Предыдущая глава
Шадрин стоял возле запыленного «Виллиса», на плоском широком капоте которого была расстелена новенькая крупномасштабная карта, сориентированная компасом по странам света. Степанов видел, как полковник, в который уже раз, бросил озабоченный взгляд на часы. Заметно волновался и сам майор – подходило время первого сеанса связи с Крапивиным.
– Одиннадцать ноль, ноль, – полковник оторвал глаза от циферблата. – Молчит…
– Надо ждать, – постукивая кончиком папиросы о коробку «Казбека», сказал Степанов. – Мало ли что могло произойти…
Секундная стрелка на полковничьих часах обежала еще семь минутных кругов. Писк первого импульса морзянки раздался в гнетущей тишине так неожиданно, что некоторые из стоявших возле радиостанции невольно вздрогнули.
– Есть приём, товарищ полковник! – воскликнул сержант-радист, худощавый парень, стоявший на коленях перед рацией.
– Есть дубляж! – отозвался и второй связист, пожилой седоватый капитан.
– Работайте! – приказал Шадрин, хотя радисты и без его команды уже заполняли цифрами страницы радиоблокнотов, и глянул на одного из офицеров. – Срочно запросите, как идет пеленгация?
Тот молча козырнул и бросился ко второй машине, стоявшей поодаль. Через пару минут выскочил из её фургона, доложил:
– Пеленгуют с двух точек, товарищ полковник, третья не берет из-за «ме'стника»[1].
– Черт! Значит, «треугольник ошибок» получится значительно больше. – Шадрин положил ладони на карту и стал напряженно всматриваться в её пестрый фон, будто стремился собственными глазами выявить то место, из которого вел передачу «Лидер».
Наконец, обе рации умолкли.
– «Эс ка»[2], товарищ полковник, – доложил капитан, снимая с головы наушники.
– Я это понял, – отозвался тот. – Быстро расшифровку!
Вскоре лейтенант-криптограф положил перед ним бланки радиограмм. Взяв один из них, Шадрин прочел:
«Встречало десять человек [в] пятидесяти км [от] лагеря. [На] подходе [в] семьсот шагов, [в] ущелье, пост [со] станковым пулемётом. Проверку прошел, [но] особого доверия не ощутил. Установил: связь отряда [с] консульством – голубиная! «Почта» [в] одном [из] н.п. Читинского р-на. Опорная фраза: «Косоглазые к Оське голубка с бумажкой прислали». Срочно прервите [эту] связь, иначе – провал!»
«Лидер».
– Капитан! – Шадрин обернулся к связисту, сидевшему возле рации с видом полной готовности. – Отправляйте «эр дэ»[3]по-второму варианту!
– Есть! – склонился тот над ключом. Снова запищала морзянка. Вскоре радист доложил. – «Эр дэ» принята, товарищ полковник, корреспондент шлёт «квитанцию».
– Добро, – кивнул Шадрин, перечитывая радиограмму «Лидера». – Такой результат я примерно и ожидал: наивно было бы полагать, что на встречу парашютиста эта шайка пойдет в полном составе.
Полковник отложил бланк и, ощутив неожиданное удушье, нервно расстегнул верхние пуговицы на воротнике гимнастерки. Опустившись на переднее сиденье автомобиля, мрачно и напряженно молчал. Офицеры молчаливо стояли вокруг. Наконец, он заговорил:
– Голубиная связь… Вот это номер, черт побери! Кто бы мог такое предположить? Но почему о ней ничего не сообщил наш источник в Харбине? Обо всём разузнал, а об этом – нет. Да, умеет Кендзи-сан делать сюрпризы! – Шадрин вздохнул и, как бы подбивая итог своим мыслям, произнёс. – Плохо дело, товарищи, хуже – некуда!
– Позвольте возразить, товарищ полковник, – с дружеским участием сказал Баркун. – Не так уж всё и плохо – как ни крути, а диверсантов мы все же опередили: теперь действия «Свободы» хоть и временно, но парализованы. «Эр дэ» по второму варианту заставит их надолго притихнуть. Самое главное, что этим способом мы им взрывчатку заблокировали, пусть полежит без применения, а там что-нибудь придумаем…
− Всё это, конечно, хорошо, Сергей Сергеевич, – сосредоточенно обронил Шадрин, – вот только жизнь Крапивина цены не имеет. И операция «Жюри» на грани провала. Давайте решать, как нам действовать дальше?
Напряженное молчание вновь воцарилось над таежной поляной. Лишь пёстрый дятел нарушал его своим неторопливым и деловитым постукиванием.
−Попробуем влезть в шкуру противника и посмотреть на сложившуюся ситуацию его глазами – вот что бы мы предприняли, окажись на месте генерала Доихара? − Шадрин поискал глазами подполковника Баркуна. − Ваши соображения, Сергей Сергеевич?
