Это предчувствие впервые затронуло меня в один из вечеров, когда я шел с очередных импровизированных состязаний наскоро побежденным и пристыженным. Шел я с поникшей головой, и под прощальными лучами розового заката, в разбитых навсегда «розовых очках» в казарму, где впереди ежедневные ненавистные мне игрища с живыми игрушками - жертвенными агнцами.
Когда идущие мне на встречу эльфы-ангелы, своими великодушными улыбками вынудили меня еще больше стыдиться: я вдруг понял, что облажаюсь…
Я вдруг понял, что на мне ответственность, как бы я не упирался и не отводил глаза, что возможно, где-то и впрямь ошибка, раз я не соответствую стандартам богатырей. Раз шестое чувство в груди кричит так громко сейчас: «Беги!» «Возвращайся в свой мир, пока не поздно!»
И это щемящее сердце предчувствие беды, поворота не туда, предчувствие горя и потерь, и страх подвести команду, жителей городища, Доктора, а может и все человечество, влезли в мой мозг и сверлили до тех пор, пока я не решился: «Вернусь! Нет, мне здесь не место, надо возвращаться - сгореть и вернуться. Но Фрея! Как я брошу ее? Всю эту неделю мы переглядывались, я тайком подкармливал ее, и даже удалось перемолвиться парой слов … Что же делать с ней?»
Еще с порога я услышал необычно громкие крики - в этот вечер в казарме особое воодушевление и возбуждение, ведь героиня сегодняшних игрищ как раз Фрея. Моя Фрея. Под грубое ржание, хлопанье ладонями по бедрам, ее выпустили, а точнее, выволокли из клетки.
И стоит она, стреляя своими удивительными глазами в центре круга из богатырей, сидящих на полу, на грязной соломе. Такая маленькая на фоне огромных мужиков, такая беззащитная и совершенно не собирающаяся нападать.
Меня словно парализовало, я молчу и стараюсь не вмешиваться, не лезть со своим уставом в чужой монастырь, а только жду, когда же они поймут, что она не такая как остальные, и угомонятся, а лучше отпустят восвояси, в лучших традициях русских сказок.
Но угомониться, никто не спешил, напротив, раздосадовавшись неудавшимся представлением:
- Выпускай шамана! Помнится, он особо горел убить ее! Синеокая!
Без церемоний открыли клетку с татуированным бледным и почти слепым стариком. Глаза богатырей светятся в сумраке лихорадочным блеском, они в предвкушении крови, а я закипаю от негодования. Шаман шипит, рычит, кидается наощупь в толпу, получает уколы копьями, вопит от боли и все больше распаляется, багровеет, и вдруг замечает Фрею. Обходит вокруг, принюхивается, присматривается к фигуре и пытливо заглядывает ей в глаза своими бельмами.
У зрителей апогей, они смачно плюются, хлопают синхронно, и:
- Убей! Убей! Убей!
Я не выдерживаю, хотя может и стоило бы, но от страха за Фрею, я ослеплен не меньше того шамана, что протягивает уже костлявые руки чтобы вцепиться ей в шею.
Фрея смотрит на меня неотрывно и губы ее шепчут: «Помоги!»
Для меня это как красная тряпка, как сигнал к действию. Я вскакиваю, влезаю между слепым стариком и Фреей, бью изо всей силы в безбородое, скуластое лицо и отпихиваю для верности ногой. Нокаут. Шаман теперь встанет нескоро - зато богатыри встают. Пахнет грозой в казарме, да и на улице громыхнуло, будто в темп моменту.
- Ты чего? – спрашивает грозно Воевода. – Она жертва Богу Войны, не боишься гнева его?
Голос мой, от напряжения вибрирует:
- Нет! Не боюсь я ни Бога, ни черта!
Воевода побагровел, и его мощная челюсть затряслась:
- Каждый день, столетиями мы приносим в жертву варвара. День мужа, в следующий день жену, и всегда побеждаем противника, ты желаешь, чтобы удача отвернулась от нас?
Я закрываю корпусом девушку:
- Вы громите противника, потому что сами сильнее! При чем здесь Бог Войны?
За спиной Воеводы - долговязый, с козлиной бородой шипит:
- Да она охмурила его! Правду говорил шаман: ведьма!
Со всех сторон наступают, и если сравнить мои физические данные с данными оппонентов, становится понятно, что шансов у меня мало, а точнее их нет совсем - но не отступлю. Поворачиваюсь к Фрее, обнимаю, и закрываю своим телом.
"Пусть бьют меня, не её!" - только успел подумать, как громыхнуло. И еще раз. И сразу колокол на звоннице дозорной вышки забил набат. Богатыри вслушались и как один, с энергией и скоростью, так не свойственной обычно высоким крупным людям, принялись собираться. Впрочем, про нас с Фреей они не забыли. Меня как щепку отшвырнули в угол, Фрею и шамана по местам - по клеткам.
Воевода кинул мне мою палицу:
- Чего глазеешь? С нами ступай! – и малость придя в себя, на ухо. – Забудь ты эту ведьму! Хитрые они, варвары энти, спасу нет, не верь, хоть и особая она.. В этом тем паче!
Но я не послушал. Когда все начали выскакивать, - задержался, и пока никто не видел, отодвинул засов на клетке Фреи.
Прошептал:
- Беги! – «Даже если не будет она моей, так хоть спасу ей жизнь!». Улыбнулся сам себе: «А вот теперь, можно и домой вернуться!»
Битва за оградой, за частоколом, что служит границей двух миров. И потому, опять волшебный мир, но некогда мне его рассматривать, ведь бой, открытый и беспощадный, и в отличии от предыдущего из моей реальности, он без стрелкового оружия, если не считать пары луков с дозорной вышки. Рукопашный, и оттого вдвойне безжалостный и извращенный отвратительными смертями, хрустом ломающихся костей и треском черепов.
