Если бы человека имперского времени переместить в наше – знаете, что было бы его главным потрясением? Думаю, вовсе не технический прогресс, а то, что изумило известного персонажа «Мастера и Маргариты», который «испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту». Неверие было маргинальным, а уже тогда, в дни написания романа, у нас маргинальной стала вера.
Это важно для текущего рассказа потому, что вопрос календаря веками определялся, во-1-х, верой или политикой, и уже далеко во-2-х – удобством или наукой. По сути, речь Болотова была именно об этом, только в глубоких подробностях. Его словами, «григорианский год… это истинное мучение для хронологов».
Юлианский календарь (старый стиль) введён в Римской империи за 40 лет до рождения Христа. Григорианский календарь (новый стиль) заменил старый в части Европы в конце 1500-х (затем он распространился на часть колоний, а теперь - на большинство государств). Зачем произошла реформа? Формально – ради соблюдения канонов древнего церковного собора. Земля обегает Солнце не за 365 суток с четвертью (как это учитывалось в предыдущем юлианском календаре), а чуть быстрее. Это вносило некоторую двойственность в требования Никейского собора (впрочем, по мнению Болотова, новый стиль не соответствует им в гораздо большей степени).
Бытового смысла в реформе не было, поскольку смещение времён года по юлианскому счёту происходит на день за 128 лет. Люди столько не живут, а экономике это безразлично. Научный смысл так же отсутствовал, поскольку для расчёта небесных движений оба календаря неточны – это было ясно уже в момент введения нового стиля. Поэтому практически все университеты Европы были против реформы – так что пришлось массово угрожать учёным отлучением от церкви. А астрономы использовали для первичных расчётов юлианский календарь до начала 20 века, как несоизмеримо более удобный.
Но не было и истинной религиозной причины. Григорий 13-й возвращал счёт земных оборотов не к рождению Христа, а к дате решения собора – на три века позже. Речь шла о формальном и весьма натянутом толковании поздних правил, а не о возвращении ко времени рождения Христа. Положение Земли на солнечной орбите 25 декабря нового стиля соответствует 325-му году. В 1-м году это положение Земли соответствовало 22 декабря, дню зимнего солнцестояния. Кстати, случайно ли это совпадение?
Конечно, не случайно. Реальную дату рождения Христа безвозвратно забыли, поскольку она долго не отмечалась, христианам это было не нужно. Как писал апостол: «если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем». Забыли даже год рождения, и его сперва установили с ошибкой – на самом деле сейчас примерно 2027 год. Отмечался общий праздник, привязанный не к твёрдым датам, а к иудейской Пасхе, то есть христианская Пасха не имела (и не имеет) фиксированной даты. А годовые юбилеи – это новшество для церкви, введённое по примеру светских праздников в период её срастания с государством.
Эту проблему, в частности, и решал Никейский собор. На нём учли позднюю традицию соединять образ Христа с Солнцем и праздновать Рождество в солнцеворот – то есть 22 декабря. Но день 22 декабря в год Рождества соответствовал в 325-м уже 25 декабря – эту дату и утвердили праздником. То есть… участники собора знали о несовершестве юлианского календаря?? Безусловно.
Если бы не знали, Рождество праздновалось бы 22-го. Но – сместили, учли. Астрономия Рима была уж точно не ниже европейского уровня 1500-х годов. Птолемеевский (из 2-го века) «Альмагест» оставался в 16 веке настольной книгой астрономов, а само название книги – мусульманское (она вторично вернулась с Востока в Европу через «тёмные века»).
Значит, папа Григорий ошибок Никеи не исправлял, да их и не было – участники собора не считали значимой проблемой смещение времён года. Повторяю – значимой проблемой. Он точен достаточно, чтобы вести как внутривековые дела, так и церковные. Ведь не проблема для мусульман, что их год – 354 дня, у них круг праздников просто медленно смещается по всему году. А уж для дел науки – точность и нового, и старого календаря недостаточна принципиально уже сотни лет.
Как писал Болотов, «удерживать равноденствие на вечные времена на 21 марта, сообразно с положением знака Овна в 325 году, нет никаких научных побуждений». Наука откреплена от бытового счёта времени. Мы привыкли к условности часовых поясов, но далеко не все знают, что перемещаясь с Чукотки на Аляску мы оказываемся… в прошлой дате. Например, можно встретить Новый год, затем переплыть через пролив («линию перемены дат») и отпраздновать через сутки повторно. Таковы условности гражданского счёта времени, введённые для бытового удобства.
Причины реформы Григория, очевидно, политические, и связаны с утверждением светской власти (в те годы она совмещалась с религиозной). Других причин просто не остаётся. Но это уже тема другого рассказа. А что же делать нам? Да то же, что и весь мир – Запад считает дни по-своему, а Восток – учитывает свои (религиозные и национальные) календари, не видя здесь оснований для реформ - ни мусульмане, ни индуисты, ни буддисты... В Монголии европейский новый стиль называют «хронология метода», а традиционный – «хронология мудрости».
«Я по-прежнему, — писал Болотов в 1900-м, — остаюсь решительным почитателем календаря юлианского. Его чрезвычайная простота составляет его научное преимущество перед всякими календарями исправленными. Думаю, что культурная миссия России по этому вопросу состоит в том, чтобы еще несколько столетий удержать в жизни юлианский календарь и чрез то облегчить для западных народов возвращение от ненужной никому григорианской реформы к неиспорченному старому стилю».
Это не сбылось. Календарь бытового общения мира – григорианский. Традиционные же – либо во главе внутренней жизни (Индостан, Ближний Восток, Северная Африка), либо в компромиссе (вся Азия и в какой-то степени Россия). Есть такая аналогия – международными языками были итальянский, потом французский, сейчас английский, но ведь это не отменяло прочие языки. Так и нам в России, следуя логике Болотова, не стоит идти путём упрощения. Старый и Новый годы не должны спорить. Первый важен для части церковных, второй – для прочих. А для тех и других – это средство разучиться поучать, научиться любить, понимать и принимать. Это дар сложности и разнообразия, оставленный нам последним жизненным усилием Василия Васильевича Болотова.