Тот размышлял недолго:
– Будем мыслить логически… Итак, Доихаре известно, что «Кавасаки» с агентом на борту стартовал в назначенное время и благополучно преодолел советско-монгольскую границу. Самолет-нарушитель не был обстрелян пограничными зенитными средствами русских, как и не был перехвачен их авиацией ПВО, следовательно, полет проходил без происшествий. В противном случае экипаж постарался бы развернуться и взять обратный курс, как ему и было предписано.
– Что ж, все верно… – согласился Шадрин. – А как всё могло выглядеть потом, товарищ подполковник?
– Дальнейший рейд «Кавасаки» осуществлял над территорией СССР в режиме строгого радиомолчания и выходить на связь имел право лишь в самом экстренном случае. А, поскольку, он этого не сделал и по истечении расчетного времени на базу не возвратился, то Кендзи Доихара, задаёт себе закономерный вопрос: почему? Вынужденная посадка по какой-либо неисправности маловероятна: надежный незагруженный двухмоторный самолет дотянул бы до границы в любом случае. Да и экипаж там был, разумеется, не рядовой, а опытнейший из опытных! И генералу Доихара становится понятно, почему самолет не вернулся – его сбили ночные истребители в глубине территории СССР! Ему известно даже время происшествия − это то самое время, когда эфир был на несколько минут заглушен русскими помеховыми станциями. Слежечные средства японских радиовойск определили это совершенно точно, − подполковник тоже расстегнул пуговицы на гимнастёрке, жара становилась всё ощутимее, и продолжил. − Отсюда вывод: «Кавасаки» сбит не случайно, а по наводке, которой предшествовала утечка сведений в Маньчжурии. Чтобы, применив похожий советский самолет, внедрить, в «Свободу» своего агента. Следовательно, логика последующих действий Доихара такова: он ставит срочную задачу Читинскому консульству: проверить по своим каналам прибытие парашютиста в отряд. Для выяснения данного вопроса используется голубиная связь. А это довольно оперативная и надежная связь, хотя и временная…
– Почему, временная, товарищ подполковник? – не понял Тихонов.
– Да будет вам известно, лейтенант, что маньчжурское консульство оснащено самыми современными средствами радиосвязи, как и любой дипломатический канал уважающей себя зарубежной миссии, – досадливо, но терпеливо объяснил тот. – Прибыв в отряд, «Лидер» получает возможность связываться по рации, как с Харбином, так и с Читинским консульством. Поэтому, голубиная связь отпадает сама по себе.
– Понятно, – чуть смущённо кивнул Тихонов. А Баркун всё увереннее продолжал:
– Технически это будет выглядеть примерно так: некий человек из консульства идёт на встречу в обусловленное место и передаёт записку «почтальону». Он привязывает её к лапке голубя, который летит на Оськину голубятню. Тот передаёт донесение связнику из «Свободы». Который, скорее всего, для большей оперативности, снабжен лошадью. Он мчится в отряд с письмом, в котором вопрос: прибыл или нет парашютист? И, кроме этого, приказ: если прибыл, то допросить его, что называется, по углублённой программе: чтобы каждая веха биографии была перепроверена, каждая родинка на теле досконально осмотрена… Работа стоит того, ведь есть подозрение, что чекистами произведена подстава.
− А если в этом письме японцы также поинтересуются почему «Лидер» не выходит на связь? Это Вьюкова и его камарилью весьма озадачит: они ведь видели, как агент работал ключом рации, связываясь с нами… – пытливо посмотрел на подполковника Степанов.
− В данный момент это абсолютно исключено! – убеждённо возразил Баркун. – Из шифровки «Гао Шаня» мы знаем, что «Лидеру» рекомендовано выходить на связь по своему усмотрению: ни время, ни место значения не имеют. Так что отсутствие связи японцев пока не особо тревожит. Им сейчас не терпится узнать, прибыл «Лидер» в отряд или погиб в сбитом самолёте? Что же касается углублённой проверки, то Крапивин, как мы теперь знаем, её прошёл. А вот дальше всё будет очень сложно! – с жёсткой откровенностью продолжал подполковник. − Смысл засылки Крапивина в том, что он должен информировать нас о каждом шаге «Свободы». И он будет это делать, когда узнает хоть что-то о взрывчатке или о готовящейся диверсии. Но ни Харбинский разведцентр, ни японцы из Читинского консульства шифровки от «Лидера» не получают и, естественно, захотят узнать – почему? Тогда снова пошлют голубя. Но Вьюков-то и его окружение видят, что прибывший агент регулярно передаёт радиограммы и принимает ответные. Нестыковка налицо, и вот это, действительно, провал! Поэтому, надо немедленно сконцентрировать усилия на том, чтобы прервать воздушную связь. Нужно искать «почту»! От того, насколько быстро мы ее отыщем, зависит жизнь «Лидера» и успех операции!
