красуется композиция следующего содержания: револьвер, финка, карты, бутылка и рюмка. Это имеет в уголовном мире двойной смысл: либо свидетельствует о пристрастии обладателя к легкой наживе, либо поясняет: «Вот что нас губит…» Далее: на левом предплечье у него наколота морда кошки, это говорит о том, что преступник он – осторожный. Роза на правом предплечье означает, что Авдеев встретил совершеннолетие в тюрьме, где и был посвящен в «закон». Я не стану перечислять всех художеств на коже карателя, их слишком много, ограничусь его «татуированной биографией». Согласно ей, он впервые угодил в тюрьму ещё в молодом возрасте за мелкое воровство. Провёл в заключении два-три года. Был склонен к нарушению режима. Всё это – сущая правда и результат его отсидки в Астраханской колонии. А вот далее уже начинается татуированная легенда: согласно ей Авдеев, якобы, осужден за более серьезное преступление и получил лет шесть изоляции. Стойко переносил лагерные тяготы и притеснения со стороны администрации, срок отбыл «от звонка до звонка», что подтверждает наколка в виде колокольчика. Судя по всему, находился в зоне строгого режима. На воле его ждала любимая женщина. Мечтал о свободе и готовился сократить срок побегом. Входил в клан воров. К начальству тюрем был настроен яро отрицательно. Намеревался и впредь заниматься преступной деятельностью. Венцом всему служат татуировки, свидетельствующие о том, что их владелец на путь исправления не встал и на воле предпочитает легкую добычу посредством насилия.
– И что же это за татуировки? – поинтересовался кто-то из молодых сотрудников, явно заинтригованный рассказом Баркуна.
– Звёзды на сгибах ног являются лозунгом: «На колени меня не поставите!», а денежная банкнота, пробитая кинжалом, характеризует заключительную часть этого «натюрморта», – объяснил подполковник. – Должен заметить, разрисовывал Авдеева лагерный специалист высочайшего класса, так называемый «ко'льщик». Все татуировки выглядят так, будто приобрёл он их давным-давно. Есть в тюрьмах такие виртуозы, которые могут даже старение задать в подобных художествах. Всё зависит от тщательно подобранного состава туши и глубины проникновения иглы в кожу.
– Ваши выводы, Сергей Сергеевич? – как всегда спросил Шадрин.
– Он единственный, товарищ полковник. Это, несомненно – Авдеев! Вспомните розыскную ориентировку: в ней указано, что он вместо «к» частенько употребляет букву «т». На этом я его и подловил с самого начала. Как ни старается, каналья, скрыть, а все же нет, нет, да и сорвется. Привычка-то, как говорится, вторая натура.
– Кроме речевых изъянов, что еще есть?
– Словесный сходится полностью: ярко выраженные черты монголоида, телосложение, а в довершение ко всему, шрам от осколка гранаты. Но шрам скоррегирован и развит под ножевое ранение. Тут поработал очень опытный хирург-косметолог, распознать крайне сложно.
– И об этом позаботился, ушлый гадёныш! – не выдержал майор Степанов.
– Да уж, не дурака немцы в Дабенсдорф на учёбу отправляли, – сосредоточенно обронил Шадрин. – У них даже экзекуторы должны быть более или менее образованными, а данный кандидат имел, как видно, более далёкую перспективу…
– Таким образом, товарищ полковник, – продолжал Баркун, – можно проводить очную ставку Авдеева с Цепликом. После опознания, смело передавать дело в трибунал. А там долго церемониться не будут: собаке – собачья смерть! И буквально через пару-тройку дней после вынесения приговора, этого деятеля повезут туда, откуда посылают на «луну». Следовательно, выход спастись у него будет единственный, - попытаться бежать.
– Что ж, всё как будто правильно… – раздумчиво проговорил Шадрин и глянул на Бутина. – Ну, Сергей Павлович, как вам данный персонаж? Вроде, подходящий попутчик?
