I
Чёрный щенок подобрался к дивану, оглянулся – не видит ли кто? - и сделал попытку залезть. Поставил на покрывало передние лапы, морду, заполз животиком и стал подтягивать по очереди то правую, то левую задние лапы.
- Бейли, нельзя! Кыш отсюда, бестолочь ушастая!
Пёсель удивлённо посмотрел на хозяина – «с чего это вдруг нельзя?» - и продолжил в том же духе. Получалось не очень – то ли лапы были коротковаты, то ли и кожаное покрытие дивана не позволяло хорошенько за него зацепиться. Но энтузиазм и собачье упрямство этот недостаток, похоже, компенсировали с лихвой.
- Та-а-ак… - грозно протянул Олег Иванович и потянулся к холке зверёныша. Тот сразу же прекратил свои потуги, замер, завилял хвостиком, и состроил умильную мордочку. Не помогло – карающая длань ухватила за складки шкурки на загривке, стащила на пол и прижала к ковру. Щенок заскулил – не от боли, конечно, так, на всякий случай, в знак того, что осознал, и больше не будет. Может, целых пять минут даже не будет…
- Вот уж не ожидал, что ты заведёшь собаку! – сказал Иван. – Бейли, иди сюда, вкусняшку дам…
Щенок, освободившись от грозной ладони, поспешил к нему, вовсю размахивая хвостом, толстым, крепким, чёрным, как резиновая полицейская дубинка. Когда хвост задевал за ножку стула или журнального столика, раздавался громкий стук. Щенка это, судя по всему, не беспокоило совершенно.
- И как он его себе не отобьёт? – удивился Иван. – Вон, как лупит, того гляди что-нибудь разобьёт...
- У лабрадоров хвосты мощные и толстые. – объяснил Семёнов. - Сам видишь, какой, а ведь ему только три месяца! Говорят, что их хвосты вместо руля, когда плывут, конечно. Вообще, это самая плывучая из собачьих пород, специально выведена, чтобы всякое такое из воды вытаскивать – сети с рыбой, подстреленную дичь…
Собачонок дотрусил до Ивана и с упоением захрустел баранкой, взятой их хрустальной вазочки рядом с самоваром.
- Давно мечтал о лабрадоре, ещё там, - Олег Иванович сделал неопределённый жест, долженствующий по-видимому, означать оставленный в неизвестном далеке двадцать первый век, – да вот, всё никак не случалось. А тут попался мне недавно на глаза журнал «Русский спорт». Стал листать – и наткнулся на колонку о собаководстве, а там уж была статейка о новой, пока ещё мало известной в благословенном отечестве породе лабрадор. Оказывается, англичане установили стандарт этой породы совсем недавно, в восемьдесят седьмом году, а этой осенью один заводчик из Гатчины привёз на пробу выводок из Дании. Рассчитывал, видимо, а аристократических заказчиков для своих аглицких новинок, но прогадал – порода незнакомая, покупателей не нашлось. Кстати, они у него всё чёрные, палевые с шоколадными только позже появятся, лет через двадцать только. Ну, чёрный и чёрный, тоже неплохо. Я и решил: а чего, собственно, ждать? Квартира у нас теперь есть, места полно, пусть и собака будет! Иначе так ведь всю жизнь можно откладывать…
Уточнять, что журнал ему попался дома у Берты, снимавшей флигель там же, в Гатчине, подальше от петербургской суеты, где проводила время в верховых прогулках по окрестностям и посещениями местного клуба любителей велосипедного (циклопедного, как здесь говорят) спорта, и где он сам теперь регулярно проводил вечера, а то и ночи, Семёнов не стал. Рано или поздно сын сам всё узнает.
Щенок расправился с баранкой и зашарил чёрным кожаным носом по полу, подбирая вкусные крошки.