– Всё верно, – согласился Шадрин. Потом спросил. – У кого еще есть какие-то соображения?
– Разрешите, товарищ полковник? – отозвался Степанов.
– Да, Григорий Семенович.
– Помимо того, что надо срочно искать «почту», необходимо хотя бы на время, изолировать консульство, в прямом смысле слова взять его в осаду.
– Для чего?
– Для того, чтобы та цепочка, о которой говорил Сергей Сергеевич, больше не сработала. Ведь японцы голубятню не на своей же территории держат, какого-то нашего специалиста присмотрели. А связнику из консульства с ним ещё где-то встретиться надо, чтобы письмо передать…
В это время старший лейтенант-радист, оторвался, наконец, от карты:
– Готово, товарищ полковник, – доложил он. – Три пеленга пересеклись в этой точке, – он показал кончиком остро отточенного карандаша место на карте. – Квадрат 16-Б, склон горы с отметкой 1865, юго-западные отроги хребта Залханай.
– Но ведь докладывали, что третья станция не берет? – устало поднимаясь с сидения, уточнил Шадрин.
– Под конец передачи всё же поймала пеленг, – объяснил офицер, – наверное, успели сместиться.
– Та-а-к, посмотрим… – полковник долго и пристально разглядывал указанный участок. – Вот значит, где господин Вьюков гнездышко для своих птенцов свил. Да, дружит с головой атаман, ничего не скажешь! Вы только посмотрите, как всё толково организовал: забазировался в южном распадке, а это значит, что даже в холодное время года лагерь будет почти весь день под солнечным пригревом, а зимой наметёт меньше снега. Вокруг кедровая тайга, грибные и ягодные места, верховья нескольких рыбных речек, масса копытного зверья и боровой птицы, а на озерах водоплавающей – курорт, да и только! До ближайшего населенного пункта почти сто километров, – безлюдье. А главное – недоступность, поищи-ка их в этих дебрях! Подход к лагерю через узкое ущелье, контролируется постом с пулемётом… – с каким-то угрюмым одобрением перечислил всё это Шадрин и приказал. – Сворачивайте ваше антенное хозяйство, товарищи связисты, через полчаса снимаемся.
А когда те отошли и занялись своими делами, обратился к Степанову:
– Вернемся к вашему предложению, Григорий Семенович: надо же иметь хоть какую-то мотивацию для «осады» консульства. На чём она может быть основана?
– Ну, хотя бы на том, что правительство СССР уже заявило японскому руководству ноту протеста по поводу сбитого самолета-нарушителя. Естественно, что в этой ситуации, спецслужбы просто обязаны усилить контроль зарубежного представительства. Далее: необходимо найти вескую причину и запретить покидать пределы консульства, а за теми людьми, которые все же иногда должны выезжать или выходить, усилить наблюдение и осуществлять его предельно откровенно. И в это же самое время дённо и нощно искать «почту». Я почему-то уверен: она где-то здесь, неподалеку: в Еремино, в Сивяково, в Черновских, в Атамановке, в других близлежащих поселках. Допускаю также, что она где-нибудь в тайге, на кордоне лесника, скажем, или на пасеке. На это, кстати, указывает и само имя – Оська, уж очень по-деревенски оно звучит. О городском жителе сказали бы, наверное, Осип, а, скорее всего, по фамилии бы назвали. Не думаю, что в окрестных деревнях много голубятников. А Осек из них вообще, наверное, единицы…
Шадрин кивнул, соглашаясь, потом требовательно посмотрел на Тихонова:
– Ищите голубиную «почту», лейтенант. Настоящего владельца «Парабеллума» и его убийцу вы установили довольно быстро, надеюсь, что и сейчас справитесь. Возьмите «Виллис» и кого-нибудь в помощь, времени вам сутки и ни часа больше. Задача ясна?
– Так точно, товарищ полковник! – окрылённый доверием, браво козырнул офицер.
– Эту же задачу ставлю и перед вами, Григорий Семенович, – Шадрин повернулся к Степанову. – В вашем распоряжении все легковые автомобили отдела. Закрепите их за своими людьми и действуйте. «Почта» должна быть найдена, во что бы то ни стало! А мы, тем временем, подумаем, как нам мотивированно заблокировать консульство.
***
– Разрешите, товарищ полковник? – капитан Бутин остановился у двери.