– Да уж, – тускло обронил капитан. – Как говорится – пробы ставить негде. Только не маловато ли мне будет одного «приятеля»?
– А мы вам еще нескольких подкинем, для разнообразия.
– Что за народ?
– Все трое – законченные подонки. Пакостили на западе, а спрятаться пытались в Забайкалье. – Шадрин ожесточенно поморщился. – Следователь говорит, что каждого пять раз мало расстрелять, руки по плечи в крови… Они бывшие офицеры РККА, поэтому «ломоть» будет выглядеть довольно аппетитно. Как-никак, а обстрелянные вояки, да еще и ярые антисоветчики. «Лидер» именно на такой контингент ориентировал Вьюкова, поэтому тот непременно должен соблазниться.
– Значит, серьёзные основания для побега у них имеются? – поинтересовался молчавший до этого пожилой седоватый майор Баландин, совсем недавно подключенный к операции по «Свободе».
– Да. А еще более серьёзные аргументы появятся буквально на днях. Уголовные дела уже на рассмотрении и приговор будет вынесен самый суровый, я консультировался у работников трибунала, – пояснил Шадрин и перевел взгляд на Баркуна. – Теперь доложите о самом процессе внедрения, Сергей Сергеевич.
– Я предлагаю использовать известного теперь нам лейтенанта Склярова из конвойного батальона НКВД. За ним тоже много чего числится, сейчас мы и это знаем. А чтобы наверняка решился помочь бежать подследственным, немного пугнем.
– Каким образом?
– Используем его же прошлое: завтра Склярова вызовет следователь да поспрашивает, так это, с хорошим нажимом, что, мол, товарищ лейтенант думает о смерти Острякова, капитана из их части?
– Это, которого Вьюковцы убили?
– Именно.
– А не будет уж слишком в лоб?
– Не будет, – уверенно пообещал Баркун, – следователь допросит ещё кое-кого из офицеров батальона, мотивировать станет тем, что появились дополнительные факты по тому нераскрытому преступлению и следствие возобновляется. Короче говоря, Скляров поймет, что рано или поздно его вычислят, занервничает, засуетится…
– Неплохо, Сергей Сергеевич, – с удовлетворением произнес Шадрин, было очевидно, что его настроение понемногу улучшается. – Теперь другой вопрос: а если Вьюков не станет задействовать «Лидера» в операции по освобождению приговорённых?
– Исключено, товарищ полковник. Данная идея принадлежит «Лидеру», ему её и осуществлять. Кроме этого, у него единственного есть документы и повседневная форма офицера НКВД, так что ему и карты в руки. И ещё: Вьюкову ведь именно его не терпится проверить в настоящем деле.
– Место подходящее найдено?
– Да, это сосновая роща по пути из тюрьмы к месту ликвидации.
– С конвойными уже беседовали?
–Так точно. Люди всё понимают, народ бывалый, ответственный. В их молчании сомневаться, оснований нет, но на всякий случай они временно изъяты из батальона. Мотивация для батальонного начальства и личного состава – длительное сопровождение подследственных. А после проведения операции разбросаем их по разным войсковым частям.
– Решение абсолютно правильное, ведь есть же присказка: в России всё – секрет, но ничего – не тайна! – согласился Шадрин. – Совместно со Скляровым эти люди часто бывают в этапном наряде?
– Достаточно часто, так что никаких подозрений у него возникнуть не должно, – заверил Баркун и продолжил. – Наибольшей опасности в этом деле будет подвергаться водитель, ведь как ни крути, а рядом с ним находится вооруженный преступник, каждую секунду готовый выстрелить.
– Он отчётливо понимает степень своего риска, этот самый водитель?
– Да, товарищ полковник. В беседе я акцентировал тот момент, что его собственная жизнь будет всецело зависеть от него самого.
– Хорошо, – кивнул Шадрин. – Переходим к следующему вопросу, товарищи: майор Степанов доложит план действий по лишению бандитов взрывчатки, и по отъёму денег у «Лидера». Слушаем вас, Григорий Семенович.