- А гулять выводить его кто станет, когда нас дома нет? – поинтересовался Иван. - Учти, я нечасто здесь буду бывать. Да и у тебя тоже, как я понимаю, дел хватает…
- Ну, не то, чтобы очень. Я ведь теперь могу брать документы домой, Корф дал разрешение. Да и какие там секреты – переводы из «металлических книг». За границей, после того, как мы прищучили Уэскотта и его приятеля, никто к этой теме интереса не проявляет – во всяком случае, так полагает барон. А у нас в них что-нибудь понимают от силы четыре человека. И все, заметь, работают на Д.О.П.
Иван кивнул. Эту квартиру в большом доходном доме, выходящем на Литейный проспект, отец снял меньше месяца назад, сразу после возвращения из Германии – и когда сын в свою очередь вернулся после своего британского вояжа, предложил ему перебираться к себе. На Елагином острове, сказал отец, тебе теперь делать нечего, поживи здесь – места полно, одних спален три штуки, столовая, отдельно просторная гостиная с камином, библиотека, кабинет…. Подумав, Иван согласился – дела требовали его присутствия то в Адмиралтействе, то в лабораторном здании Д.О.П.а, то на Охтинской воздухоплавательной верфи, где полным ходом шла достройка сразу двух больших дирижаблей типа «Россия» вдобавок к первому, уже принятому в казну - и добираться повсюду с Литейного было не в пример удобнее.
Щенок подобрал все до единой крошки, уселся напротив Ивана и завилял хвостом, свесив широкий розовый язык – клянчил ещё баранку.
- Ты, братец, собаку-то не разбалуй… –озабоченно сказал Семёнов. Приучишь попрошайничать, потом не выгонишь из столовой. Что тогда фрау Марта скажет?
Немного освоившись в новом жилье, он нанял домоправительницу – сухонькую пятидесятилетнюю немку, прекрасно умевшую готовить и поддерживающую чистоту и порядок с истинно немецкой пунктуальностью. Но неё, вероятно, и предполагалось возложить хлопоты с хвостатым обитателем квартиры в отсутствии собаковладельца. Фрау Марта приняла это известие, как неизбежность, но всячески демонстрировала неудовольствие, когда щенок позволял себе что-то, неподобающее воспитанной немецкой собаке. Например – дрыхнуть, расстелив уши и все четыре лапы на хозяйском диване, или клянчить подачки за обедом.
- Обойдёшься! – разочаровал пёселя Иван, и тут часы мягко прозвонили два пополудни. – Слушай, пап, а мы с тобой не опоздаем? Нас ждут к шестнадцати-ноль-ноль, а мы ведь ещё собираться не начинали.
- И верно. Семёнов глянул на циферблат карманных часов. - Давай-ка одевайся, а я скажу фрау Марте, чтобы дворник нашёл извозчика. Скажем, через полчаса, а то мне перед приёмом надо ещё с Корфом парой слов перемолвиться. И вообще, не то это место Зимний дворец, куда стоит опаздывать…
Из дневника мичмана
Ивана Семёнова.
«…Давненько что-то я не брался за шашки… то есть, за перо. Дело в том, что наша с отцом миссия в Берлине подразумевала некую конфиденциальность; позже, по другую сторону Ла-Манша и вовсе начались шпионские игры, так что делать записи было бы опрометчиво. Хотя, конечно, это не более, чем отговорка,– во время предыдущего визита на тот берег Ла-Манша прекраснейше писал, и никакие соображения конспирации мне не препятствовали…
Но – к делу. В Зимний мы прибыли слишком рано, и пришлось довольно долго ожидать в приёмной. К тому же Корф запаздывал, и нам пришлось в течение часа довольствоваться кофе с меренгами (и то и другое, надо сказать, было выше всяческих похвал). Гадать о цели посещения на этот раз было незачем – мы оба в общих чертах представляли что к чему.
