...Виталия Арнольдовича, приятеля Яблочкова, Анна недолюбливала. Этот тип, имевший какое-то отношение то ли к уфологии, то ли к астрологии, был ей крайне неприятен именно своим хорошим к ней расположением. Еще не забывшая всеобщего перед ней преклонения мужчин, она была раздосадована повышенным вниманием этого типа, ценившего именно страшные, болезненные, в ней изменения. Он, увидев ее впервые, застыл, как громом пораженный, и, проявляя крайне нездоровый к ней интерес, зачастил в клинику, о чем-то подолгу упрашивал Евгения Петровича.
…Яблочков еще раз внимательно осмотрел её, удовлетворенно хмыкнул. Аннушка перехватила его взгляд, заволновалась.
- Что?! Что?! Что вы скажете?!
- Успокойся. Все идет как надо.
- Вы уверены? - Она сглотнула, недоверчиво уставилась в довольное лицо доктора. - Мне плохо. Очень. Я чувствую страшную слабость, разбитость. Я совершенно не поправляюсь. Я сделалась, по-моему, еще страшнее...
- Не говори глупостей - куда уже страшнее... А слабость... Это даже хорошо...
Анна, раздражаясь, перебила.
- Почему лекарства не действуют?!
- Действуют. Именно что действуют, дорогая. Просто вы слишком нетерпеливы. Гораздо хуже, если бы все осталось без изменений. Это означало бы, что организм уже мертв и не реагирует. А он реагирует. Сейчас идет спад, это естественно. И чем больше спад - тем круче, выше будет подъем. За каждым обострением следует улучшение...
- …или смерть. - Анна мрачно смотрела в темное окно, раздражаясь все сильнее.
- Или смерть. - Евгений Петрович неожиданно охотно согласился, зевнул, сцепил руки в замок, сладко потянулся, хрустнул суставчиками. - И охота тебе, Анна... Вечер так хорошо начался. Зачем его портить?
- Вам хорошо говорить...
- Потому что мне есть что сказать. Я врач. Я знаю, что делаю. Верь мне, девочка. Мечтай лучше о будущем, а все эти медицинские бяки оставь мне. А смерть... - Евгений Петрович опять сладко прищурился, беззаботно зевнул. - Это слишком серьезно, чтобы вспоминать о ней всуе. И звать эту даму не стоит. Она и так никогда не опаздывает... Давай-ка лучше о деле. Мы с тобой - молодцы. Поработали на славу. Еще пара-тройка сеансов и деньги даже с запасом у нас уже будут. А там, Анна, еще месяц-два и… когда еще увидимся...
Аннушка вздрогнула, непонимающе уставилась в теплые, ласковые глаза благодетеля.
- Потерпи, девочка, недолго уже осталось...
Евгений Петрович не лгал. В том, что Анне, действительно, осталось недолго... жить, он уже не сомневался. И радуясь, что так удачно использовал и ее, и отпущенное ей время, пребывал сейчас в самом хорошем расположении духа. Еще месяц-другой и можно спокойно оставить этот цирк, досмотреть умирающую, расслабиться, отдохнуть...
- Так что, давай, соберись, и оставшееся время, пока твою внешность еще можно недешево продать, используй с пользой.
- А...а... потом?
- А потом я отдам тебе оставшиеся деньги, и ты уйдешь устраивать свою жизнь. Когда ты вновь станешь красивой, у тебя уже не будет нужды в таких выступлениях. Ну, что? Довольна?
Аннушка всхлипнула, шмыгнула носом, отвернулась к зеркалу.
Евгений Петрович озабоченно поглядел на часы, поспешил к двери.
- Однако мы заболтались. Ехать пора. Ну, ты, давай, приводи себя в порядок... Я буду ждать тебя в кабинете.
Анна сбросила халат, больничную рубаху, оглядела себя. С некоторых пор косметика ей больше не требовалась: грязно-золотистый с зеленью цвет ее тела не нуждался в усилении - она и без грима очень сильно смахивала на фантастического «зеленого человечка»…
…Евгений Петрович был в кабинете не один. Уже тронув дверную ручку, Аннушка неожиданно замерла, прислушалась к разговору.
- Ах, оставь, пожалуйста! Какое отношение твое шарлатанское хобби имеет к науке?! Да если бы и имело - не вижу связи: Анна и космос, космос и эта больная...
- Евгений, голубчик, послушай... Ну, ты меня просто убиваешь! Ты же грамотный, образованный человек!
- Именно потому, что грамотный, именно потому, что образованный и не понимаю.
- Уфология тоже наука! И уже не будущего, а нашего современного настоящего! Сколько фактов, сколько открытий! А здесь просто подарок судьбы! И где?!! У собственного друга в клинике!