– Чтобы отнять у Вьюкова взрывчатку, необходимо предложить ему такой лакомый кусок, из-за которого он будет вынужден отказаться от прежнего замысла, – заговорил Степанов. – Поэтому на днях атаман получит «из-за кордона» шифрорадиограмму следующего содержания:
«Черемховское месторождение вырабатывает руду хрома и кобальта, применяемые в производстве брони и орудийной стали. Автотранспорт доставляет её на а/м Могзон, далее – самолётами и железной дорогой на заводы. Аэродромный склад с продукцией уничтожить! Встречу с офицером из батальона НКВД и вербовку бывших военнослужащих, одобряю. К ледоставу этого года пограничных рек отряд должен насчитывать не менее 300 единиц. При реализации задания используйте явки № 2 и 3».
«Лотос».
– Что можете сказать по поводу данной «эр дэ», товарищи? – обратился полковник к присутствующим. Отозвался подполковник Баркун:
– Всё в ней не лишено смысла, – сдержанно похвалил он, – Содержание радиограммы автоматически объединяет несколько заданий в одно. Неплохо придумано и с явками № 2 и 3. Пусть атаман знает, что «Лидер» в отношении конспиративных квартир не бедствует.
Удовлетворённо кивнув, Шадрин распорядился:
– Продолжайте доклад, Григорий Семенович.
– С командованием транспортного авиаотряда ГВФ[1] все вопросы улажены наилучшим образом, – снова заговорил Степанов, – кроме склада на Могзонском временном аэродроме, они нам еще и «юнкерс» выделяют. Командир лётного отряда так и сказал: «Для хорошего дела металлолома не жалко!»
– Что это он так расщедрился? – удивился Шадрин.
– У них этого трофейного добра сейчас предостаточно, машину, что нам дают, уже списали по окончанию лётного ресурса, она, всё едино, шла под пресс. Им недавно новеньких трофейных транспортников понагнали, поэтому старая техника с баланса снята. Так что всё будет официально, законно и без финансовых потерь.
– Ну, а хоть разок-то этот списанный драндулет сможет для наглядности подняться в воздух?
– Вполне, – заверил майор. – Прилетит он накануне нападения, приземлится. На глазах у диверсантов в него будут загружать ящики со склада. Впечатление создастся такое, что самолет останется на ночевку в Могзоне. «Лидер» предложит взорвать также и его для нанесения более существенного ущерба. Именно это имеет для нас главный положительный момент: «Свобода» всю или бо'льшую часть своей взрывчатки потратит.
– Думаете, клюнут? – усомнился майор Баландин.
– Уверен в этом, – убеждённо сказал Степанов. – Какая бандитам разница, где Советам напакостить. Не знаю, что они там замышляли раньше, но от такого аппетитного «бутерброда», как склады и самолет, не посмеют отказаться. А уж получив приказ японцев, тем паче!
– А мы не переигрываем? Вариант, конечно, неплохой, но как-то уж всё гладко получается! – не уступал Баландин.
Как всегда, тактично и предупредительно, заспоривших офицеров разнял Шадрин, задав вопрос:
– Место для снайпера присмотрели, Григорий Семенович?
– Он его себе сам выбрал, исходя из личного боевого опыта. А для подсветки целей используем прожекторы ночного старта.
– Кого решили стреножить?
– Постараемся самых опасных: Дмитрия и Скрынника, – так просит Крапивин.
– А если в налёте ни тот, ни другой не будут участвовать?
– Тогда подраним и захватим любого другого диверсанта, а то и двух. После этого возьмём хозяина голубиной почты Ильихина, его нужно как можно быстрее исключать из игры и интенсивно колоть, чтобы указал на тех, кого знает. Аресты произведём днём и прилюдно, пусть Вьюков думает, что кто-то из захваченных бандитов начал сдавать городских легалов. Эти действия должны подхлестнуть «Штаб руководства» на увод подполья в тайгу.
− А если ни «Почтарь», ни взятые в плен не заговорят, тогда как?
