Предыдущая глава
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
«СССР, Чита,
Генеральное консульство Маньчжоу-Ди-Го,
г-ну советнику Исии Китаджима.
Весьма срочно!
Совершенно секретно!
Харбин, 23. 07.1942 г.
«Как можно быстрее выясните причину столь длительного радиомолчания «Лидера».
«Лотос».
Ицузо Ямомото положил на краешек стола бланк шифротелеграммы, осторожным мягким движением пригладил его, поднял спокойный взгляд на стоявшего напротив майора Китаджиму.
– Вы снова за помощью, и снова по тому же вопросу, не так ли, Исии-сан?
– К сожалению, вы не ошиблись, господин вице-консул, – как можно более учтиво произнес разведчик.
– К сожалению… Но почему, господин майор? – на холеном лице дипломата появилось сложное выражение удивления и огорчения, но глаза за стеклами очков в тонкой золоченой оправе остались холодными и бесстрастными.
– Мне всегда крайне неловко беспокоить вас делами, с которыми я должен справляться сам. При вашей постоянной занятости…
– Пустяки! – не дав закончить майору, Ямомото дружески улыбнулся. – Сейчас у нас нет и быть не может разных дел. В конечном итоге, все мы здесь выполняем одну миссию, на передовой линии сражаемся с большевизмом. Наши старания служат единой великой цели – процветанию божественной Ниппон, рано или поздно свет с Востока озарит весь мир! – последние слова он проговорил почти торжественно.
«Гнусный интриган и плут, – злобно подумал Китаджима. – Как заговорил-то! Понимает, что при успешной деятельности «Свободы» всем, кто работал по ней, кое-что перепадет».
Вслух же задумчиво обронил:
– Борьба, борьба… Порой она отнимает последние силы.
– У вас действительно очень усталый вид, Исии, не помочь ли с отдыхом? – дипломат уютно утонул в глубоком кресле, скрестил на груди руки.
– Нет, нет, господин вице-консул! – энергично возразил майор. – Это всего лишь результат моего сильного беспокойства – обусловленная встреча связников на центральном рынке снова не состоялась, Тиэко вернулась ни с чем.
– Та-а-ак… – Ямомото сделал вид, что данное обстоятельство его весьма встревожило. – А когда было последнее письмо от «Свободы»?
– Голубь прилетал четыре дня назад, в записке сообщалось, что «Лидер» благополучно приземлился в обусловленном квадрате и контрольную проверку прошёл безупречно.
– Ответ вы посылали?
− Нет, ждали указаний из Харбина, – майор кивнул на бланк шифровки. – Но дело застопорилось, потому что «почтальон» не явился на встречу.
Создалась продолжительная тишина. Собеседники размышляли каждый про себя: Ямомото, подперев рукой покатый безвольный подбородок, а Китаджима, рассеянно уставясь изучающим взглядом в стену, на которой в багете красного дерева висела картина, изображающая повелительницу солнца Аматэрасу Омиками. У юной богини бледный лик, устремленный вдаль взгляд темных глаз, надменная, едва уловимая улыбка. Её черные волосы уложены на голове восходящими волнами и обрамлены золотой сияющей тиарой, тонкие руки воздеты к небу, изящная фигура убрана в оранжевое с белыми звездами кимоно, узкий стан туго перетянут широким синим поясом.
Чтобы разрушить напряженное молчание, первым заговорил Китаджима. Указав глазами на картину, спросил, заранее зная ответ:
– Если не ошибаюсь, это творение художника Харунобу?
– О, да, да, это именно он, великий и непревзойденный Судзуки Харунобу, девятнадцатый век… – с глубокой почтительностью произнес вице-консул.
– В моей домашней коллекции тоже есть картина раннего Харунобу, – с несвойственными ему нотками теплой грусти в голосе сказал майор. – На ней изображен бог войны Хатиман.
«У всякого – свой бог», – неприязненно подумал вице-консул, вслух же спросил, чтобы поддержать беседу. – Если меня не подводит память, вы ведь откуда-то с юга, Исии?
– Совершенно верно! Я родом из городка Саниму, префектура Чиба.