Так оно в итоге и оказалось. В какой-то момент представительный господин, одетый в сюртук и рейтузы зелёного цвета с золотым шитьём (из-под сюртука выглядывал алый жилет, расфуфыренный ничуть не меньше) – предложил нам последовать за ним. Я совершенно не разбирался в деталях придворного костюма и решил, было, что это какой-нибудь камер-юнкер, а то и флигель-адъютант, но вовремя появившийся Георгий шепнул мне, что это обыкновенный дворцовый лакей. С появлением цесаревича наша маленькая компания стала как бы центром притяжения взглядов людей, мужчин и женщин, которых здесь хватало. На нас оборачивались, нас лорнировали (так это, кажется, называется, когда тебя рассматривают в смешные раскладные очки без дужек, но зато на длинной тонкой ручке?), за нашими спинами перешёптывались. Я не испытывал особых иллюзий – тайна нашего происхождения давно уже стала секретом Полишинеля, и если сведения эти не перекочевали до сих пор в прессу и не муссируются в каждом газетном листке Европы – то благодарить за это следует Корфа и отдельный Корпус Жандармов, получивших на этот счёт специальные указания. Свободой прессы в Империи Российской, слава Богу, и не пахнет - а потому известность наша не вышла за пределы некоего весьма ограниченного круга. Пока не вышла.
Приём не занял много времени. Нас принимали бес церемоний, в рабочем кабинете Императора - об этом тоже шепнул мне на ходу Георгий. Александр глыбой громоздился за немаленьким столом, и когда он встал нам навстречу, в кабинете сразу сделалось тесно. Нас усадили за круглый чайный столик в углу, прогнали лакея за самоваром, и начались расспросы. Более всего царя интересовали подробности рейда в Спитхэдскую гавань, однако и о наших поездках в Англию было спрошено немало. К середине беседы появился Корф в сопровождении Никонова и Яши, и разговор сразу принял официальное русло. Государь встал (мы тоже торопливо вскочили) и поздравил по очереди каждого из нас с полученными отличиями. Мне вручили орден святого Владимира третьей степени, Никонову – тоже Владимира, но первой степени.
Георгий получил Святого Георгия (ничего себе каламбурчик?) четвёртой степени, и надо было видеть, каким довольством лучилось его лицо! Многие венценосные предки Георгия тоже были удостоены в разное время этой высокой награды, причём кое-кто получил её за личное мужество, например, Александр Второй. Что ж, отчаянный налёт, закончившийся потоплением британского броненосца, не уступал по степени риска и важности достигнутого результата рукопашной схватке с кавказскими горцами, за которую дед Георгия удостоился своего креста – так что ни у кого не повернулся бы язык сказать, что цесаревичу повесили крестик просто в по праву рождения.
Отцу, как лицо сугубо гражданское, да ещё и не состоящее официально на службе, повесили орден святого Станислава первой степени, «невоенной» его версией, с мечами в верхней части креста и звезды. Орден вручался, «за особые и ценные услуги, оказанные государству и царствующей династии» и давал, кроме немаленькой пенсии, ещё и потомственное дворянство.
Такого же ордена, но третьей степени удостоился и Яша –учитывая предусмотрительно принятое им лютеранство, знаки ордена носили обычный вензель св. Станислава, а не «птицу» - чёрного имперского орла, какие помещали на ордена, предназначенные для иноверцев. Тем не менее, не отказал себе в удовольствии шепнуть ему на ухо, что теперь он, Яков Моисеевич Гершензон - первый из уроженцев черты оседлости, удостоенный личного дворянства. И с удовольствием наблюдал, как вытянулась его характерно-еврейская физиономия…
Потом Александр сообщил о награждении и других «гостей из будущего». Каретников, как и дядя Юля, удостаивались Станиславов второй и третьей степени соответственно за заслуги на ниве науки и просвещения. Оба они на церемонии не присутствовали – доктор находился сейчас в Москве, вёл для тамошних акушеров семинар, посвящённый новым правилам гигиены в лечебных учреждениях; что же до дяди Юли, то он, как с некоторым смущением сообщил Корф, отказался ехать, сославшись на крайнюю занятость в лаборатории. Надо было видеть удивлённую гримасу императора Всероссийского – думаю, до сих пор никто ещё не позволял себе с ним подобных вольностей. А дядя Юля такой: ему наплевать на субординацию и чинопочитание, а проводимый эксперимент неизмеримо важнее любых церемоний, хотя бы и с участием особ голубой крови.