– Входите, Сергей Павлович, – Шадрин ожидал разговора по телефону и, не отрывая трубки от уха, привстал с кресла, протягивая капитану руку и жестом приглашая его сесть. Абонент на другом конце провода молчал, отыскивая нужный документ, и за время этой длительной паузы полковник, разглядывая осунувшееся лицо капитана, вдруг неожиданно для самого себя, подумал:
«Мальчик, неужели «Четвертый» это ты? Ты, дважды раненый, не раз доказавший свою преданность и смелость, воспитанный мною и старшими товарищами, отмеченный государственными наградами, которые заслужил верой, правдой и своей молодой кровью… Нет, не могу поверить в твое предательство так же, как не могу поверить и в предательство Григория Семеновича Степанова. Но ведь кто-то же является «Четвертым»! Так почему им не можешь быть ты, Сергей? Ты всегда не прочь отличиться, добровольно идешь на самые рискованные задания. Быстро, не чета Степанову, вырос до капитана. И если продвижение майора из каких-то соображений тормозят в кадрах наркомата, то на тебя недавно затребовано представление для присвоения очередного звания…» – усилием воли полковник заставил себя успокоиться. – «Нет, я не имею права так думать о Сергее! Если подозревать таких, как он, то недолго и свихнуться. А, впрочем, почему он не может быть доносчиком? Приказали, потребовали, задурили голову, запугали, в конце концов! Черт возьми, как жить дальше? Ну, хоть кому-то надо доверять полностью… Нет, ни к одному своему сотруднику я уже не смогу относиться по-прежнему. А как работать, если бояться озвучить какую-либо мысль, которая может быть истолкована «карандашником» по-своему и тотчас же передана, «куда следует!» Разве я мог когда-нибудь подумать, что в собственном коллективе буду чувствовать себя так, как за кордоном…»
Голос абонента в телефонной трубке заставил Шадрина прервать поток невеселых раздумий. Закончив разговор, он повернулся к Бутину:
– Устали, Сергей Павлович?
– Есть немного, товарищ полковник, – признался офицер, густой угарный запах исходил от его одежды.
– Что, пожар был?
– Да, горел довольно большой участок тайги, потом прошел кратковременный дождь и частично потушил огонь. Но в нескольких местах пламя пришлось забивать нам.
– Понятно… – Шадрин раскрыл лежавшую перед ним папку, извлек из нее стандартный бланк оперативного донесения, прошелся глазами по тексту, затем поднял на Бутина привычно строгий взгляд. – В данной радиограмме вы сообщили, что обнаружили труп Новицкого.
– Всё верно, товарищ полковник, – уверенно подтвердил тот.
– Полностью убеждены в этом?
– Так точно.
– Докладывайте всё до мельчайших подробностей.
– Начну с летчиков: капитан Родионов действительно настоящий ас – сбил японца практически в указанном нами квадрате: в ночных условиях это просто ювелирная работа! Хорошим специалистом оказался и пилот самолета «У-2» старший лейтенант Юрченко, как только рассвело, быстро и точно доставил меня к месту катастрофы. Обломки «Кавасаки» обнаружены у подножия горы с отметкой 1732. Облёт и осмотр местности с высоты показал, что после атаки истребителя японский самолет разрушился на три крупные части: пилотская кабина, фюзеляж, хвостовое оперение, а также на множество мелких. Тайга там чащобная, труднопроходимая, ма'ристая, но место для приземления Юрченко нашел: это галечное и частично задернённое русло пересохшего ручья в соседнем распадке. Несмотря на это, прыгать с парашютом мне все же пришлось, чтобы убедиться, что грунт подходит для приземления самолета. Я просигналил с земли и Юрченко благополучно посадил свой «У-2», за ним сел второй «кукурузник» с лейтенантом Симухиным на борту. Летчики остались на площадке, а мы взяли рацию, вспомогательное снаряжение и отправились к месту аварии. В течение светлого времени обследовали практически весь участок. Многое уничтожил пожар, но обнаружить людей и их останки, нам все же удалось.
– И сколько всего человек летело?
– Пятеро: четверо членов экипажа и один парашютист.
– Как вам это удалось установить после сильного взрыва и пожара?
– Методом исключения, товарищ полковник, – пояснил Бутин. – Первыми обнаружили командира и штурмана, они находились на своих рабочих местах пристегнутыми. Пилотская кабина упала на густой кедрач плашмя, что смягчило удар, после этого ее отбросило к подножию сопки в заболоченную марь. Людей изуродовало, но пожар их не коснулся, поэтому с трудом, но все же удалось определить, что они азиаты. Личное оружие, пистолеты «Намбу», находилось при них, а вот документов абсолютно никаких, в разведывательный полет их, видимо, не берут… Теперь о бортстрелках: от носового почти ничего не осталось, его буквально раздавила сплющенная пулеметная турель, поэтому идентифицировать национальность не представилось возможным, а вот кормовой стрелок практически цел. Это однозначно японец возраста лет двадцати пяти или чуть меньше. Судя по всему, остался живым после разрушения самолета и был единственным, кто воспользовался парашютом, мы обнаружили его висящим на стропах на высоком кедре. Когда срубили дерево, человек уже не подавал признаков жизни – большая кровопотеря, на теле множество осколочных ранений – шансов у него не было. Таким образом мы пришли к выводу, что экипаж найден в полном составе. А вскоре был обнаружен и парашютист, точнее – его останки…
– Почему решили, что это именно парашютист, а не какой-нибудь там бомбардир?