– Что вы говорите?! – подивился Ямомото с мечтательной улыбкой. – Мне не раз доводилось бывать в тех благословенных краях: в памяти навсегда остались зеленые долины, мангровые леса, дюны золотистого песка, синие лагуны, клики чаек, гонимых ветром, бесконечная череда бирюзовых волн…
– Да вы просто поэт, господин вице-консул, – поощрительно усмехнулся и Китаджима. – Так ёмко и красочно охарактеризовали мою родину всего лишь несколькими словами.
– В душе каждого японца живет поэт, уж такой мы народ… – проронил Ямомото. – Но давайте вернемся к делу, Исии, я вас слушаю.
− У меня есть подозрение, что с «почтальоном» не всё в порядке. Иначе, почему он так неожиданно пропал? – озабоченно произнес майор.
− Так в чём же проблема? Пошлите человека в город, пусть проверит.
– Если бы я мог это сделать, то не пришел бы сюда, господин вице-консул.
– И что вам мешает?
– Мне мешает то, что русские стали смотреть за нами.
– Как это: «стали смотреть»? А разве они прекращали это делать? – Ямомото изобразил на лице степень крайнего удивления.
– Отнюдь. Но, сейчас осуществляют слежку гораздо тщательнее, буквально шагу не дают ступить! – раздражённо объяснил Китаджима. – Каждый, кто выходил за территорию консульства в последнее время, явственно ощутил это на себе.
– Вот даже как! – опасливо воскликнул Ямомото. – А когда это началось и как проявляется?
– Началось тотчас же после их ноты по поводу сбитого самолета-нарушителя «Кавасаки». А как проявляется… – Китаджима пожал плечами. – Проявляется обычно. Мои люди – опытные работники и усиленное наблюдение уловили сразу. Но это еще не всё, господин вице-консул, – майор достал из папки лист бумаги. Увидев на нем знакомый титульный штамп Читинского отделения НКИДа, советник насторожился.
– Вручен сегодня утром. Господин Хисамацу поручил мне ознакомить вас с этим документом, вы ведь не присутствовали на совещании.
– Да, с рассвета мне нездоровилось, ждал доктора в постели, – Ямомото близоруко поднес документ к глазам и стал читать.
«Генеральному консулу
Маньчжоу-Ди-Го,
г-ну Ичиро Хисамацу
ИНФОРМАЦИОННОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ
Ввиду неблагоприятной обстановки, сложившейся из-за появления в городе Чите нескольких вооруженных уголовных элементов, совершивших побег из мест заключения, а также в целях обеспечения безопасности служащих вверенного Вам Генерального консульства, прошу Вас категорически запретить выход и выезд работников (маньчжурских и японских подданных) за пределы территории.
Исключением могут являться лишь случаи, требующие экстренного визита в город, о которых областное отделение НКИДа СССР должно быть поставлено в известность заранее, в установленном Законом порядке.
Об отмене данного чрезвычайного положения Вы будете проинформированы незамедлительно. Подчеркиваю, что это временное ограничение обусловлено соблюдением безопасности Ваших граждан при осуществлении компетентными органами мероприятий по нейтрализации преступников.
Считаю уместным напомнить: основанием для принятия подобного вынужденного решения послужил досадный случай со служащим Вашего консульства господином Чжао Лянь И, имевшим место 16-го января 1941 года и выразившимся в его избиении и ограблении уголовными лицами, аналогичными вышеупомянутым.
Начальник Читинского областного отделения НКИД
В. М. Сидельников.
23. 07. 1942 г.».
Вице-консул Ямомото отложил документ, медленно стянул с носа очки.
– Это что же получается, Исии, блокада?
– Нечто в этом роде, – подтвердил тот с озабоченным видом.
– Г-м… Самое неприятное, что и опротестовать нельзя, – озадаченно резюмировал дипломат. – Я прекрасно помню тот случай с поваром-китайцем Чжао: мы тогда выразили решительный протест, и нам было твердо обещано, что впредь подобное не повторится, будут осуществлены профилактические меры. Еще что-то там обещали… Словом, все, что в этом документе, – он указал глазами на депешу, – находится в рамках закона.