Здесь из сказочного: оживший пламенеющий старик-закат бросает прощальные лучи на поле брани, играет тенями и бликами, и шепот переговаривающихся растений. Здесь злой осязаемый ветер колышет окровавленные бороды и лохмы богатырей, будто пытается сбить с ног, а если не получится, помешать хоть немного.
Из реального - повсюду стоны, визг, и брань варваров на незнакомом мне языке. Мы побеждаем, а противник наш терпит поражение. Свернуты шеи, вышиблены мозги и зубы, мертвецы на раненых, раненые на мертвецах. Все смешалось в одно кровавое рябое пятно. И я не отстаю, машу напропалую палицей, ломаю челюсти и вдребезги лохматые головы как в последний раз, как перед прощанием.
Бой закончился, так же быстро, как и начался. Выжившие варвары дышат тяжело и щурятся в сумерках, глядя снизу-вверх на каменные лица противников. Живые - потирают ссадины и рычат от бессилия. Раненые - стонут и кричат. Мертвые - молчат.
На моем отряде ни царапины, словно не было битвы, даже и одышки нет – ловко они расправились с врагом. Но вдруг, трубный гул, грохот, и зашевелился, заходил волнами живой лес, затрещали ветви и сучья. Поднимаются в лиловое небо птицы с лицами прекрасных нимф - но галдят, каркают, бранятся между собой, предвещают беду. На лицах побежденных варваров, досада и боль - сменяются ликованием.
Богатыри переглядываются удивленно, а с вышки - набат во все колокола и крик:
- Штурм! Штурм, будьте готовы! Свершилось!
Вот и штурм... Чуть больше недели прошло как я здесь и уже. Вечно мне достаются передряги тогда, когда я меньше всего готов, и меньше всего настроен давать отпор, хотя бы и потому, что интерес теперь другой, да и предчувствие. Очень дурное предчувствие!
Позади шорох. Это Доктор-Вожак - он тоже бился, пихает мне в шкуру под бечеву, что вместо пояса пластину - ту самую, что толще и грубее египетской, ту самую, что конструировал он в лаборатории. Бой должен продолжиться.
Сдвинуты кустистые брови богатырей, нахмурены их взгляды, все сосредоточие на лесополосе, а оттуда, мелкие и кургузые варвары, сплошь с перетянутыми головами как в Египте, в одежде свисающей мешком, но эта одежда - военная экипировка моего времени, и бегут они с автоматами наперевес. Понятен исход боя и без слов. Мне ли не знать, что несет автомат безоружному? Пары очередей хватило.
Недолог был конец: содрогнулась земля от тяжести падающих на нее тяжелых тел, дым поплыл поземкой по могучим торсам, алая кровь обагрила поле брани и победный клич варваров эхом прокатился по лесу, вызвав отклик из сотен голосов здешних необыкновенных существ. «Все же хоть они и другие - эти богатыри, но из плоти и крови, совсем как я!» А я на земле, плашмя и по инерции прикрываю руками голову.
Рядом со мной Воевода, с вывернутыми наизнанку внутренностями, сопит и дергается в предсмертных судорогах, видит меня и хрипит:
- Я же говорил, нет жертвы - нет удачи!… Не верь ей… - белеет, запрокидывает голову на бок, а изо рта струйкой рыжая пена.
Я ползу. Бежать надо с поля боя - здесь все уже кончено, а у меня диск во рту, не хватало только, чтобы меня полонили, и принесли в жертву какому-нибудь своему божеству. Поскольку сейчас я бессмертен, приносить в жертву меня можно хоть каждый день.
Вижу Доктора - он вялой бледной рукой призывает меня приблизиться. Сквозь пелену дыма и пыли, слыша переговоры варваров и понимая - они ищут кого-то, стараясь не выдать себя, ползу к нему. У доктора ранение в шею, как и у меня в последний день пребывания в реальном времени, и с каждым ударом сердца, из артерии под давлением кровь, но он давит на рану пальцем, сдерживает немного поток, ради последних мне напутствий.
- Пластина! Она на тебя не подействует - но в ней ДНК Ангелов, в ней их сущность, она перекроит,.. используй ее! Но не сейчас, только после смерти предводителя. А до этого, береги как зеницу ока! Убей!... Варваров…
Снова здорово! Сплошь ребусы! Итак: «убей!» Убить я должен предводителя этих новых, экипированных и вооруженных варваров: но где мне найти его в этом хаосе? К тому же я безоружен в отличии от врага. Хочу уточнить у Доктора, но он мертв уже - побелевшее его лицо обращено в небеса, металлический взгляд остекленел, а на губах легкая улыбка.
Как он и предрекал, после штурма его не стало рядом со мной, да и никого не стало - я в очередной раз остался один. И давит на грудь страх, и тоска в трудно понимаемом для меня мире. А рядом короткие выстрелы, добивают варвары раненых, вскрики, и из-за дыма не видать со стороны поля ни зги. Куда бежать? Кто подскажет?
От кустов шиканье, и машут мне рукой. Знакомые синие глаза сверкают в сумерках. Фрея! Я ошибался, я не один! Я рад ей как старому другу! Подползаю к кустам, к темнеющей в их ветках тощей фигурке, а оттуда бегом что есть мочи к перелеску и в чащобу, чтобы отдышаться, схватить нервную потную ладошку и снова бегом.
Подальше от убитых однополчан-богатырей, подальше от варваров, подальше от поселения, - а что там произойдет дальше, мне теперь недоступно знать, - да и чем я смогу кому-то помочь?