Когда церемония награждения закончилась – всё в этом мире когда-нибудь да заканчивается, верно? - Началась обязательная (по моим понятиям, разумеется) часть любой официальной церемонии – фуршет. Здесь его, правда, ещё не додумались проводить на ногах - Александр снова предложил нам сесть, вышколенные, похожие на камер-юнкеров придворные лакеи принесли подносы, уставленные хрустальными рюмками, блюдами с пирожками и крошечными бутербродами, которые здесь называли «канапе». На свет появились бутылки – коньяк, ром и разноцветные наливки в маленьких хрустальных графинчиках. Под конец принесли самовар и большой поднос со сладостями. Государь плеснул себе в рюмку-лафитник, привычно опрокинул, дождался, когда гости последуют его примеру - и задал вопрос, которого я никак не ожидал услышать…
- Ну, извини, хотел рассказать тебе, да не успел…. – вид у отца был виноватый. - Закрутились как-то, понимаешь: сначала на вокзале, потом новую квартиру тебе показывал…
- …потом щенка, потом фрау Марту. - продолжил я со всей возможной язвительностью.– А о таком незаметном пустяке, что дядя Юля с Бурхардтом сумели выяснить нечто настолько важное – ни слова! В самом деле, зачем стараться? Есть царь, он и расскажет, а что я при этом буду хлопать глазами как болван, ничегошеньки не понимая – это детали…
Отец виновато вздохнул. Я, как ни крути, прав – он действительно напрочь забыл о состоявшейся не далее, как вчера беседе в лаборатории у дяди Юли. А ведь старик землю рыл от нетерпения – у них с Евсеиным и Бурхардтом наметились серьёзные подвижки, и он намеревался собрать в лаборатории всех заинтересованных лиц. И собрал бы, если бы не приём у государя, на который сдёрнули немалую часть участников намечающегося «семинара». А в результате я узнаю эти новости непосредственно от Государя, у которого не было сомнений, что все присутствующие в курсе, о чём пойдёт речь…
Новости в самом деле были поразительные, даже если не вдаваться в детали. Оказывается, наши учёные старцы (при посильном содействии доцента Евсеина) сумели выцарапать из металлических книг кое-какие важные тайны. Одна из них полностью подтверждала гипотезу дяди Юли – луч фонаря или лазера, направленный на действительно чашу-линзу, действительно накачивал её энергией; искалка из проволоки и «бусинок-брызг» играла при этом роль своего рода управляющего устройства. Причём эта энергия каким-то образом сохранялась и накапливалась, чтобы при очередной активации связки «чаша-статуя-тинтура» произвести требуемый результат: например высветить голограмму «звёздного атласа» четырёхпалых, или открыть портал-червоточину. Последний результат требовал максимальной траты энергии - дядя Юля даже выдвинул гипотезу, что энергия была «закачана» в чашу отнюдь не лазером, имевшимся в распоряжении Виктора, а давным-давно, неким очень мощным устройством – и разрядилась в подземелье Монсегюра вспышкой, породившей на краткое время портал, в котором и сгинули Срейкер с Варенькой. «На краткое время» - это они с Бурхардтом подчеркнули особо, поскольку из расшифрованных «металлических книг» следовало, что если энергии будет гораздо больше, то и «червоточина» не схлопнется спустя краткое время, а будет действовать постоянно. Ею даже можно будет до известной степени управлять – так мы, не понимая толком, что делаем, управляли порталами, шляясь из девятнадцатого века в двадцать первый и обратно. Именно так червоточины создавали в незапамятные времена сами тетрадигитусы, для каких-то своих, неведомых нам целей. Раз открытые, эти удивительные образования несчётные века «кочевали» по поверхности Земли в виде неявных отпечатков, и продолжалось это до тех пор, пока туземцы-земляне, случайно заполучившие «чёрные бусины» не сумели использовать порталы для каких-то своих целей. И делали это примерно с той же эффективностью, с какой дикарь из племени Мумбо-Юмбо колет кокосовые орехи новейшим масс-спектрометром, неведомо как попавшим в его очумелые ручки.
