В маленьком городском храме все было ладно, красиво и даже чинно, если, конечно, не вдаваться в подробности. На клиросе царила Любовь с большой буквы, так звали регента — Любовь Максимовна — худощавая, прямая женщина средних лет, строгая и по виду верующая, молодые певчие ее побаивались и уважали. Не боялась ее только другая Любовь, исполнительница низких партий Любовь Петровна — ее молодые певчие боялись куда сильнее регента и называли за глаза: «Большая Любовь».
В действительности Любовь Петровну можно было назвать большой. Внешне совершенно неизящная, причем настолько, что перила лестницы верхнего певческого балкончика, хоров, всякий раз беспомощно и жалобно скрипели, когда Большая Любовь поднималось на свое рабочее место, подобного звука больше никому не удавалось из них получить, перила были армированными.
Характер она имела тоже особенный, берегла Любовь Петровна только свою тезку регента, в остальных случаях прекрасно понимая, насколько имеет высокий вес, в прямом и переносном смысле, от критических замечаний не сдерживалась. Одарённая от рождения абсолютным слухом, могла слышать все неточные ноты, каждого подпевающего невпопад прихожанина в храме и только высокие хоры и строгая дисциплина регента спасало таковых от большой карающей любви певчей.
Предостерегая конфликтные ситуации, батюшка развесил по храму таблички, гласящие о категорическом запрете подпевать на службе и все обычно послушно выполняли наказ, кроме одного человека. Это была Антонина — очень деятельная и активная женщина, по ее рассказам трудилась когда-то певчей в ином храме, но тут настоятель почему-то ее не взял. Объясняла она это тем, что ее голосу попросту позавидовали и поэтому науськали батюшку и тот доверчиво поверил россказням.
Голос у Антонины был и правда звонкий, вот только слуха не было. По причине постоянных подпеваний и бурной реакции на это дело Любовь Петровны у них не прекращалась вражда. Одна принимала не иначе как издевательство постоянные подвывания на службе, другая же воспринимала такую буйную агрессию как всплески зависти к ее тонкому и прекрасному таланту.
В канун Крещенского сочельника утренняя служба шла ладно и красиво, хор пел спокойно и стройно. В храме среди немногочисленных прихожан царила полнейшая благоговейная тишина. К концу Евхаристического канона пришла Антонина. Она опоздала совершенно не из-за лени, просто как активная прихожанка организовывала приготовления к купанию на берегу реки, где к ночному освящению готовили прорубь и все необходимое. Батюшка обычно на Крещение служил ночную службу, а после все крестным ходом шли на иордань к реке служить молебен и купаться.
Антонина зашла в храм и встала на обычное свое место, аккурат под левое ухо Любовь Петровны и своим тонким голоском, напоминающим жужжание комара, стала тихонечко «помогать» хору. На подобие классической банной печи Большая Любовь постепенно раскалялась, после запричастного Антонина услышала над головой скрип перил и, подняв глаза, увидела разъярённое красное лицо Любовь Петровны, которая медленно, как огромный метеорит спускалась с хоров.
Быстро смекнув, что ее сейчас намереваются как минимум бить, прихожанка схватила шубу и, сделав вид, что у нее возникли срочные и неотложные дела, выбежала из храма. Поняв, что комарик упорхнул, Большая Любовь выдохнула, отдышалась и вернулась на место.
Ночью после службы все собрались возле прекрасно подготовленной иордани. Прорубь в этом году получилась замечательная, как и положено в форме креста и оборудована специальными деревянными настилами и лестницей. На берегу стояли две кабинки для переодеваний и отдельный большой шатер, где раздавали горячий чай.
После молебна, проповеди и слов благодарности, батюшка пригласил всех желающих купаться. Мужчины решили пропустить дам вперед, чтоб те не мерзли. Среди первых желающих была Любовь Петровна, уже много лет практиковавшая купание в ледяной воде.
— Антонина! — крикнул батюшка — вы, как один из организаторов, просто обязаны пойти первой — и он жестом указал в сторону раздевалки, где уже стояла Большая Любовь и ожидала сигнала приступить.
Увидев свою обидчицу, Антонина испугалась, вспомнив ее утренний недобрый взгляд:
— Я с ней не пойду — она указала пальцем на Любовь Петровну — эта… меня покалечит!
— Нужна ты мне больно — ответила Любовь, закатив глаза и, покрутив пальцем у виска, добавила — ты уже с детства покалеченная.
После, не дожидаясь команды, певчая зашла в кабинку, быстро переоделась и нырнула в прорубь. Решимость вкупе с ехидством Любовь Петровны мотивировали Антонину, если до этого момента она еще сомневалась, то теперь настроилась во что бы то ни стало нырнуть. Она всегда организовывала все купания, но самой окунуться в Иордань ей не хватало смелости.
На утро неожиданно для себя Любовь Петровна поняла, что заболела. Левое ухо воспалилось и периодически сильной болью стреляла в висок. Занимаясь моржеванием много лет, она уже и забыла, что значит простужаться, а тут такой невероятный казус. Врач основной причиной назвал переохлаждение, но Любовь знала, что заболела не просто так.
— Господь терпел меня, терпел и наконец вразумил — в раскаянии говорила про себя Большая Любовь.
Она знала, что даже неподготовленные люди не болеют после крещенских купаний, а тут она с многолетним опытом конечно же заболела не просто так. Каждый раз, когда стреляло в ухе, она осуждающе себя корила:
— Милостив Господь, мало мне, как гиена на всех огрызалась… мало мне — повторяла снова и снова.
Провалявшись в постели без малого две недели, Любовь Петровна наконец-то вернулась на службу в храм. С этого дня она решила никому не делать замечаний и уж если ругать, то только себя. К тому же заготовила заранее текст, чтоб не сбиться, где она просит у Антонины прощение, но на удивление той нигде не было видно, а на службе никто не подпевал.
Через пару дней, выходя из храма, ее кто-то легонечко похлопал по плечу, обернувшись она увидела стоящую в слезах Антонину, та, перебарывая неловкость тихим голосом произнесла:
— Любовь Петровна, простите меня … в своей гордости я не понимала, что творю, но Господь меня вразумил и я все поняла...
Большая Любовь еле расслышала, что она сказала, но громче Антонина не могла говорить, после купели у нее пропал голос.