− Заговорят, если хорошо насядем… – многозначительно вставил Баркун.
− Ильихин, надеюсь, под постоянным контролем?
− Глаз не спускаем, товарищ полковник! Три раза он появлялся на центральном рынке, явно ждал встречи с японцами, но… – майор лукаво и чуть злорадно усмехнулся.
− Да, с «блокадой» консульства получилось неплохо, – констатировал Шадрин и строго предупредил. – Кстати, не зацепите на аэродроме, Вьюкова, если он будет участвовать в налёте, этот деятель нам нужен только живой, о «Лидере» я уже и не говорю, в его сторону оружие даже направлять запрещаю!
– Об этом не стоит волноваться, все, кроме снайпера, будут стрелять со значительным превышением. А прицельным огнем я буду руководить лично.
− Г-м, стрельба с превышением… – неопределённо пожал плечами Шадрин. – Трёхлинейка бъёт почти на пять километров, где гарантия, что, пролетая это расстояние, пули никого не зацепят?
− Учтено и это, – заверил майор. – Директриса стрельбы рассчитана так, что все пули попадут на излёте в таёжный хребет. Маловероятно, что глубокой ночью кто-то будет лазать по отвесным склонам.
− А такой огонь не покажется подозрительным? Вьюковцы народ обстрелянный, бывалый, расшифруют!
Но и на это у Степанова был готов аргумент:
− В безлюдных секторах обстрела «дегтярёв» несколькими очередями прошьёт землю для пущего эффекта. Так же будет работать из винтовки и снайпер.
– А он опытный специалист? – поинтересовался полковник.
– На ложе его винтовки пятьдесят семь меток, – с какой-то даже гордостью, произнес майор, будто эти самые метки, количество уничтоженных гитлеровцев, принадлежали ему самому.
– Пулеметную вышку как собираетесь «ликвидировать»?
– Это сделает сам «Лидер». Гранату применит ложную, но в ночи всё будет выглядеть эффектно: грохот, яркая вспышка, а вреда – ноль. Мы это дело уже опробовали.
– Ответный огонь бандитов никого не зацепит? Прожектористов, например.
– Тоже исключено. Наши люди разместятся в надежных укрытиях: в окопах и за мешками с песком, а работников аэродромной службы отправим в безопасное место на всю ночь, автомобиль-бензозаправщик угоним на станцию, якобы за топливом.
– А взрывы склада и самолета, какие будут после этого последствия?
– Никаких, товарищ полковник, – с той же невозмутимой готовностью заверил Степанов. – Сапёры дают полную гарантию безопасности, рассчитали абсолютно всё.
– Я смотрю, вы каждую мелочь по первому вопросу проработали! – похвалил Шадрин и поинтересовался. – Ну, а что придумали по второму, по-финансовому, так сказать?
– Он в стадии доводки, но черновой вариант могу доложить уже сейчас.
– Слушаем, Григорий Семенович.
Степанов достал из папки стандартный лист с машинописью, стал неторопливо читать, делая голосовые акценты на значимых местах:
ШИФРОРАДИОГРАММА
«Кандидатура: заместитель командующего инженерными войсками ЗабВО, полковник Кулешов В. Г., (Амурская-33/17, д. т. № «Б»-24-69), ответственный инспектор строительства обороны на участке границы Соловьёвск – Нерчинский Завод. Используйте происшествие с майором Никандровым для его дискредитации. Это заставит красных многое перестраивать из-за рассекречивания схем оборонительной линии. Вручите Кулешову 200000 руб. с прилагаемым данным текстом так, чтобы об этом обязательно стало известно в НКВД.
«Мой дорогой и бесконечно любезный друг!
