Вместо вступления
Испытывая внутренние сомнения, я все же решился написать данный очерк моих, еще столь незрелых,поверхностных убеждений об будущем России.
Ее милый облик так или иначе мелькает в устах и трудах как отпетых правых царистов, что проклиная «советчину», закапывают лишь гроб векового страдальчества нашей державы, так и их главнейших соперников, убежденных ленинистов, сталинистов и иных людей коммунистического мироощущения, также умоляющих весь русский исход об заслуги минувших вождей пролетариата. Их тезисы, вопросы и ответы однобоки. К великому несчастью, даже новая либерально-демократическая молодежь, истинная опора современной власти, способна лишь Россию носить в своем сердце, чуять ее, но не как не оживлять, а тем более возвеличивать. Имея опыт общения со всеми вышеприведёнными обществами, я не сумел отыскать истину. Оправдывая одних, я натравлял на себя других, найдя повсюду лишь недопонимание, хоть и сохранив весьма теплые отношения со всеми. И дабы наконец суметь доказать свою преданность делу борьбы за русское возрождение, я желаю излить на бумагу всю на данный момент систему моих умозаключений, чтобы уже на основе их либо сформировать нечто новое, вполне живое или нечто глупое и непригодное.
Перед самим очерком приведу еще немного данных, поставивших меня на столь противоречивое положение. Изучая одновременно труды евразийцев и Ильина, я ясно понял об упадке старорусской самобытности, об ее убийственной мутации начятой Петром Первым, а завершенной анти-русским марксизмом. Но в этот же момент, когда по-сути должна была возникнуть неприязнь к учениям русских и иных социалистов, наоборот возгорелось пламя искрометной заинтересованности в изучении столь сладостной некогда утопии. Тогда, взявшись за Кропоткина, Ленина, Фурье, Каутского, также за изучение опыта народников, меня покорило приятное чувство благости ими высказанных идей, особенно в этот момент сталкивая и синтезируя с наследием белых философов. Наконец, обратившись назад, я занялся учением славянофилов, а точнее Киреевского и Гилярова-Платонова. Уже обладая определенной базой данных, мне очень приглянулись их мысли. Так я решился наконец заняться фактическим делом. Ища общества социалистов, националистов, обычных государственников, впервые повстречал недорослей. Они, ведомые лишь порывом, не обладали теорией. Монархисты в лицо не смогли узнать Льва Тихомирова и Жозефа де Местра, а коммунисты опозорились, не сумев объяснить ленинского централизованного демократизма. С такими людьми, скажу я вам, каши не сваришь, а тем более не построишь величие.
Исход солидарности. I.
Какую Россию мы себе представляем под столь родным и собственно давно известным словом? А есть ли у него такой синоним, с которым и само понятие отделить невозможно? Нет!
И говорю откровенно и честно, потому что, не смотря на нашу более тысячелетнюю историю, нам не удалось сформировать нацию как неотъемлемую часть тех территорий, на которых мы по праву существуем, той культуры, которую мы по ошибке называем русской, хотя на деле таковая является славянской. Мы многонациональное государство, а потому разделяя упадки и возрождения народов существующих с нами по Соловьеву “ безвыходно” обязаны перенимать от них такие же традиции как и они наши по примеру чукч, лишь крестившихся для вида, а на деле продолжавшие верить в собственный первобытный шаманизм.
И нет тут противоречия, ибо не может быть так, чтобы перенимая одну традицию, одаривая при этом своей другого в ответ, родился синтез, ведь перенимая привычку пить чай с солью, в этот же момент уча азиата плясать “ Барыню”, забудешь каков на вкус чифир или с чай с сахаром, а инородца обратишь в совершенно чужеродную его этносу традицию. Поэтому обращать в русское то, что уже имеет свои народные корни, есть не меньший произвол, чем открыто истреблять это.
Моей задачей не является критика Царской России, ведь в ней угнетению поддались все, точнее по исполнению реформ Петра Великого, после которых, русская идея обратилась в отсталость, а европейская модель быта стала примером идеала, ради которого, в последствии, не грешным было и отстранить веру от повсеместного быта в пользу благонравной светскости.
Западничество разложило русскую арстократию,лишив уже народ от маяка прогресса, ведь он, носитель культуры, высший свет, как класс, имеющий постоянный доступ ко знанию, обязан двигать нацию вперед, подвергая традицию переосмыслению в силу общечеловеческого прогресса.