– Объяснение простое: на всех четырех членах экипажа надеты лётные парашюты, выполняющие кроме спасательной функции также и роль сиденья. А мы обнаружили ещё и пятый парашют, точнее металлический каркас его обгоревшего наспинного ранца. И это говорит о том, что данный парашют – десантный.
– Понятно, дальше.
– Во время обхода места катастрофы по большому радиусу стали находить уцелевшие человеческие фрагменты. Снесли их в одно место, сделали выкладку тела. Работёнка, честно сказать, не для слабонервных… – на подвижном лице молодого офицера промелькнула тень брезгливости.
– Как говорится: рука, нога, глаза, слеза… – мрачно проронил Шадрин.
– Что-то вроде этого, товарищ полковник, – не менее угрюмо подтвердил Бутин и через паузу продолжил. – Кроме того, что этот человек больше всех остальных пострадал от взрыва самолета, он еще и сильно обгорел, характеризующих данных почти никаких. Но антропометрический обмер позволяет судить, что был высокого роста и среднего телосложения. Вне всякого сомнения – это агент Новицкий.
– Что ж, всё ясно… – кивнул Шадрин и уточнил. – Радиопередатчик, оружие, боезапас, продукты и прочее оснащение найдены?
– Никак нет: всё вами перечисленное, плюс гранаты, взрывчатка, капсюли, бикфордов шнур, наверняка было упаковано в парашютно-десантный контейнер и сдетонировало от взрыва самолета или от воздействия открытого пламени. Трудно представить, чтобы такое обилие предметов Новицкий мог нацепить на себя: ни по габаритам, ни по весу это никак не проходит – ноги на приземлении переломаешь.
– Логично мыслите, Сергей Павлович, – одобрительно согласился Шадрин, а Бутин продолжал:
– Всё остальное, что находилось в фюзеляже, было выброшено воздушным потоком, упало, как видно, в прилегающую к сопке болотистую марь и бесследно увязло, остальное уничтожил пожар. А то, что рухнуло на склон сопки, мы, естественно, отыскали: это левое крыло с мотором и искореженным пропеллером, его в воздухе оторвало, поэтому отлетело почти на километр, много кусков дюралевой обшивки, еще кое-какие крупные детали... Во второй половине дня с места ближайшей засады подошла конно-пешая опергруппа майора Коржа, я ознакомил его с ситуацией, поручил собирать «вещдоки» и вылетел на базу. Согласно вашему указанию на месте аварии временно остался один самолет «У-2», а также лейтенант Симухин. Это всё, товарищ полковник.
– Та-а-а-к… – сосредоточенно протянул Шадрин и, привычно стиснув пятерней свой волевой подбородок, долго молчал.
– Я сам-то впервые был на месте авиакатастрофы, – Бутин удрученно покачал головой. – Страшное дело…
– Мы их к себе в гости не приглашали, – жестко выговорил полковник. – Пусть теперь среди своих ищут виноватых.
Контрразведчики еще какое-то время обсуждали детали поиска. Под конец беседы Шадрин сказал:
– Понимаю, что устали, Сергей Павлович, но дело есть дело. Вот вам бумага, ручка, сосредоточьтесь и подробнейшим образом всё опишите, чтобы я имел ваш рапорт к вечернему совещанию. А уж потом отдохнете.
***
Председатель Ереминского поселкового Совета Аксенов в сопровождении Тихонова подошел к большому, добротно срубленному из лиственничных бревен пятистенному дому, стоявшему на отшибе.
– Он самый, товарищ лейтенант, – негромко проговорил Аксенов.
– Я это понял Елизар Максимович, – отозвался тот. – Крепенькая усадьба, ничего не скажешь.
– Фешковы завсегда крепенько жили. Сейчас тоже не шибко бедствуют, даром, что война…
Действительно, с пригорка обширное подворье смотрелось вполне зажиточно: в просторной загородке у стены сарая кудахтали куры, в стойле, опустив голову в ясли с сеном, стояла корова.
Подойдя к высоким воротам, Аксёнов толкнул рукой тяжелую, сбитую из тёсаных сосновых плах дверь. И тотчас же из конуры, стоявшей под навесом, коротко брякнув тяжёлой цепью, стремительно выпрыгнул огромный волчатый кобель со вздыбленной на загривке серой шерстью, зашёлся оглушительным лаем.
− Цыть! − грозно прикрикнул на него председатель, но это еще больше возбудило пса. Сверкая бешеными от лютой злобы глазами, роняя из пасти хлопья пены, он неукротимо рвался вперед, норовя ухватить Аксенова за ногу. Смуглолицая рослая девчонка, выскочив из палисадника, схватила разъярённого волкодава за ошейник, упираясь в землю крепкими босыми ступнями, оттащила к конуре, загнала внутрь и прикрыла лаз прочной решёткой. Собака принялась остервенело грызть острыми клыками деревянные перекладины, не забывая время от времени отрывисто гавкать на случайных гостей. Оправляя на ладном теле платье из светлого ситчика, девица зыркнула на пришельцев черными бедовыми глазами, гонористо поинтересовалась:
− Чё надо-то?