– Слишком уж все это подозрительно и как-то увязывается с полетом «Кавасаки». Посудите сами, господин вице-консул: раз «Лидер» благополучно прибыл в отряд «Свобода», то и глупцу становится понятно, что самолёт сбит уже на обратном пути. Его как будто поджидали. А ведь внутрь территории России позволили пройти беспрепятственно! Второе: вскоре после этого прервалась голубиная связь, а за нашими людьми повелось самое откровенное наблюдение. Ну, а третье и комментировать не приходится… – майор снова кивнул на документ.
– И о чем всё это говорит, господин Китаджима?
– Пока трудно судить. Может быть, перечисленные факты – всего лишь цепь случайных совпадений и очень хочется верить в это, но… – он нервно помассировал кисть левой руки, поморщился, как от боли.
– Что, но? – осторожно поинтересовался дипломат.
– Когда случайностей больше, чем одна – ищите закономерность! Именно поэтому возникло скверное предчувствие. Приближение провала я всегда ощущаю безошибочно, уж поверьте опыту. Интуиция спасала меня не один раз, – Китаджима отчужденно умолк.
– Так какая же вам нужна была помощь, майор?
– Нам, господин вице-консул, нам! – ледяным голосом изрек Китаджима.
– Да, да, нам… – Ямомото стремительно повернулся к разведчику и, хотя увидел его в пол-лица, успел уловить промелькнувшую по нему тень презрительной издёвки.
– Мне крайне необходимо, чтобы вы добились у русских разрешения на кратковременный выезд в город!
– Хотите лично посмотреть ленточку на голубятне, - сигнал прилёта голубя?
– Не только. Я должен, и это главное, убедиться, что явка не засвечена.
– А если русские разрешат выезд только мне одному – мало ли что взбредёт им в голову?
– Логично, – согласился майор. – Тогда так: если выезд разрешат лишь вам, то в пригородном поселке Атамановка, на улице Красных мадьяр, дом номер восемь, там, где над крышей высится голубятня, вы посмо'трите ленточку. После этого обратите внимание на три окна, выходящие на улицу: если левое будет закрыто ставнями, то явка провалена.
– Левое откуда? – уточнил вице-консул.
– Окно, которое я имею ввиду, это окно пристройки.
– Вот теперь понятно. Осталось только выдумать более или менее обоснованную причину для поездки в пригород, – он умолк в напряженном раздумье. Потом вдруг воскликнул, осенённый. – Погодите, Исии! Овчинно-меховая фабрика как раз по пути в Атамановку, не так ли?
– Именно так, – с недоумением подтвердил тот.
– Тогда вопрос с выездом можно будет решить положительно. Зима ведь не за горами, а на днях я слышал разговор Тацуи Миядзаки с господином консулом. Хозяйственник докладывал о необходимости срочной реализации какого-то давнего заказа у русских. Кажется, что-то связанное с меховой одеждой для наших служащих.
– Хай! – радостно оживился Китаджима. – Я в курсе дела: русские звонили и справлялись, когда мы собираемся профинансировать свою заявку, – он порывисто вскочил, хрустнул пальцами сложенных в замок рук. – Мотивация, правда, слабовата…
– Ничего, ничего… – успокоил его вице-консул. – Инициатива на поездку исходила ведь от них самих.
– Звоните в отделение НКИД, – Китаджима торопливо подошел к телефону и, сняв с него трубку, протянул ее вице-консулу. – Напирайте на то, что дирекция фабрики требует вопрос о меховых изделиях решить безотлагательно. Присовокупите даже пословицу: «Старательно ремонтируй летом сани, а зимой особо усердно восстанавливай телегу!» Русские любят, когда иностранцы цитируют их идиотский фольклор.
– Хорошо, я так и поступлю, Исии, – пухлые губы вице-консула Ямомото растянулись в довольной усмешке.
Через полчаса соответствующее разрешение на выезд было получено.
***
– Товарищ майор! – голос капитана Бутина в телефонной трубке звучал возбужденно. – Мы уже на месте, ждем.
– Уф-ф, наконец-то! – облегченно выдохнул Степанов. – Ты откуда звонишь, Сергей?
– Из линейного отдела милиции, начальник свой телефон предоставил.
– Ты один в кабинете?
– Так точно!
– Тогда давай, пока есть время, проиграем всё еще раз. Прежде всего: как в автобате к тебе отнеслись?