Сердечно благодарю Вас за то, что давняя мечта осуществилась и картина теперь моя! В техничном и композиционном исполнении она уникальна. Интересной личностью оказался и Ваш приятель, доставивший её в конце июня. Следуя Вашей просьбе, я оказал ему помощь при устройстве на новом месте. Высылаю доплату к переданному ранее авансу и считаю, что нужно отблагодарить и тех, кто Вам помогал. Полотно заняло достойное место в коллекции, но ощущается некая творческая недосказанность. Быть может, Вы сумеете приобрести еще пару пейзажей, чтобы восточный раздел моей картинной галереи выглядел вполне завершенным. Я же, в свою очередь, докажу, что моя щедрость не знает границ.
Ваш покорный слуга, Аркадий Ильич».
– Ну, а по данному сочинению, что можете сказать, товарищи офицеры? – пристально всматриваясь в лица сотрудников, спросил Шадрин.
Долгое сосредоточенное молчание было ему ответом. Традиционно, его нарушил Баркун:
– Если я правильно припоминаю, Никандров, это тот самый разгильдяй-майор, утонувший по пьянке в Аргуни?
– Он самый, – подтверждающе кивнул Степанов.
– Что ж, очень даже неплохо… – подполковник одобрительно усмехнулся. – Ведь говорит же наш колченогий оппонент, дядюшка Геббельс: «Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной!» В озвученном документе эта рекомендация соблюдена от первой до последней буквы. Конечно, «белые нитки» кое-где видны и для профессионалов эта задумка выглядит достаточно наивно, но сумма в двести тысяч целковых с лихвой перекроет все изъяны! В подобных делах Вьюков дилетант, ему и в голову не придёт, что такие деньжищи могут быть уплачены за туфту… – Баркун сощурился, задумчиво побарабанил пальцами по столу, и, как бы, между прочим, поинтересовался. – А с самим-то Кулешовым эту проблему провентилировали на всякий случай: вдруг атаман попросит своих нелегалов заглянуть к нему «на чай», дабы убедиться – существует ли вообще оный полковник?
– До этого вряд ли дойдет, голубиной почты у Вьюкова больше нет, а цепочка связников, явок и «почтовых ящиков» работает крайне медленно, – уверенно пояснил Степанов, но ему категорично возразил Шадрин:
– Сергей Сергеевич абсолютно прав! В данном случае перестраховка не помешает. Вдруг атаман отложит операцию до выяснения всех обстоятельств по Кулешову? Эту проблему урегулировать немедленно, Григорий Семенович!
– Слушаюсь, товарищ полковник! В части его касающейся, Кулешов будет проинструктирован в самое ближайшее время, – заверил Степанов.
Как бы подводя итог этой затянувшейся беседы, Шадрин сказал:
– Обе разработки, я думаю, можно принять за основу. Доведите их до ума, Григорий Семенович, и отправляйте, время поджимает катастрофически. Крапивин ведь совершенно случайно узнал о том, что бандиты претендуют на деньги, поэтому надо успеть сделать превентивный ход. А когда атаман напрямую заведёт об этом разговор с «Лидером», предпринимать что-либо будет поздно и глупо: даже законченному идиоту станет ясно, что суета с деньгами и письмом это не что иное, как «рояль в кустах».
– Да, с радиограммой надо спешить, – поддержал Баркун. – «Финансовый» вопрос сейчас намного важнее даже вопроса по взрывчатке.
– Возражений, дополнений по докладам подполковника Баркуна и майора Степанова нет? – спросил Шадрин, обведя усталыми глазами чекистов. Ответа не последовало, и тогда он, глянув на часы, предложил:
– Давайте сделаем перерыв на двадцать минут, в столовой нам приготовили чай и бутерброды, потом примемся за шлифовку деталей. Но прежде, чем отпустить, я должен ознакомить вас с депешей из Наркомата. Смысл её в следующем: в случае успешного проведения операции по нейтрализации группировки «Свобода», мне, как исполняющему обязанности начальника Управления, рекомендовано всех участников представить к награждению. Сказано прямо: государственные награды будут высокими. Должен заметить, что за годы работы в органах, я впервые получил подобное указание. И это говорит само за себя: там, в Москве, нашей деятельности придают огромное значение. И хотя мы понимаем, что воюем, конечно же, не за награды и звания, факт остается фактом, прошу принять это к сведению, товарищи офицеры. Теперь все свободны до двадцати двух тридцати.