− Ты бы, Розка, хоть поздоровалася сперва… – опасливо косясь на неугомонного пса, Аксёнов прошел вперед.
− Ну, здрасьти! – нисколько не смутилась та.
− Из старших дома кто есть, нет?
Вместо ответа она повернулась к огороду, пронзительно и звонко крикнула:
− Маманя, тута по вас пришли!
Крупная дородная женщина, копавшаяся поодаль в грядке, выпрямилась, отбросила к городьбе пучок выполонного пырея.
– Бог в помочь, Макаровна! – поприветствовал Аксёнов, когда она приблизилась.
– Нынче-то с Бога толку не шибко много… – хозяйка обтёрла руки о замызганный фартук. На вид ей было немногим за шестьдесят. Убрав тыльной стороной ладони прядь седых волос с лица, окинула пришельцев неприветливым взглядом темных колючих глаз. – Што хотел, председатель?
– Потолковать-бы надо, – доставая из кармана пиджака кисет, сказал тот, присаживаясь на верхнюю ступеньку крыльца, отогнув при этом квадратный, вязаный из веревки, коврик.
– Ежели болты болтать пришел, то колесуй отседова. Небо вон замороча'чило, щас дожж зачнется, у меня работы навало'м, а ты приташшился, полови'к взборозди'л и рассе'лся тута как хузяин!
– Да мы ненадолго… – миролюбиво протянул Аксенов, закуривая. – Вот командира к тебе на знакомство привел, проходите, товарищ лейтенант, не стесняйтеся.
– Ты как на свой двор приглашашь, – все так же недобро посматривая на гостей узенькими колючими глазами, пробурчала Фешкова. – Лучше сказывай, пошто припёрся?
– По мужиков твоих.
– А баб моих тебе не надобно? А то у нас их ажно три!
– Не-е, нам бы мужиков, где они есть-то?
– Северьян Лукич в горнице в крёслах дремают, с поля пришли, устамши. Оська закиду'шки по налима поехал ставить в затон, а Ваня-то наш где – сам знашь, поди? За широки моря да круты горы, вы ево укатали, варнаки! Жену евонную, Грушку тоска поедом съеда'т! Така' девка бра'ва, а живет без мужика – не клята, не мята! – прокричала на визгливой ноте старуха.
– Это ты намекашь, чтобы я вашу бра'ву невестку малость помял, а, Макаровна? – с игривой ухмылкой поинтересовался Аксенов и сладко затянулся самосадом. – Тогда пущай причепури'тся[4], приоденется, а уж я-то маху не дам…
– Ты намнёшь, черт пахору'кий[5], ага… Сидел бы уж на заднице да не вя'кал! – презрительно покосилась Фешкова на его пустой рукав.
– А ведь прямо в точку угадала, Макаровна! – все так же улыбчиво и невозмутимо подтвердил Аксенов. – Вашу невестку и с двумя-то руками в обхват не возьмешь, не то што с одной…
– Обскорбляишь, председатель! – старуха обидчиво вытянула губы в нитку, и вдруг скороговоркой запричитала. – Ох, Ванечка, Ваня, сынок ты мой страдальнай. Засадили тебя начальники в тюрьму холодну да тёмну, а над твоёй жёнушкой дак ишо и надсмехаются, фулюганы-ы-ы-ы!
– Ну, ты это оставь-ка, Фекла Макаровна! – уже строго произнес Аксенов и нахмурился. – В тюрьму не мы Ваньку посадили, а советский закон. Нечего было золотишко тайком старать по ключам. Скажи лучше, Осип когда возвернется?
– К вечеру обешшался, – чуть принизила тон Фешкова. – А пошто он тебе?
– Дак, а в армию его будем забирать, на службу, – с шутливыми интонациями в голосе сказал председатель.
– Спятил, никак! – всплеснула та руками. – Немтайку[6] – и на службу? Окстися, ирод!
– Ну, немтайка-то он у вас наполовину, так скажем, – невозмутимо проговорил Аксенов. – По девкам шустрить ему не мешат, что немто'й, так что пусть малость поробит на обчее дело, там шибко-то разговаривать не надобно…
– Шутки шутишь тута, над калекой смеёсся, как щас помету со двора дрыном! – она даже поискала глазами, что бы такое ухватить потяжелее. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы на крыльцо в этот момент не вышел крепкий пожилой мужик.
– Што за шум? – он положил дюжие руки на перила. – Пошто опять орешь, язва ты таёжная?