- Нет, нет, Виталий Арнольдович, и не проси! Да и как можно?! Ты мне, конечно, друг... Но нельзя же путать такие вещи, как дружбы и долг. Я прежде всего врач, а потом уже, если хочешь, исследователь. Да и что за бредовая идея, в самом деле?! С чего ты взял, что она - пришелец?
- А кто же?!! Позволь мне объяснить. Здесь все просто, как белый день. Начнем с начала: где ее нашли?.. Нет, ты ответь: где ее нашли?..
- Ну, почем я знаю? Где-то то ли в лесу, то ли в посадке... Голую, без одежды и документов. Во всяком случае так записано в ее истории болезни.
- Вот!!! Вот оно доказательство! И то, что она долгое время не могла говорить и писать - еще один довод в пользу моей версии. Она пришелец! Понимаешь?! Она заброшена к нам... или... или, что всего вероятнее, она - жертва катастрофы своего межпланетного корабля... Она не помнит родителей, места, где родилась, у нее нет ни друзей, ни просто знакомых... Как ты можешь это объяснить?!
- Ну я, право, не знаю... Но это не доказательство.
- Нет, позволь! Я как специалист не просто утверждаю, я настаиваю: твоя подопечная - это типичный гуманоид. И скрывать от общественности данный факт - это преступление перед наукой.
Анна не сильно нажала ручку, тихо приоткрыла дверь. В узкую щель она увидела зеркало, висевшее в предбаннике кабинета. Увлеченные своей беседой приятели не заметили, как остановившись у входа, она стала наблюдать за происходящем в зеркальном отражении.
…Друзья пили коньяк.
- Ну, допустим... И что? Что ты предлагаешь?
- Евгений, прошу, послужи науке! Позволь мне представить ее нашему собранию!
- Ты с ума сошел!
- Евгений...
- Оставь, я сказал! Что за бред ты несешь?! Чтобы я, врач, отдал на поругание слабое, беззащитное умирающее существо?! Есть ли предел бесстыдству?!!
- Однако... - Голос Виталия Арнольдовича напрягся. Он выпрямился, застыл в позе оскорбленного достоинства. - Право, мне не хотелось бы говорить об этом... Но отчего же, когда ты возишь эту умирающую по пьяным кабакам, совесть врача в тебе молчит? А когда я, твой друг, прошу послужить науке и представить эту особу людям благородным...
Евгений Петрович хмыкнул, крутанулся в кресле.
- А, кстати, где вы собираетесь, «благородные люди»?
- Я арендую небольшой зал и там в течении нескольких вечеров будут проходить мои семинары.
- Ах, вот как!.. И они будут бесплатными?..
- Твоя ирония здесь не уместна. Я бы проводил эти собрания и бесплатно. Но ты же взрослый человек и понимаешь... Да и помещение мне никто не предоставляет за просто так...
- И сколько стоят твои лекции?
- Это не важно...
- А я, было, хотел прийти послушать...
- Я приглашаю тебя бесплатно. Ты мой друг...
- Однако это не мешает тебе использовать меня...
- Что за чушь?!
- Ты позавидовал мне и решил погреть руки на моем изобретении. Да, я вожу эту девку, делаю свой маленький бизнес, но причем здесь ты и наша дружба?
- Евгений, клянусь небом, я служу только науке и твоя пациентка нужна всего лишь как иллюстрация к моим лекциям об обитаемости Вселенной.
- Двадцать процентов...
- Побойся бога! Это же грабеж!
- Грабеж - это когда отнимают все. Я же прошу всего лишь часть и очень, заметь, небольшую.
- Евгений, послушай...
- Не отнимай у меня время. Двадцать процентов. Это мое последнее слово.
- Зачем тебе эти копейки?! Неужели тебе мало тех миллионов, что ты уже ни один месяц гребешь лопатой?!
- Уже посчитали!.. Вот мерзавцы!
- Я думал, ты друг... А ты...
- А я друг. И ты друг... Но ты же не хочешь делиться...
- Чем, чем делиться?! Я едва отрабатываю аренду! Неужели ты думаешь, что у меня такая же бандитская публика, как у тебя?! У моих интеллигентов денег немного.
- Тогда иди и читай лекции в борделях...
- Ну, хорошо. Хорошо! Пять процентов. Не могу, поверь, хоть зарежь, не могу больше!
- Виталий, это грешно. Заставлять бедное истощенное до крайней степени существо выступать за пять процентов...
Взбешенный Виталий Арнольдович забегал по кабинету.