– Самым должным образом! Прониклись, как говорится.
– И какой транспорт выделили?
– «Полуторку». С виду вроде неприглядная, а дашь газ – тигром прыгает!
– Хорошо, а одет ты как?
– Вы бы меня не узнали, – засмеялся в трубку Бутин. – Случись рядом комендантский патруль – гарнизонная «губа'»[1] обеспечена – самый заурядный промасленный шоферюга-солдат. И мои орлы тоже недалеко ушли, за тыловых нерях и разгильдяев вполне сойдут. Автобатовский старшина на экипировку «бэ-у» не поскупился. А машину мы загрузили поленьями.
– Добро, теперь слушай задачу: недавно Китаджима и секретарша Мори тоже ездили в направлении Атамановки, но их маршрут до конца отследить не удалось.
– Почему?
– Скорость у «Бенца» под сотню, да и подозрительно это – лететь за ними, очертя голову, расшифруют. Дорога-то пустынная, всё как на ладони. Обнаружили мы их позже на берегу Ингоды, возле тальниковой рощи, как раз напротив Атамановки.
– Купались, что ли?
– Да нет, посидели минут двадцать на травке у воды и укатили.
– Странно…
– Ничего странного тут нет, – не согласился майор. – Ждут кого-то на берегу, не иначе. Но со вчерашнего дня у них имеется наше категорическое запрещение на все малообоснованные выезды. И уже сегодня они были вынуждены вытребовать поездку, а это значит, что некие срочные обстоятельства весьма подпирают.
– А ловко мы их подхлестнули, засуетились без связи-то господа самураи!
–Ты погоди, погоди… – умерил Степанов эмоции подчиненного. – Радоваться будем, если сегодня сумеешь понять их влечение к Атамановке. Докладывай план действий.
– Я вот что думаю, товарищ майор, – начал Бутин, – вы говорите, что недавно Китаджима и «Дуня»[2], сидели на берегу возле рощи, так? Значит, чтобы попасть на берег, им надо было проехать через весь поселок. А сделать это можно, если только свернуть с трассы на центральную улицу Атамановки, которая называется Линейная. За «Бенцем» мне на «полуторке» тоже не угнаться и поэтому я сейчас остановлюсь метров за пятьсот до поворота на Линейную, буду ждать, когда он появится и тут же тихонько продолжу движение. Как только японцы повернут и поедут по поселку, пристроюсь за ними. Тут уж я не отстану от «Бенца», дороженьки-то в пригороде – сами знаете... Только одно меня тревожит, свернут ли они сегодня с трассы?
– Непременно! – заверил Степанов. – Что-то их интересует в Атамановке или на берегу Ингоды. Им сейчас до зарезу надо узнать, почему «Лидер» не выходит на радиоконтакт? Но голубиной-то связи нет! Оська Фешков древесину валит на хуторе Стрепетова, а на чердаке вместе с его почтарями солдаты живут и неровён час – заметят, что у одной из птичек к лапке бумажка привязана. Вот Китаджима и решил не рисковать, а придумал что-то новенькое.
– Не исключено, что вводит в дело резервный канал? Может, у них на берегу «мертвый почтовый ящик» оборудован: приезжают и берут или оставляют «закладку»!
– Вполне возможно, Сергей… Они уже на подходе, так что действуй. Помни, от тебя сейчас во многом зависит успех всей операции.
– Я все понял, товарищ майор, только еще вопрос: кто за рулем?
– «Скорпион»[3], поэтому будь предельно осторожен. Он от танка ещё не отвык и поэтому никаких правил вождения не соблюдает…
– Можете не волноваться, все будет как надо.
Степанов не сводил глаз с телефона. Прошло уже больше часа после разговора с капитаном Бутиным. Время тянулось невыносимо медленно, и с каждой прошедшей минутой майор все больше чувствовал убийственную усталость. Сказывалось нечеловеческое напряжение последней недели, связанное с работой по внедрению в банду подполковника Крапивина. Устало прикрыв глаза, офицер задремал на стуле, предусмотрительно пододвинув к себе телефон. Резкая трель прервала его забытьё. Он распахнул глаза и схватил трубку. Аппарат молчал. Тогда майор понял, что звонят по внутреннему и, взяв его трубку, сказал:
– Слушаю, Степанов.