Контрразведчики, поднимаясь с мест, задвигали стульями, оживленно заговорили, потянулись к выходу. Совещание затянулось до глубокой ночи.
***
Фразу: «Мы воюем не за награды и звания» полковник Шадрин не должен был произносить. Буквально через несколько дней после оперативного совещания забайкальских контрразведчиков, комиссар государственной безопасности 2-го ранга Гоглидзе читал в Хабаровске депешу-донос, подписанную агентом по кличке «Четвертый». Фраза Шадрина была искажена и в своем новом качестве интерпретировалась теперь так:
«Вызывающе насмехаясь над указанием Наркомата о награждениях, обдуманно и целенаправленно принижая высокую роль советских знаков отличия и почёта, полковник Шадрин заявил группе офицеров, что не за награды и звания воюем, что впервые за все годы работы в контрразведке он получил такую нелепую рекомендацию. Кроме этого, с издёвкой сказал, что в СССР все государственные секреты ни для кого не являются тайной…»
… Гоглидзе долго сидел за столом, раз за разом перечитывая письмо, будто заучивал его наизусть. Затем, глубоко и как-то обреченно вздохнув, вернул его в конверт, вложил в папку и туго завязал тесёмки. Задумчивый взгляд комиссара задержался на её титульном листе с надписью: «Материалы для доклада наркому государственной безопасности СССР».
– Разрешите, Афанасий Акентьевич? – «Лидер» приоткрыл дверь в командирскую полуземлянку. Вьюков дремал на широком топчане, у изголовья, на сбитых из жердей ко'злах, уставившись стволом в узкое, в одно бревно, окошко стоял новенький ручной пулемёт. Рядом лежало несколько запасных патронных дисков, высилась горка из десятка осколочных гранат. Атаман открыл глаза и торопливо сказал:
– Входите быстрее, Новицкий, а то опять пауто'в[2] напустите, дневальный их тут целый час истреблял. Спать совершенно невозможно, сущий ад!
Устроившись за столом, поручик достал из нагрудного кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, протянул атаману.
– Озвучьте сами, если не трудно, – позёвывая и хрустя отдохнувшими мышцами, тот сладко потянулся.
Разведчик негромко, чёткими лаконичными фразами отчитал текст, закончив, выжидательно посмотрел на главаря.
– Да-а-а, интереснейшее это дело – шпионаж… – неудержимая зевота снова растянула Вьюкову рот. – Как япошки-то насели: то одно им подавай, то другое!
– Назвался груздём – полезай в кузов! – сказал «Лидер». – Работа есть работа.
Атаман энергично сел на топчане, принялся наворачивать портянки и, натянув свои щегольские сапоги со шпорами, притопнул подошвами о пол. Потом застегнул ремни амуниции, достал из-под подушки «Наган» и небольшой никелированный «Браунинг», точным отработанным движением вбросил револьвер в кобуру, пистолет же, щелкнув предохранителем, сунул в правый карман галифе.
– А что это там за происшествие с майором Никандровым? – смотрясь в осколок зеркальца, прилаженный на стене землянки, Вьюков быстрыми резкими движениями расчески приводил в порядок свою богатую шевелюру.
– Оно случилось незадолго до моей заброски, – неторопливо заговорил «Лидер». – Ни с того, ни с сего, красные вдруг начали рыскать по берегу Аргуни и прочёсывать прилегающую к границе местность. Поисковых собак понавезли, катер пригнали, несколько моторок, баграми и «кошками» исследовали омуты, за'води, улова'… Шумиха была грандиозная, судя по всему, кого-то искали. А вскоре наши «слухачи» перехватили несколько радиообменов, из которых стало ясно, что бесследно исчез майор, командир расквартированного неподалеку от Приаргунска строительного батальона…
– И куда же он исчез, этот красножопый? – с веселым нетерпением перебил «Лидера» атаман. – У какой-нибудь про'бляди запил-загулял, не иначе!
