У бабушки Мани на любой случай была наготове поговорка.
Спорили, к примеру, о пользе продуктов, бабушка замечала:
- То полезно, что в рот полезло.
Внуки не ели горячий суп - она командовала:
- Подуй, ветер под носом!
Роняли кусок, комментировала:
- Не съест, пока не поваляет!
Торопливых останавливала:
- Поспешность нужна при ловле блох и женихов.
На “счас!” отзывалась:
- Твой “счас” как еврейский “зАраз”.
За озорство саркастически хвалила:
- Герой - попа с дырой!
На “спасибо” резонно отвечала:
- Своя сила в рот носила.
Бабушка Маня была мамой дедушки Лени. Маленькая, с тонкой косой вокруг головы она держала на себе весь дом и целыми днями трудилась по хозяйству. Водружала на плиту тяжёлый чан с бельём - кипятить, потом тащила его в ванную, вручную полоскала и отжимала: распластывала между двумя валиками и крутила ручку.
Вечером охала:
- Опять матка выпала! - и ехала в больницу вправлять.
Готовила тоже бабушка. Это благодаря ей дом Любы и дедушки Лёни славился гостеприимством, а стол в гостиной, по словам очевидцев,“уходил в бесконечность”.
Наша мама до сих пор помнит запах блинов по выходным, тёплую пенку с малинового варенья и солёные грибы. Мама солит валуи по бабушкиному рецепту, только не бочками, а пятилитровыми банками.
Бабушка была прекрасной портнихой и вышивальщицей. В войну она зарабатывала шитьём. В «Сороковке» её машинка, семейная кормилица, стояла на столике с коваными витыми ножками. В боковых ящичках стола звенела разная увлекательную мелочь, вроде увёртливых шпулек и маслёнки с машинным маслом. А в центральном, самом длинном, дремала куколка-игольница - лоскутный кулёк в чепчике с оборкой. Маленькая Таня жалела куколку: зачем её колят?
Бабушка одевала всю семью: малышам шила песочники с шортами-фонариками и лифчики - специальные пояса, к которым крепились чулки. По заказу Любы и её дочерей бабушка шила платья любого, хоть самого сложного фасона, с кокетками и вставочками.
Одно мамино платье, сшитое бабушкой Маней, Надя хранит и сейчас.
Как-то перед новогодним утренником мама сказала Наде:
- А давай-ка ты будешь Хозяйкой Медной Горы?
Наряжать нас в снежинок и белочек маме было скучно, и она каждый год сочиняла что-то оригинальное. Платье, привезённое с Урала, не зря дожидалось в шкафу.
Мама вынула его на свет, и тёмно-серая тафта зашуршала и заиграла, переливаясь то холодом металла, то теплом углей. Это было настоящее взрослое бальное платье, и для Нади-третьеклассницы пришлось уменьшить декольте и заузить талию. Над костюмом трудились все домашние, и каких только даров они не принесли Хозяйке: Любино малахитовое ожерелье из капельницы засияло на груди, самоцветы из цветных почтовых открыток украсили подол, на короне извивалась зеленоглазая ящерка, а вокруг неё сверкали ёлочные бусы и мамино серебряное колье. Но в основе костюма было платье.
Когда бабушке при таком обилии работы было нянчить внуков? Но она успевала и читать сказки, и шить одежду куклам. Однажды она гуляла с маленькими Таней и Серёжей, а рядом бегала их собака Пышка. Улицы в “Сороковке” были совершенно безопасны для детей, но не для животных. Беспризорных собак отлавливали и поставляли в ЦСЛ для опытов с радиацией. Бабушка заметила ловцов, бросилась отгонять Пышку и к веселью детей сама попалась в сачок. Охотникам здорово от неё влетело.
В другой раз бабушка спасла самих детей. Маленькая Таня любила заглядывать в дровяной сарай в углу участка. Свет едва пробивался внутрь сквозь маленькое зарешеченное окно. Щели между брёвнами были законопачены паклей, в одном месте клок выбился, и Тане виделись космы и крючковатый нос: казалось, это протискивается в сарай баба Яга из Любиной сказки. Таня заманила в сарай Серёжку: вдвоём интересней.
И тут снаружи что-то ка-ак дунуло, толкнуло дверь, замок защёлкнулся, и дети оказались в западне. Таня закричала. Была зима, двери в дом держали закрытыми, но бабушка Маня услышала, прибежала, выпустила на волю.
На работу бабушка, понятное дело, не ходила, а пенсия ей не полагалась: документы пропали во время войны, и восстанавливать дедушка Лёня категорически запрещал:
- Что я вас не прокормлю? Мне стыдно будет, если вы станете просить! - да, он звал матушку на “вы”.
Впрочем, к этике тут, вероятно, примешивалась экономика: чем больше иждивенцев дедушка содержал, тем меньше налогов платил.
А в “Сороковке” дедушка смог обеспечить семью не только необходимым, но и роскошным. На Сталинскую премию купил бабушке Мане и Любе по бриллиантовому кольцу и каждой по две шубы: каракулевую и колонковую. Эту-то колонковую, благородного коричнево-рыжеватого цвета шубу Люба впоследствии и пустила на воротники. Люба и бабушка Маня плыли по улице как боярыни: в шубах, высоких меховых шапках, поверх шапок - пуховые платки.
Бабушка Маня была театралка, они с соседской старушкой не пропускали ни одной премьеры в местном театре. Чтоб нога казалась миниатюрной, бабушка покупала выходные туфли на размер меньше и дома с облегчением их стаскивала.
Она любила книги, читала всё, что попадалось под руку, и имела о прочитанном собственное мнение. Ремарка оценила и прочитала вслух семилетней Тане “Жизнь взаймы”. Толстому повезло меньше. Бабушка не одобрила “Анну Каренину” и выговорила Любе:
- Зачем детям разрешаешь читать про всяких проституток?
И грамоте, и счёту бабушка научилась у брата, это он в их семье ходил в школу. Если у внуков не получалась задача, бабушка ловко считала в уме и давала готовый ответ. Но когда они спрашивали:
- Бабушка, а какое первое действие? - она недоумевала:
- Какое ещё действие?
Бабушка знала толк в тех действиях, которые выполняли её руки.