– Как дела, Григорий Семенович? – отчетливо прозвучал голос Шадрина.
– Жду, товарищ полковник.
– Проинструктировать Бутина успели?
– Так точно. Оперативник он хваткий, все понимает слёту. Жаль было только будить парня, вымотался за эти дни до предела.
– Да, черт возьми! – ругнулся Шадрин. – Что значит – дефицит личного состава. Хорошо еще, что капитан со своими людьми оказался под рукой, а то бы опять только пыль от «Бенца» понюхали!
–Товарищ полковник, – требовательно произнес Степанов, – независимо от результата сегодняшней операции, я вынужден просить у вас хотя бы сутки отдыха для группы Бутина, люди просто с ног валятся.
– Хорошо, Григорий Семенович, – охотно согласился тот. – Вернутся, отпустите на сутки всех. Да вам и самому не вредно бы отоспаться.
– После победы отосплюсь, – усмехнулся майор. – Как говорится: доберу!
– Да уж… – Шадрин помолчал. – О результатах работы Бутина докладывайте немедленно, я у себя, – он положил трубку. И почти тут же затрещал второй телефон, на этот раз звонил капитан:
– Товарищ майор! – в голосе молодого офицера слышалось нетерпение, и Степанов понял, что узнает сейчас нечто важное. – Мы такое сегодня нашли!
– А ну, давай-ка медленнее и по порядку!
– Всё получилось, как и было задумано! Обогнали они нас метров за двести до поворота и свернули в Атамановку. По Линейной поехали очень медленно, повернули на улицу Красных мадьяр. Здесь Китаджима проверился…
– Как?
– Предельно сбавил скорость и оглянулся. В это время мы их уже перегнали, сержант Одинцов тоже снизил скорость, а я стал смотреть из кабины через окно заднего вида. Ребята в кузове заранее сидели спиной к движению нашей машины, так что на японцев мы глядели одновременно шестью глазами. А потом сверили свои наблюдения: всё сошлось! И Китаджима, и Миядзаки, и «Дуняша», все одновременно посмотрели направо и вверх. Даже «Скорпион» на секунду отвлекся от дороги и туда же глянул.
– А что же они могли там увидеть? – майор уже с трудом сдерживал нетерпение.
– Да ничего такого, Григорий Семенович. Обыкновенный дом под номером восемь.
– И никаких особенностей?
– Никаких, кроме одной… – Бутин нарочито помедлил и, как можно весомее, закончил. – Голубятня на крыше этого дома, вот какая особенность!
С какой-то даже разочарованностью Степанов проговорил:
– Это ещё не дает оснований утверждать, что обнаружена «почта».
– Еще как дает, товарищ майор! Японцы проехали насквозь по Мадьяр, спустились по лугу к реке, остановились возле рощи и минут через десять укатили. В бинокль я видел – никто к ним не подходил. И роща, и река – всё это для отвода глаз, мы потом туда съездили и всё досконально осмотрели. Ничего не нашли. Улица имени Красных мадьяр им была нужна, а не природа! Мы снова проследовали их маршрутом, теперь-то уж знали, что искать: ни на Линейной, ни на Мадьяр больше ни у кого голубятни нет!
Степанов долго дышал в трубку, наконец, сказал:
– Что ж, Сергей Павлович, как говаривали в старые добрые времена – снимаю шляпу! Только один вопрос: то, что вы свернули с Мадьяр и не разгрузили свои поленья, подозрения не вызовет у Китаджимы? Он ведь калач тёртый.
– Не вызовет, Григорий Семенович, потому что дровишки мы как раз и разгрузили.
– Где? – удивился майор.
– У двора одной фронтовички, мается без топлива бабонька.
– Ну что я могу сказать: молодцы! А теперь, значит, так – срочно приступай к выяснению личности владельца голубятни, уж очень меня этот любитель-орнитолог заинтересовал.