Выходило, что для нормальной работы с червоточинами требуется по-настоящему мощный источник энергии. Им предстояло стать миллионовольтным разрядам от строящегося в данный момент «генератора Тесла» - руководил работами сам гениальный сербский изобретатель, а электричеством установку планировалось запитывать от угольной электростанции, которую согласно контракту уже начал возводить российский филиал фирмы ««Вестингауз электрик энд мануфанчуринг компани» - под бдительным присмотром Д.О.П.а, разумеется.
Все эти подробности отец изложил мне (как мог, поскольку разобраться в них человеку без базового физико-технического, а то и оккультно-исторического образования непросто), уже после того, как мы покинули царскую резиденцию и решили в целях успокоения расшатанных вконец нервов прогуляться пешком до Летнего Сада. Что до Государя, то он, по-видимому, понял главное: недалёк час, когда в нашем распоряжении окажутся такие могучие инструменты, как червоточины, и обращаться с ними придётся с крайней осторожностью - подобный «подарочек» способен в одночасье перевернуть с ног на голову весь привычный мир. Понял, осмыслил – и поставил перед «группой посвящённых товарищей» вопрос: а не пора ли, наконец открыть миру правду о гостях из будущего, о сокровищах знаний, которые они принесли с собой, и о роли, которую всё это сыграло в событиях последних полутора лет? Возможно, это остудить некоторые горячие головы, предположил он – пусть мир, или, для начала, хотя бы Европа, узнает, что научная, техническая и военная, конечно же, мощь России получила могучую подпитку из будущего – а ведь нельзя воевать с будущим? Глядишь, и «просвещённые мореплаватели», узнав об этом, развернут свои броненосцы, предпочтут решить дело миром…
Для этого нас и пригласили в Зимний дворец, а что до церемонии награждения – это был приятный бонус, не более того. По натуре своей не склонный к скоропалительным решениям, Александр Александрович не ожидал немедленного ответа. Присутствующим предлагалось подумать, взвесить, ознакомиться с деталями (господину Лерху и его коллегам велено ничего от вас не скрывать, вставил Корф), обсудить, если потребуется между собой. После чего, собравшись, скажем, через неделю, дать Императору Всероссийскому совет – взвешенный, обдуманный и толковый.
- Что думаешь ответить?
Я усмехнулся: отец словно прочёл мои мысли. Хотя, это вряд ли - скорее всего, он и сам только об этом сейчас и думает.
- Пока не знаю… а впрочем, вру, знаю. Я бы посоветовал отложить решение хотя бы до Рождества. Сдаётся мне, что тогда России будет, что предъявить миру по-настоящему.
Отец сощурился.
- Это ты о чём? Раньше за тобой не водилось привычки говорить загадками.
- А нет никаких загадок. - Я остановился и облокотился на гранитный парапет и стал смотреть вниз, на мутные воды Невы.
Просто не хочу бежать впереди паровоза. Если дядя Юля не ошибся, и Тесла справится со своей задачей – мы отправимся в мир тетрадигитусов самое большее, через месяц. И вот когда вернемся…
- Язык прикуси, сглазишь! - отец трижды сплюнул через плечо. – Разве ж можно так? А если, не дай Бог, не вернётесь?
- Тогда это уже будут не мои проблемы.
Если кто-нибудь из читателей захочет поддержать автора в его непростом труде, то вот карта "Сбера": 2202200625381065 Борис Б. Заранее признателен!