...Она стала приходить в себя не скоро. Поезд проскакивал станцию за станцией, уносил ее далеко от столицы. Только через несколько суток, уже узнавая родные края, Анна, наконец, очнулась. Ей было все равно куда ехать, но знакомые с детства места отчего-то были ей теперь особенно неприятны. Заложенное в каждом человеке еще с рождения стремление в минуту опасности искать защиту у матери, сыграло с ней горькую шутку. Анна вспомнила, как когда-то уезжала отсюда настоящей королевой, и, чувствуя себя тогда повелительницей целого мира, даже не мыслила когда-нибудь вернуться. И вот ведь... Довелось...
…Сойдя на нужном полустанке, Анна огляделась. Маленькая стайка встречающих уже растаяла, оставила ее в тревожном одиночестве. Что делать? Куда идти? Домой, к матери? Анна вздрогнула. Нет, только не это. Дороги туда уже не было. Но... что-то тянуло. Не любопытство, не тоска, не раскаяние, а то муторно-сосущее чувство заброшенности, неприкаянного одиночества, которое всегда притягивается к домашнему теплу, уюту и покою. И скорее, просто потому, что нужно было что-то делать, куда-то идти, Аннушка укуталась поплотнее в свой балахон, побрела в сторону родного поселка.
…Редкие прохожие настороженно провожали взглядом ее маленькую больную фигурку и, не видя под большим капюшоном лица, гадали кто она, откуда и куда тащится. Опираясь на подобранную на дороге палку, Анна тяжело шагала широкой пыльной улицей, временами останавливалась, приручая невольных свидетелей своего возвращения к мысли, что останавливается она просто так, без всякой цели и интереса.
Ну вот и дом.
...Словно и не было тех долгих десятка лет разлуки, словно она и не уезжала из него никуда... Он был все таким же большим, теплым, уютным, обитаемым. Голубятня, которую Аннушка разорила когда-то, вновь ожила, ворковала, радовалась, летала.
Анна остановилась, прислушалась. Со двора доносился детский смех, возня, вкусный запах варева.
- Дети, обедать!
Топот маленьких ног, скрип входной двери, ласковый голос, воркующий над самым маленьким обитателем...
Анна жадно потянула ноздрями теплый жилой воздух, зашевелилась. Капюшон съехал с лица, задержался на лысой макушке. Она не успела его поправить - калитка скрипнула, пропустила высокую худенькую старушку. Не ожидавшая увидеть у своего порога гостей, хозяйка вздрогнула от неожиданности и, едва взглянув в Аннушкино лицо, отшатнулась от ужаса, попятилась. Ее пальцы машинально сложились в щепотку, потянулись ко лбу, чтобы перекреститься, но замерли, понимая, что это будет обидным и оскорбительным для незнакомки.
- Вам кого? - Мать тихо, стараясь не выдавать своего испуга, вгляделась в страшную странницу.
Анна молчала. Она потянулась к капюшону, стала натягивать его на глаза. Капюшон не слушался, раздувался ветром, пузырился, падал на спину, будто специально не желал скрывать ужасные ее уродства.
Вслед за старушкой со двора вышел хорошенький подросток. Он торопился, но взглянул на незнакомку, замер, открыл рот.
Анна, наконец, спрятала лицо, тронулась уходить. Она успела пройти до конца улицы, когда быстрый топот за спиной, заставил ее оглянуться. Мать прижимала к груди большой сверток, торопилась к ней, задыхалась от быстрой ходьбы.
- Вот... Возьмите... Здесь все свежее, покушаете... И яички... Они тоже свежие, только что из-под курицы...
Она вложила в Аннушкину руку два еще теплых яйца, подала сверток, смущенно отступила в сторону. Анна, не поднимая лица, коротко кивнула, поплелась дальше к околице.
…За ужином, когда за столом собралась вся семья, Монашенка, всё ещё под впечатлением от странной встречи, сидела задумчивая и грустная.
- Ты не заболела? - Дочь с тревогой вгляделась в печальное родное лицо.
- Нет, нет... Просто... Вот мы сидим, нам тепло, хорошо всем вместе... - Она оглянулась на затянутое пасмурными осенними сумерками окошко. - А кто-то в пути, у кого-то вообще нет дома...
Дочь, еще не понимая причины ее внезапной тоски, погладила мать по руке.
- Бог милостив...
Внук, тот самый, который столкнулся с Анной у ворот, опустил ложку, нахмурился.
- Сегодня нищенка приходила... - Он помолчал. - Бабуля, а правда, какой страшной стала наша Аня?..
Монашенка помертвела, стала медленно подниматься из-за стола.
…Она выбежала за околицу и, глядя на унылую, мокрую до самого горизонта голую и дикую степь, упала на колени, потянулась к небу сухими, как ветки усохшей елки руками, закричала тонко, пронзительно
- Доченька моя! Что же ты наделала!!!
(продолжение следует...)