– Уже приступил, сижу в поселковом Совете и разбираюсь с бумагами. Домом номер восемь по улице Красных мадьяр владеет некто Ильихин Федор Николаевич, электрик железнодорожных мастерских станции Атамановка. В прошлом был судим за кражу, и отсидел четыре года. Возраст – тридцать шесть, разведен, проживает вместе с престарелой матерью, которая до пенсии служила фельдшером. Под мобилизацию не попал, как железнодорожник получил бронь. Это пока всё, продолжаю работу. По окружению Ильихина хочу пробежаться, может что-нибудь более интересное вскроется…
– Ну, ты метеор, капитан! – восхищенно проговорил Степанов. – На пять ходов мои мысли опережаешь.
– Служба такая, – употребил тот расхожую в Управлении поговорку. – Так что подзадержусь немного, не теряйте меня. Если что-то срочное, через начальника милиции найдёте, я его предупредил.
– Ну, давай, Сергей, доводи дело до конца, а завтра отдохнешь со своими ребятами, полковник Шадрин вам аж целые сутки дал. Говорит, заслужили.
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
«Харбин, для абонента № 15.
Чрезвычайно срочно!
Совершенно секретно!
24. 07. 1942 г.
«Голубиная связь прервана – «Почтальон» исчез, не явившись на два контакта. Условный сигнал: «почта засвечена», не оставил. Выходы и выезды сотрудникам консульства запрещены на неопределенное время. Перед этим ощущалось усиленное наблюдение за всеми, кто покидал территорию. В связи с данными обстоятельствами выяснить причину радиомолчания «Лидера» пока не представляется возможным».
Китаджима».
Запалённо и прерывисто дыша, поручик Новицкий остановился у кромки широкой поляны, окруженной дремучим сосняком. Не выпуская из рук приготовленного к бою автомата, настороженно, по-зверьи, замер. Его глубоко запавшие, лихорадочно горящие глаза, внимательно изучали местность. Так он простоял довольно долго, чутко вслушиваясь в тревожную тишь таёжных сумерек. Но, ни единого подозрительного звука не уловил его, обострившийся за время скитаний, слух. Суровое и мрачное безмолвие царило в горах и распадках.
Разведчик тяжело опустился на обомшелую колодину и стащил с плеч плоский десантный ранец. Сил больше не было. Боль в травмированной и одеревеневшей от усталости ноге уже почти не ощущалась, но голова раскалывалась по-прежнему. Он сполз на мягкий ковер мха и, привалившись спиной к дереву, утомленно прикрыл распухшие от укусов гнуса веки. Встрепенулся минут через двадцать, уловив какой-то едва слышимый шорох. Осторожно подняв куцый ствол «Стэна», разведчик пристально посмотрел по сторонам. На соседней лиственнице желтовато поблескивали огромные глаза прилетевшего филина. Поручик шевельнулся, и ночная птица, неторопливо взмахнув крыльями, бесшумно снялась с ветки. Проводив ее угрюмым взглядом, Новицкий с трудом поднялся, ощутив, что короткое время отдыха несколько освежило его.
Уже совсем стемнело, над таежным высокогорьем тускло замерцали первые звезды, взошла ущербная луна. Новицкий распаковал ранец, извлек медицинскую укладку. После перевязки раны на голове и замены жесткой повязки на голеностопе почувствовал значительное облегчение. Постепенно отдалилась, притихла боль. Он принялся за еду. Несмотря на усталость и огромную потерю сил, аппетита не было. Усилием воли заставил себя съесть пару галет и треть банки говяжьего паштета.
Чтобы завершить свой поздний ужин, Евгений зачерпнул несколько пригоршней ледяной воды, раздробив серебряное отражение луны в зеркале крошечного озерка, образованного горным родником. Движением руки он видимо стронул с места какой-то камешек, разбудив, тем самым, слабую подземную струю, из-за чего поверхность озерка покрылась мелкой рябью. Разведчик долго сидел в полной неподвижности, взирая на расколотый лунный отсвет, его блики разбито колыхались в разбуженной воде. Горькая усмешка тронула губы Евгения: всё, решительно всё разбито: луна, Родина, судьба, жизнь… Японский самолет, и тот разбит.
После еды сразу же навалился тяжелый полуобморочный сон. Новицкий забылся в чуткой дремоте на подстилке из веток, но пальцы на цевье и рукоятке «Стэна» не разжались, разведчик и во сне был готов к бою. Зная, что огонь виден ночью за несколько километров, он решил обойтись без костра. Контролировать подходы не позволяла темнота, днем же эта проблема отсутствовала.
