Холодный ветер пронизывал обрубок моего тела, давая ясно понять о скором наступлении морозов. Снег хоть и шел, но таял чуть коснувшись собянинской плитки. Октябрьская непогода не могла нарушить привычный будний день инвалида, зарабатывающего на жизнь песнями о войне, жизни и нелегкой судьбе персонажей Русского мира.
Закурив сигаретку, я начал исполнять следующий трек:
«Обычный автобус и все как обычно,
Кто спорит о чем-то, кто просто сидит.
И с девушкой рядом, на заднем сиденье,
Обычный парнишка, парнишка сидит.
Одет он был просто — в джинсы футболку,
И видно, что парень встречался c бедой…»
Мелочь вперемешку с купюрами 50-100 рублей оседали в солдатской шапке-ушанке, лежащей возле певца-вояки. Рядом стояли три бойца трудового фронта РФ из среднеазиатской державы. Они тихо что-то обсуждали между собой в перерыве от уборки окурков и желтой листвы.
Автобус привез новую партию людей. Людская волна потекла ко входу в метро «Измайловская». Некоторые проникнувшись сюжетом романса или из жалости к автору, возможно, осознавая свое счастье не быть частично мобилизованным в последнюю волну – выходили из потока и бросали деньги.
Чтобы сохранить от московских осадков купюры, мне приходилось через каждые несколько минут пробуждать в себе древние навыки собирателя. Одной единственной рукой я ловко перемещал деньги в пакет.
«Пора уходить в тепло», - подумал я, промокнув до нитки.
На тележке я погреб в вестибюль.
На такой же точь-в-точь телеге в сороковых гонял и мой прадед, бравший Кенигсберг. Он оставил свои ноги на Балтике, я же оставил их на побережье Азова. Я долго думал, проводил параллели между его жизнью и своей. Сопоставление заканчивалось не в мою пользу. Прадед воевал с мужчинами, а я с женщинами и детьми. Он бил врага - я же шел войной на братьев по крови и вере. Предок получил орден Отечественной войны II степени за уничтожение шести солдат Вермахта, а я ношу орден Мужества за то, что потерял конечности. Почти по всем параметрам предшественник моего рода получался благородней меня. Увечья же делали нас похожими. Два обрубка с одной фамилией, мучавшихся в разное время.
Только теперь мне удалось ощутить испытания прадеда. Уловить печальные мысли калеки непросто. Прямоходящий этого никогда не поймет. Судьба обрубка 1945 года ничем не отличалась от перспектив инвалида 2022 года: безденежье, одиночество и всяческие унижения.
«Обезличенное существо со значками в этой стране может рассчитывать только на себя, на свою волю к жизни», - говорил я жене через 13 дней после вторжения, находясь в госпитале.
После непродолжительной реабилитации я начал работать в метро. Слова «стыдно» и «неудобно» ушли из сознания раз и навсегда.
«Я могу и должен устроить жизнь жены с сыном так, чтобы они ни в чем не нуждались», - повторял я изо дня в день.
Выбора особого не было. Чесать в местах скопления людей – отличное занятие. Все получилось. Мне удалось довольно скоро выйти на хороший заработок. Кормление цыган, ментов и чиновников – хоть и тяжкий труд, но высокооплачиваемый.
- Ты, Сашка, - говорили мне цыгане, - наша новая нефть.
- Твои песни несут людям счастье, - дополняли похвалы нацменов хранители столичного правопорядка, аккуратно пересчитывая вознаграждение.
Это, пожалуй, единственное мое умение, в котором я превосхожу прадеда. С ним семья намучалась, а со мной обрела будущее.
- Да, я на тележке, да я мокрый, да, я голодный, но на сердце моем тепло о того, что моя жена на Капри, - заявляю я обычно своим случайным собутыльникам.
И чувство гордости переполняло меня в тех пор, как я потерял ноги. Большинство из тех, кто вынужден топтать землю прадедов двумя ногами, не могут взять сегодня и пару пачек сахара, когда как я отправил свою семью в солнечную Италию.
Путинская война искалечила десятки, а может быть и сотни тысяч людских судеб. А я выжил. Я преисполнен желанием выполнить задачу тысячелетнего смысла существования русского человека – выжить! Я перевыполнил план: благодаря природному дару калеки кучеряво живут все те, кто рядом.
Подумать только, еще каких-то полгода назад мечты жены о жизни в Соренто разбивались об нищенскую обыденность. Великое горе избавило ее от земных мук.
31 октября день как день с точки зрения заработка. Отстегнув в конце рабочего времени положенный налог защитникам, они обменяли мои рубли на евро по выгодному курсу. Осталось на выпить, закусить, да и угостить случайных друзей.
«В Измайлово холодно, а на Капри тепло!» - бормотал я, засыпая в каком-то шалмане.