- Какая подлость! Какая низость! Какое неслыханное злодейство! Врач делает деньги, заставляя заниматься стриптизом умирающую больную!
- Больную?! Да ты мне, помнится, только что доказывал, что она гуманоид... Без рода и племени...
- Не передергивай! Больная она или пришелец, но вкалывает она, а деньгу гребешь - ты!
- Ага! Вот и договорились! Вот теперь понятно! - Евгений Петрович стал вставать, покрываться красными пятнами. - Так ты, значит, тоже захотел «грести», а работать будет бедный умирающий «инопланетянин»! А пошел бы ты отсюда...
- Я-то пойду... Но боюсь, Евгений, тебе не слишком понравится куда...
- Так вы меня, мой друг, еще и шантажируете?! Прекра-а-сно! А то наука, служение... А, может, с вами еще и миллионами своими поделиться?! - Евгений Петрович рявкнул так, что замигал осветительный плафон.
Виталий Арнольдович втянул голову в плечи, подался вперед и, словно приготовившись к прыжку, замер. Друзья с минуту молча поедали друг друга ненавидящими глазами, когда уфолог дрогнул, обмяк.
- Я не ссориться с той, Евгений, пришел, а с просьбой. Мог бы и уважить по старой памяти. Работы той на пару минут всего. Да и что за работа?.. Это не на шесте перед пахабной публикой кривляться. Так, просто постоять на сцене... Она и не устанет даже. Трудно, что ли? Какие тебе убытки? Знай, таскай ее потом куда и сколько хочешь...
- В том-то и дело, что не сколько хочешь... И все намного серьезнее, чем тебе с твоими «пришельцами» кажется. Да и что я ей скажу, а?! Как я заставлю ее изображать из себя твоего «инопланетянина»? Приказывать я ей не могу. Да и поздно уже... Ей теперь даже стоять тяжело. Просил бы раньше, я, возможно, что-то и придумал… А так...
- Но ведь ты ее сегодня опять в бордель потащишь!
- Потащу. И завтра. И после завтра. И всё. Всё, понимаешь?! Нет больше «гуманоида». Был и... умер. Отходит она. А мне жить надо. Я, в отличие от тебя, не языком зарабатываю, и мне нужно успеть использовать этот свой шанс до конца.
Виталий Арнольдович приуныл.
- Ну, хорошо. Хорошо. Пятнадцать процентов и два выступления... Точнее, ну сколько она сможет, успеет, в общем...
- Когда начинаются твои лекции?
- Завтра. С ней, я думаю, у меня будет аншлаг. Здесь и реклама не нужна…
Виталий Арнольдович вдруг забеспокоился.
- А ведь в самом деле, как ее заставить раздеться? Она, конечно, страшна и так, но ведь вся ее необыкновенность спрятана под исподним...
- Ну, это уже моя забота...
- И она, что же, слушается? - Уфолог недоверчиво уставился в приятеля и вдруг смутился. - Ты... ты... что же... того... с ней? Она что же влюблена в тебя? У вас отношения?..
- С ума спятил?! Какие "отношения"?!
Виталий Арнольдовчи озадаченно покачал головой.
- Но заставить женщину демонстрировать свои уродства... Не знаю, не знаю... Для этого нужны какие-то особые, исключительные обстоятельства.
- Жизнь. Вот оно вечное и единственное, понятное всем «обстоятельство». Жить захочешь - не только на шест полезешь...
- Не понял?!
- А тебе и не нужно. Это наши с ней дела. - Евгений Петрович затянулся сигарой, откинулся в мягком кресле. - Она, бедняжка, верила, что исцелиться, будет жить... А как она зарабатывала себе на лекарства!..
Яблочков подкатил глаза, улыбнулся, отдаваясь приятным воспоминаниям.
- А разве надежды нет никакой?
Доктор поморщился, покачал головой.
- А, может, стоило показать ее американцам? Возможно, они смогли бы что-то придумать, помогли бы с лекарствами?
- А зачем? Годом раньше, годом позже - не все ли равно?.. - Евгений Петрович помолчал. - А видок, пожалуй, подправить и можно было... Да только кому она тогда - не урод и не красавица - нужна была бы? А так хоть польза...
- А ты жесток. За что только больные тебя любят?
- Я их спасаю.
- Эту не спас...
- Я не бог.
- Но ведь ты даже не пытался…
- Потому что я профессионал. - Доктор затушил сигару, сложил пальцы домиком, закачался в кресле. - Хотя здесь и последняя бездарность поняла бы - случай безнадежный. Организм разрушен до последней крайности. Как только живет?.. И вкладывать в неё деньги, лекарства, - все равно, что закапывать их в землю.