Проснулся от холода. На траве, на мху, повсюду в лунном отсвете серебрилась обильная роса. Евгений провел ладонью по камуфляжной накидке – пальцы стали влажными. Повернувшись на другой бок, разведчик скорчился, подтянув колени к животу, пытаясь таким образом сохранить остатки тепла. Автомат леденил пальцы и, оставив его, поручик засунул ладони подмышки. Сон больше не приходил. Евгений знал такое парадоксальное свойство своего организма: чем больше усталость, чем сильнее тревога – тем короче сон. Включались, по-видимому, какие-то глубинные нервные рецепторы, не позволяющие расслабляться.
Разведчик задумался. За двое суток он ушел с места авиакатастрофы примерно на полусотню километров. Теперь опасность облавы кажется позади. Евгений вновь содрогнулся, вспомнив, как позавчера утром, пересекая болотистую марь, поросшую редким и хилым мелколесьем, он вдруг заслышал стремительно нарастающий гул авиационного мотора и едва успел нырнуть между кочек в липкую вонючую жижу. И тут же, чуть правее от него, на высоте метров триста, пронесся небольшой биплан, вдогон за ним – еще один. От неминуемого обнаружения спасла мгновенная реакция и камуфляжная одежда.
Второй случай не заставил себя долго ждать, час спустя, в узком распадке, он едва не попал в западню. Всё решил один лишь миг, а точнее шаг: выдвинься он из-за скалы на тот самый шаг, и нос к носу столкнулся бы с тремя, облаченными в камуфляж, вооруженными людьми, едущими на лошадях. Выручило лишь то, что он увидел их первым и успел прянуть в узкую расселину. Всматриваясь в сторону лесистого склона, военные проехали буквально в сорока шагах от него. Стоило им глянуть вправо повнимательнее, Евгений был бы тотчас же обнаружен. Конечно, все они в этой ситуации мало чего стоили против него, уже положившего палец на спуск автомата. Пара коротких очередей и проблема решена. Но он тотчас же был бы обнаружен: вслед за конниками по распадку вскоре проследовала пешая группа из шести человек.
Теперь всё окончательно встало на свои места: поисковые группы в этих труднодоступных местах и барражирующие на малых высотах самолеты-разведчики подтверждали версию о том, что «Кавасаки» на маршруте ждала авиационная засада. Настало время решать: что делать дальше? Подобная непредвиденная ситуация рассматривалась при подготовке к заброске. Согласно ей, он обязан сейчас действовать по запасному варианту: уходить в «дремлющий резерв» на глубоко законспирированную явку в Чите. О её существовании не подозревает даже майор Китаджима, сотрудник консульства. Но выход на явку, это значит долгие месяцы, а возможно и годы подполья, вместо того, чтобы беспощадно сражаться с большевиками. Активных боевых действий запасной вариант не предусматривает. Он, знаменитый террорист и диверсант, Евгений Новицкий, числящийся в картотеке секретного спецподразделения «Токуму Кикан» под кодовой кличкой «Веер», участвовавший в самых отчаянных и, казалось, безнадежных акциях, должен теперь стать тыловой шушерой, подпольной, обеззубевшей крысой и выйти и игры. А большевики, меж тем, внедрили в отряд своего «Лидера». Какая великолепная оперативная игра, оригинальная и тонкая. Молодцы! А у него, опытнейшего разведчика, полный провал!
Горькое безысходное отчаяние и острая жалость к себе постепенно овладели Евгением. Это чувство заполнило каждую клеточку мозга, проникло в каждый нерв. Триумфального возвращения в Россию на белом коне не получилось. Он проиграл игру, в которой на кон было поставлено всё. Мечты сулили большую удачу, реальность же преподнесла бесславный крах! И совершенно не утешает то, что в произошедшем нет его вины… Кто же он теперь, поручик Новицкий? Изгой? Да, самый настоящий изгой! Командир без войска. Отверженный. Один в поле – не воин!