– О-о, ты-то нам и нужо'н, Северьян Лукич! – обрадованно воскликнул Аксенов. – Вот познакомься, военный человек к нам в село за помочью.
Офицер подошел к старику, пожал его твердую ладонь, представился:
– Лейтенант Тихонов, техник-строитель.
– Што за нужда ко мне привела, сказывайте, товаришш лентенант? – заинтересованно спросил Фешков, на его широком и смуглом лице появилось вопросительное выражение.
– Да, собственно, нужда-то скорее ваша, чем наша, – дружески улыбнулся Тихонов. – Мост через реку Джарча сельское правление попросило построить, вот командование и направило в Еремино сапёрную полуроту. А гужевым транспортом и лесом обеспечивает колхоз. Мне поручена организационная работа, моему помощнику – инженерная.
– Стало быть, дошли наши молитвы до руководителёв… – желчно проскрипел старик. – Старый мостишко давно большой водой спёрло, новый надобён. Токо с меня помощник вам никакой – уж семьдесят бухнуло.
– Осип поработает, не тебя же, деда, в самом деле, посылать! – категорично отрезал Аксенов, затем пояснил, обращаясь уже к Тихонову. – Те подворья, каким после мобилизации оставлено гужевое тягло, выделяют лошадь и возчика.
– А как жа обоз, Оська ведь в ём работат? – подивился Фешков. – У нас коня не снибилизовали потому, што сына записали в обозные. Ево'нное дело – всякии груза' возить, али ты призабыл, председатель?
– Ничего я не забыл, – досадливо бросил Аксенов. – Осипа и еще нескольких возчиков мы из обывательского обоза временно отзовем, на Правлении этот вопрос уже решен. Но ежели срочно потребуется, то ты, Лукич, сына подменишь – с вожжами-то, поди, еще справишься, это ж не бревна в тайге ворочать…
– Вы опупе'ли никак, в этим своем Правлении, адивоты! – вновь неистово завопила Фешкова. – Покос подходит, а вам с мостом приспичило! Не пушшу Осипа, нам энтот мост нужон, как прошлогодний снег! Мы зимой по льду на тот берег ездием по дрова да по сено. А по грыбы, по ягоду, по зверя да траву пласта'ть – на лодках завсегда плавали.
– Замо'лчь! – угрожающе прорычал хозяин. – Зевало своё драть ишшо тута будешь, идивотами поучённых людей обскорблять! Сказано надо – значитца надо! – он повернулся к гостям с извиняющимся выражением на лице. – Не обрашшайте вниманию, у ей с башкой не всё ладо'м часто быва'т, а сёдни дак вобшшэ кака'-то не така', с самого рання' на людей га'вкат, страмоти'шша, спасу нет. Ну чё с бабы-дуры взясть, лучше командовайте, товаришш афыцэр: када и куды прибыть сыну с лошадью?
– Завтра утром, Северьян Лукич. К Правлению пусть подъезжает.
– С ком[7] подъежжать-то: с волокушей али с телегой? – уточнил Фешков. – Работы ему какии будут отпушшены?
– С волокушей, – заглянул офицер в свой блокнот. – Тех, кто помоложе, мы на подвоз леса поставим, все-таки работа не из легких.
– Да уж, – крякнул старик. – Ну, добро, с волокушей, дак с волокушей. А на сколь дён его забираете, на неделю али поболе?
– Неделей тут не обойтись, месяц как минимум вашему парню придется работать. А жить он будет вместе со всеми на хуторе Стрепетова, там один взвод с сегодняшнего утра занимается возведением балаганов.
– Где, где? – старик приложил ладонь к тугому уху.
– На хуторе Стрепетова, говорю, – громче повторил лейтенант. – В том районе найден лес пригодный для опорных свай.
– Правда ваша, – понимающе кивнул Фешков, – листвяной конда'ч аккурат на том берегу стоит.
– Вот мы и послали туда людей для заготовки бревен и сплава до места строительства. Так быстрее материал накопим. Одними тягловыми лошадьми не управиться, их набирается всего пара десятков. До холодов с мостом можно не успеть. А он, – лейтенант заговорщицки понизил голос, – уж открою вам секрет: очень важного назначения, им не только селяне будут пользоваться, но и мы, военные, понимаете меня?
– Ишшо как понимаю, – согласно покивал старик. – Пограница-то вона, рукой подать, гапонцы тама да сумураи всякии… Лихой народ, мать их растак!
– Очень правильно рассуждаете, Северьян Лукич! – щедро похвалил старика лейтенант и продолжил. – Кормить личный состав будем совместно с колхозом, только кухня и повара наши, ротные. Кстати, о полевой кухне, – он снова заглянул в свой блокнот. – Решено разместить её на вашем подворье. При ней будут повар и двое помощников.
– Это што жа выходит? – непонимающе уставился на него старик. – Хлёбово станут варить здеся, а в Стрепетовку за'семь верст возить?