– Да нет, всё оказалось гораздо интереснее… – продолжил разведчик. – Несколько дней спустя, пошли пограничники проверять сети и наткнулись на утопленника, его к китайскому берегу течением прибило. На нем технический костюм военного образца без знаков различия, на ногах – резиновые бродни. В одном кармане удостоверение личности на имя майора Никандрова Николая Васильевича, в другом коробка с крючками и поплавками, больше ничего. Распороли все швы на одежде, отделили внутреннюю подкладку сапог, оторвали подошвы – пусто. Первоначальная версия о том, что труп с какой-нибудь «дезой» подбросили большевики, оказалась несостоятельной. А когда врач-патологоанатом произвели вскрытие и обнаружили в утробе майора огромное количества алкоголя, всё встало на свои места – несчастный случай. Выпил лишнего горе-рыбак и вывалился из лодки, её позже обнаружили в одном из нижних рукавов реки.
– Ну и что здесь такого особенного? – недоумённо пожал плечами Вьюков. – Самое что ни на есть тривиальное событие – утонула советская перепившая скотина!
– Э-э-э, погодите, Афанасий Акентьевич… – интригующе проговорил «Лидер». – Вскоре дело приняло совершенно иной оборот – красные решили, что Накандров не просто исчез, а целенаправленно перешел, вернее, переплыл границу и сдался японцам.
– Из чего сделано такое умозаключение?
– Из элементарного анализа оперативной обстановки на данном участке, – пояснил «Лидер» уже без усмешки. – Наш источник на российском берегу сообщил, что по причине этого инцидента немало слетело с плеч командирских голов у военных строителей, а особенно у пограничников, Никандров ведь с их негласного разрешения рыбачил в запретной зоне. И, как выяснилось, не единожды…
– А теперь япошки взялись за штаб округа… Лихо придумано, ничего не скажешь! – одобрительно и вместе с тем чуть завистливо произнес Вьюков. – Раз большевикам ничего неизвестно о смерти Никандрова, то это письмецо подтвердит их же версию о том, что он добровольно рванул за кордон…
– …Выполняя задание Кулешова, и унося сведения секретного характера! – продолжил за него «Лидер». – Иначе за что же полковнику такую несуразную сумму приказывают выдать? А ведь перед этим был ещё весьма внушительный аванс…
– Да-а-а, неплохие деньжата, по легенде, «отжал» товарищ Кулешов, столько даже великий вождь Сталин в год, пожалуй, не заколачивает. Теперь понятно, для чего японцы прислали с вами целую кучу «хрусто'в». Провокация подобного масштаба – удовольствие дорогое, обидно только, что такие деньжищи достанутся краснопёрым!
– Да не такие это уж большие деньги, Афанасий Акентьевич… По расценкам военного времени – пару-тройку танков на них можно построить, не больше… И потом, что такое советские дензнаки? Бумага! Скоро йены будут править финансовый бал в Сибирь-Го. Но сейчас овчинка еще стоит выделки, представьте, какой может быть эффект, если всё грамотно организовать! – храня на губах многозначительную улыбку, сказал «Лидер».
– Это уж точно: от полсотни восьмой ни сам полкан не отвертится, ни его офицерики, ни его начальничек-командующий инженерными войсками округа! Энкавэдэшникам только заделье дай: они с тех штабных вояк надерут щетины! Ведь налицо шпионская сеть, а по совдеповским законам это – «стенка». Ну и хитромудрые же курвы, эти косоглазые! – со злым восхищением произнес Вьюков.
– Да, загребать жар чужими руками они умеют весьма неплохо, – согласился разведчик. – Итак, что мы будем отвечать «Лотосу»?
– Сообщите, что задание принято к исполнению, начинаем искать пути его реализации, – деловито распорядился Вьюков.
[1] ГВФ – Гражданский воздушный флот.
[2] Пау'т – разновидность слепня (забайкальск.)
Продолжение