Но вдруг какой-то могучий внутренний протест неподвластно возник и стал шириться в душе Евгения. Как может думать подобным образом боевой офицер непобедимой русской армии, сын героя-генерала, отдавшего жизнь за родину на поле брани! Кровь бросилась в голову горячей волной, остро и больно запульсировала в висках. Стало стыдно своей слабости.
Один в поле – не воин… Так нет же, черт побери! Он, дворянин Евгений Новицкий, не согласен с этим и готов опровергнуть смысл старинной поговорки. Драться можно и в одиночку. Пойдите прочь, господа Доихара, Хаяси, Янагита! Ваш запасной вариант пока отодвигается в сторону. Сейчас в дело вступает личный план поручика Новицкого. Карта, компас, опыт и обостренное чутьё разведчика – вот что поможет отыскать в безбрежных далях забайкальской тайги повстанческий отряд «Свобода». Отыскать, чтобы сражаться, чтобы мстить и мстить, испить полной мерой это ни с чем несравнимое чувство. Истреблять проклятый обольшевиченный сброд, огнем и мечом карать отступников! И ничего, что в данное время он в одиночку находится на вражеской территории, что он изможден и обессилен, а враг многочислен и силен… Да, обстановка не в его пользу, но русский офицер, состоящий на службе в японской армии, просто обязан следовать древней философии самураев и их воинскому кодексу Бусидо':
«Сильные всегда побеждают слабых. Но сильных побеждают те, которые не боятся смерти. Воин – это человек, которому не жалко и не страшно расстаться с жизнью».
Он, поручик Евгений Новицкий, не боится смерти, а если точнее – давно отбоялся… И пока жив, не опустит рук, а будет выполнять боевое задание и действовать согласно сложившейся ситуации.
Перво-наперво, нужно как можно быстрее покончить с их «Лидером». Господь всемогущий, наставь и вразуми, помоги отыскать отряд Вьюкова. Ведь надо упредить удар, вывести «Свободу» из-под смертоносного замаха НКВД. Вот тогда-то он утрёт нос этим штабным паркетным чинодралам из Харбина. Шанс, по всей видимости, еще есть. Раз большевики внедрили своего агента, то время пока терпит. Вьюков не идиот, чтобы собирать отряд в единую кучу, «двойками и «ядрами» ему действовать привычнее и безопаснее. А у советского «Лидера» задача, несомненно, одна: стянуть всех воедино, чтобы уничтожить одним ударом.
Прежде, чем принять однозначное решение, Новицкий, призвав на помощь свой опыт и благоразумие, ещё и еще раз всесторонне оценил создавшуюся ситуацию. Выводы были, в общем-то, утешительными: пока длится лето, он не пропадет и здесь, в тайге. Отряд находится где-то в предгорьях Залханая, только нужно как можно точнее определить район поиска, сузив его до минимума. Искать лагерь до тех пор, пока будут силы. Если же замысел не увенчается успехом, то в дело вступит запасной вариант: придётся уходить в Читу, в распоряжение глубоко законспирированного резидента, в «дремлющий резерв». Итак, быть посему!
Новицкий склонился над картой. При помощи компаса сориентировал ее по странам света. Зная курс и скорость самолета, рассчитал примерную дальность, которую он пролетел до места падения, приплюсовал к ней пройденное за эти дни расстояние. Занялся прокладкой дальнейшего маршрута. Закончив работу, решительно поднялся. Сборы его были короткими.
Раннее туманное утро застало разведчика на гребне могучего лесистого хребта-становика'. Впереди лежал трудный и долгий путь. Кто может заранее знать, что ожидает одинокого странника в диких таёжных горах.
[1] Губа'» – гауптвахта (военный жаргон).
[2] «Дуня», «Дуняша» – так иронично и ласкательно сотрудники Читинского Управления госбезопасности называли красавицу-японку, сотрудницу разведки, а по совместительству секретаршу консульства Тиэко Мори. Она была женой капитана Иосио Мори, которому забайкальские контрразведчики за его незаурядные агентурные способности и постоянно хмурый вид присвоили кличку «Волк».
[3] «Скорпион» – чекистская кличка шофёра консульства Зунсиро Акато, бывшего танкиста японской армии. После окончания разведшколы в Токио, он был направлен на стажировку в Читу, где проявил себя как весьма инициативный и дерзкий агент.
Продолжение
