О том, что с Физиком творилось нечто, как говорится, не совсем обычное, рассказывает ещё и такой случай с шутками. Запомнила я одно его выражение на уроке, касавшемся то ли спектра, то ли радуги, то ли просто цвета. Он тогда объяснял нам, что мир на самом деле чёрно-белый, «...и рубашки вовсе не разноцветные, да и яркий румянец у нас на щеках – всего лишь различная степень серости...».
В тот же день я совершенно случайно оказалась на таком же уроке в параллельном классе (послали с какой-то бумажкой) и, войдя в класс, замерла, услыхав: «…да и яркий румянец у нас на щеках – всего лишь различная степень серости...». Складывалось впечатление, что Физик имел особую методичку с графами: «Класс», «Тема», «Шутки».
Жутка была грозная и единственная – скороговоркой: «Поторопись!». «Поторопиться» приглашалось куда угодно – к своей парте (опоздавшему), к кафедре с дневником, для прописывания «неудовлетворительной оценки», к доске составлять схему... И это – действовало! Человек начинал суетиться и бежал бегом. И из всего, что я помню, это – самое тошнотворное.
Ведомого класса Физик, конечно, не имел, потому что в таком случае его общению с учениками волей-неволей пришлось бы выйти за рамки программы, а создать универсальную на такой случай, очевидно, не было возможности. А до нравственных трудностей Физик не снисходил.
Случаи, когда Физик проявлял какие-то эмоции, кроме истории с амперметром, такая редкость, что я еле могу припомнить одну, о которой ещё расскажу. Наоборот, он поставил всё так, чтобы не только исключить проявление каких-либо чувств самому, но и подавить их в нас. В систему Физика входило ещё и намеренное обезличивание не только учеников, но и своих отношений с классом. Он никогда не здоровался с нами в начале урока и не прощался в конце. Исходя из того соображения, что любой урок – это своего рода беседа, он лишал нас необходимого доброжелательного заряда. «Тэк. Садитесь», – слышали мы вместо «здравствуйте». Очень редко Физик говорил о себе «я», как нормальный человек. Вместо этого он употреблял такие выражения, как «вам указывалось», «неоднократно повторялось», «здесь использовалось»... И уж конечно, на его традиционное в конце урока «Есть ли какие-либо вопросы, неясности в изложенной теме?» никто не рисковал никак реагировать, хотя для большинства всё являлось одной большой неясностью.
В своей машинообразности Физик, пожалуй, оказался большим католиком, чем Папа Римский. Например, он упорно делал вид, что не помнит наших фамилий и, вызывая кого-нибудь по фамилии (имён для Физика вообще не существовало), глядел в пространство, словно не представлял, кто сейчас поднимется. Это не совсем так. Он действительно не помнил часть фамилий, но подозреваю, что эта часть составляла ничтожный процент от общего количества. Потому что помимо взгляда вдаль, всегда случался и короткий выстрел из-под очков в сторону намеченной цели. Этот взгляд проверял наличие. Очень редко случалось, чтобы Физик вызывал отсутствующего. Зато, если ученику зачем-либо приходилось самому обращаться к учителю, то первое, что он слышал от Физика, было: «Тэк. Фамилия».
Очевидно, будь на то его воля – он заставлял бы нас на уроки физики прикреплять на грудь номера, дабы исключить вообще какое-либо упоминание о личности. Но всё-таки некоторое подобие занумерованности Физик ввёл и сделал это, на мой взгляд, остроумно.
Перед письменными опросами, о которых речь впереди, он раскладывал на столе в ряд соответствующие тетради, которые хранил у себя и за пределы кабинета не выпускал. Чтобы мы не толкались всем классом у стола, отыскивая свою, он велел каждому из нас наклеить на угол тетрадки безобидную картинку («Заиньку, например…» – забытая мной шуточка).
Многие так и делали, легко отыскивая по этой примете свою тетрадь, и это экономило, по крайней мере, пять минут урока. Я наклеила картинку один единственный раз – первую картинку на первую тетрадку по физике – и это навсегда отбило у меня охоту к такого рода дизайну. Я где-то раздобыла небольшой, четыре на три, розовый пакетик, на котором чёрным было изображено улыбающееся женское лицо в полумаске. На голове женщины – шлем с двумя небольшими рожками и – иностранная надпись.
Я отрезала картинку и, ничтоже сумняшися, наклеила на тетрадь. На следующий день я обнаружила, что картинка Физиком отодрана (слава Богу, я не догадалась по простоте душевной поинтересоваться у него – почему). Потом одноклассники объяснили мне, от чего был пакетик (от финского презерватива)… И больше – до конца школы – я уж не клеила картинок!
Продолжение следует
Книги автора находятся здесь:
https://www.litres.ru/author/natalya-aleksandrovna-veselova/
https://ridero.ru/author/veselova_nataliya_netw0/
https://www.labirint.ru/books/915024/