- Но ей можно было бы продлить жизнь! А там, глядишь, ваша наука изобрела бы что-нибудь новенькое... Ведь ей всего лишь тридцать, если не ошибаюсь?
- Уже тридцать. - Яблочков равнодушно зевнул, посмотрел на часы. - Пожила...
Уфолог потянулся к столу, плеснул в рюмку коньяку, хмыкнул.
- Ты мне, конечно, друг, Евгений... хм... но умоляю, когда я заболею, не берись меня лечить. Без тебя у меня будет хотя бы шанс...
- Ты не справедлив ко мне. Я многих поднял.
- Потому что тебе это было выгодно. А что если лечить меня тебе будет так же не выгодно, как этого несчастного «гуманоида»? Нет, Женечка, я тебя люблю и даже преклоняюсь перед твоей изобретательностью, но избавь, бог, иметь такого как ты «профессионала» у своего болезненного ложа...
Евгений Петрович не обиделся. Он самодовольно ухмыльнулся, потянулся к бутылке.
- Ну, а теперь по делу. Реально она сможет поработать пару вечеров, но без серьезных нагрузок.
- Конечно, о чем речь?! Но она должна будет раздеться. И, знаешь, хорошо если бы она сказала несколько слов: ну, там, что она якобы оказалась здесь, на Земле, случайно... то, сё... Сценарий я продумаю...
- А не слишком ли жирно для пятнадцати процентов? Сначала тебе хотелось, чтобы она просто постояла на сцене, потом разделась, теперь «сценарий»... Никаких «сценариев»! Она просто разденется, пройдется по сцене и всё!
- Ну, ну хорошо! Двадцать процентов и пару слов по сценарию...
- Двадцать пять и она даже спляшет!
Закончить они не успели — прямо перед ними стояла Анна.
- А-а-а, ты уже собралась?! Отлич... - Евгений Петрович привстал и вдруг осекся, напоровшись на какой-то странный и страшный Аннушкин взгляд.
Она медленно и бесшумно, как тень, скользнула по гладкому паркету кабинета, придвинулась к столу. Уфолог, потрясенный ее до нереальности жутким видом, буквально прилип к стулу. Яблочков, как под гипнозом, не отрываясь от ее лица, плавно опустился обратно в кресло. Все молчали. Через секунду Аннушка оказалась у стола, потянулась к бутылке, взяла ее за горлышко. Она медленно, как будто собиралась бросать гранату, отвела далеко в сторону назад руку и так же медленно начала замахиваться... Когда уфолог, чтобы защититься, стал группироваться в комок, подтягивать к лицу колени, закрываться руками, было уже поздно. Бутылка, разливая содержимое, с убийственной силой опустилась ему на голову. Евгений Петрович не пошевелился и, только боковым зрением провожая сползавшего со стула мертвого приятеля, продолжал следить за искаженным чудовищной ненавистью, почти черным сейчас лицом своей подопечной. Он видел, как Анна опять отвела руку для броска, но завороженный то ли ее взглядом, то ли взглядом «той дамы, которая никогда не опаздывает», дернулся в сторону в последний момент, также как товарищ не успевая увернуться от сокрушительного, убивающего его удара. Тяжелое стекло, проламывая ему череп, бесшумно развалилось на осколки. Анна разжала пальцы, попятилась. Короткое массивное горлышко осталось торчать рогом из ужасной раны мертвого Евгения Петровича.
…Ее привел в чувство далекий резкий хлопок. Это кто-то внизу с силой прихлопнул массивную входную дверь, стал подниматься по лестнице. Анна метнулась в угол кабинета. Сердце, подкатив к самому горлу, застряло в нем, бешено колотилось, душило, не давало дышать. Зажав в кулак всю свою волю, она замерла, прижалась спиной к стене. Шаги приближались. Вот они идут по коридору... Вот они уже рядом... Вот... вот... они уже у кабинета...и...и... прошли мимо...
…Она выскочила на середину комнаты и, едва владея собой, дико повела глазами, огляделась.
Труп доктора отчего-то сильно кровил. Вязкая алая струйка растекалась по столу, заливала бумаги, подкрадывалась к аккуратному конверту. Анна знала эти конверты. Там были деньги: это очередной пациент Евгения Петровича собрал себе на «американское» лекарство...
Старясь не смотреть на покойника, Аннушка выхватила у него из-под носа еще сухой и чистый пакет, метнулась к двери. Она прислушалась, выждала секундную паузу, выскочила из кабинета.
Как боец, спасавший из-под обстрела знамя части, Анна сунула конверт за пазуху, пригнулась к земле, огромными скачками понеслась вон из отделения...
(продолжение следует...)