– Получается так. Ведь основная часть подразделения будет расквартирована по усадьбам, чтобы не тратить время на строительство жилья еще и для них. А в армии как? Где людей больше, там и кухня.
Показав крепкие желтые зубы, старик криво усмехнулся. И было в этой неожиданной усмешке, в этом прищуренном взгляде что-то отпугивающее, недоброе.
– Ну, ладно, кухня дак кухня, пушшай размешшаются.
– Каво ты де'лаш-то, старый вы'воротень, пошто' соглашаисся, али у нас хоромы царскии, куды их распихивать, солдатов теих? Мы и сами-то не красно' живем! – взорвалась Фешкова.
– Солдатам хором не надо, Макаровна! – урезонил старуху Аксенов. – Они и на чердаке сарая до осени перекантуются, вон он у вас како'вский, хоть всю полроту размещай. И главное, сено для постели имеется.
– Припёрся, кобель во'нький[8], самусти'л[9] старика и радый, да? – снова взъярилась, багровея от бешенства Фешкова, но под многозначительным, не обещающим ничего хорошего, взглядом мужа, резко осеклась.
– Я вот што хотел спросить, товаришш афыцэр, – повернулся хозяин к Тихонову. – Не'круты ваши как, смирныи робяты, которыи при поваре будут?
– Самые обычные бойцы, – пожал плечами Тихонов. – И они вовсе не рекруты, а старослужащие. Волноваться не нужно: с ними расположится старшина роты – а это для солдата, главнейший командир. Так что дисциплина на вашем подворье будет образцовая.
– Я к тому, штоба с куревом на сеннике оне' не баловалися, там мы сено на запас соблюда'м. Опять же голуби у Оськи на том чердаке обретаются, а энто птица нежная, ей покой нужон. Вы уж распорядитеся, штоб не гоняли их солдаты-то.
– Да ничего с ними не станется, с голубями вашими, – раздосадованно поморщился председатель. – Оська, кедри'на эта нерубленая, всё из пацанячьего возраста никак не выйдет, а уж пора бы, тридцать вскорости тяпнет.
– Чем ему больше заниматься, убогому-то?
– Что-то я не замечал, что он у вас убогий.
– Да уж што хорошего-то, – развел старик руками. – Два слова говорит, пять – мычит. Опять же и умишко… – в этот момент за воротами послышался стук кованых копыт. Дверь распахнулась от увесистого пинка, и во двор, ведя на поводу ладного каурого коня, вошел здоровенный детина. Увидев рядом с родителями председателя поселкового Совета и незнакомого военного, парень остановился как вкопанный. Тихонов отчетливо заметил, что его смуглое лицо под ржавчиной реденькой щетины побледнело, толстогубый рот испуганно скривился, а голова провалилась в крутые плечи по уши. Он даже сделал шаг назад, незаметно толкая и жеребца.
– Здорово, Осип Северьяныч, – по-свойски улыбаясь, подошел к нему Аксенов и протянул руку. – Чего обробел-то? Проходи, не чужой, однако, двор.
– Д-д-ды… М-м-мы… – с виновато-заискивающей улыбочкой закивал тот, тряся копной давно не стриженых волос.
– Понятно, – кивнул председатель. – Батька тебе всё обскажет, Осип, а мы с товарищем командиром уже пойдем.
Когда Тихонов и Аксенов отдалились от избы Фешковых шагов на сто, лейтенант негромко проговорил:
– Нда-а, семейка: бабка вся, как на ладони, злобу скрывать и не пытается по глупости своей. А дед, по первому взгляду, прямо-таки херувим божий, а присмотришься – палец в рот не клади! – и, чуть иронично усмехнувшись, добавил. – … Гапонцы, сумураи… Ишь ты, политик.
– Что ж вы хотите, товарищ лейтенант, – обронил председатель невесело. – Акентий Филатыч Вьюков плохих приказчиков у себя в фактории сроду не держал, а уж он-то в людях толк понимал. Ну, а Оська вам как показался?
– Еще тот сукин кот! – прищурился Тихонов. – Немой, тупой… Ну, какой с него может быть спрос? Маскировка – лучше не придумаешь!
[1] «Ме'стник» – условие рельефа местности, мешающее вести пеленгацию работающей радиостанции.
[2] «Эс ка» – связи конец
[3] «Эр дэ» – радиограмма. (Контрразведчики используют в разговоре спецтермины радиокода).
[4] Причепури'ться – прихорошиться, сделать прическу, подкрасить губы и т. д. (забайкальск.)
[5] Пахору'кий – однорукий (забайкальск).
[6] Немтайка, немтой – немой человек (забайкальск.)
[7] С ком – то-есть с кем или с чем (забайкальск.)
[8] Во'нький – вонючий.
[9] Самусти'л – соблазнил, сбил с толку, одурачил (забайкальск.)
Продолжение