Но мы не сумели обнаружить в себе должной инициативы, гордости по причине давно известной славянской медлительности. А вот инородцы в лице калмыков, кавказских народностей, казахов и многих других не признали новорусского произвола, а потому подняли собственные силы против. Русский человек тогда не оказал солидарность, тогда он еще не видел в “узкоглазом” собственного собрата да и авторитет царя в связи с его еще тогда “божественным происхождением”, а следовательно совершенно оправданной азиатской деспотией, переломили хребет сопротивляющихся. Пример показателен, ведь власть, являясь одной носительницей права, делет то, что по ее мнению снесет отчизне развитие. Увы, тирания не стала силой, способной сплотить новую обновлённую Россию, а лишь стала подрывать старые институты власти, заменяя их европейскими. Дальнейшие правления анти-русских правителей, составляющих практически весь XVIII век, а также попытки Александров Первого и Второго либерализовать власть монарха, окончились распространением вредных, чужеродных русскому мужику, но зато легко усеваемых нашей интеллигенцией идей народовластия, породили общественный конфликт и резонанс. Одна часть высшего круга нации готова идти бок о бок с “прогрессивными” лозунгами,а некоторые даже пускаясь в оппозицию к царской фамилии, уходя в народовольческий террор, пока другая, консервативная всячески противостояла другой. Нам известен конфликт западников и славянофилов, увы, завершившийся победой первых.
Но даже если победу одержали вторые, то тогда бы мы продолжили и укоренили бы принципы славянства, тем самым полностью отказавшись от азиатского направления, сделав невозможным дальнейшее мирное продвижение в Китай.
Но вот грянула революция. Старая, хоть и державная, но неопределенная в своих амбициях Россия сгинула, а вместо нее на карте зарождается совершенно новое государственное формирование—СССР, движимый антирусской, совершенно к России не применимой теорией Маркса, на наше счастье в конце жизни Ленина, поставленный на более жизнепригодный лад.
Белая эмиграция не признала и не признает в ней хоть малейшие очертания России, что не удивительно, ведь каждый глядя в бездну видит в ней мрак. Шульгин признал за советской властью победу, подтвердив цитатой: “Мы, монархисты, хотели сделать Россию великой. Большевики сделали ее такой».
Но за силой нередко скрывается нравственная и духовная немощность. Если Царство сгинуло в силу отсутствия простора для обновления национальной идеи, то советы также от ее закостенелости и устарелости. Принципы классовой борьбы имеют место быть там, где монархия сменяется олигархией. Но там где олигархия признает за властью власть, всякого рода борьба, есть противогосударственный акт, ибо таким образом такой борец отрицает способности правительства идти в ногу и с простым народом.
Много ли встречавших 1982 год готовы были сложить свою голову в войне за свободу трудящихся Франции или капиталистической Америки? Отступничество Сталина от пролетарской демократии, а тем более предсмертного наследия Ленина путём организации кровавой диктатуры, есть первые причины распада и несостоятельности Советской России. Тем более, ни один из следующих генсеков кроме Хрущева не страдали должным революционным пылом, способным показать корни возглавляемой власти. СССР Брежнева не обладал геополитической амбицией, ради которой пришлось бы проводить реформы и обновление или дополнение существующего курса. Мир, процветание, застой. По этой причине радикальный реформизм Горбачева и сгубил как его, так всю страну. Недостаточное образование, затхлость партии, отсутствия в народе опыта самоуправления, на который и была направлена вся горбачевская реформация— гвозди в гроб победы Великого Октября.
Касаться нынешней республиканской России даже не следует. Опыт слишком мал. Мы знали волю лишь с 1991 по 2000 год и именно этот период следует называет самым свободным, ведь последующий и ныне продолжающийся “ путинский” обладает сформированным и крепким аппаратом власти надзора.Это не деспотия, но словно родительская недальновидность: родители хотят оградить ребёнка от всяких пороков и несправедливостей путём ограничения и лишения, однако не редко оставляя за ним кастрированную в рамках допускаемого. При этом они утверждают, будто полностью доверяют чаду, что он должен видеть в них друзей, способных принять всё. Но что позволяют себе столь доверчивые родители, когда их ребенок общается с ним, как с другом? Они обвиняют его в неуважении и непочтении, чуть ли не в предательстве после всего осуществлённого для него добра, вновь наказывая, а после приговаривая о своем тяготении дружить.
А это ведь чистейшая нелепость, ибо данная аналогия совершенна неприемлема по отношению к демократическому режиму. Он не терпит опеку, а тем более какое-либо няньчество, народовластие признаёт лишь солидарность мнений, тем самым осуществляя единство между электоратом и лицами на управленческие места избранными. На то у нас порядок и принципы, зафиксированные конституцией, ради которых мы двигаем такую Русь в новое время.
Но снова развращающих размеров упущение, нам в цену нам целого поколения—отсутствие абсолютной идеи, способной пускать корни и в социализм, и в консерватизм и еще чёрт знает во что!
Мы, двигаемые историей, сначала были едины абсолютной монархией, но постепенно под напором недорусских сил мы признали компромисс между абсолютным влиянием монарха и парламентаризмом, повторюсь, под силой извне. А в результате спонсируемые ими же подпольные силы вновь убедили всех в том, что царская власть себя изжила, и пора народу брать управление на себя. К чему же привели амбиции тех, кто отказался от солидарности власти и народной воли? К чиновничеству и насиженности.
Таким образом, всякая российская власть или идея, пытавшаяся навязать наиболее красивую волю за самую праведную и животворную, пала и, увы, ошеломительно с последствием. Что будем нам наконец тем самым желанным, пусть покажет история
Благодарю за прочтение!
Искренно ожидаю читательского мнения!