Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Подбор иллюстраций (тем паче - титульных) к каждой публикации - особенно после двух и более лет "сезонов" цикла - дело непростое. Сегодня, кажется, удалось отыскать что-то особенное, настроенческое и трогательное: художник Аккизов Якуб Алиевич (1942-1994), "Восьмое марта" называется. И хоть у нас нынче вовсе не "восьмое марта", отчего бы этому пожилому человеку просто не купить цветы просто так, безо всякого повода? "Просто весна, вы считаете? - Да, я считааааююю..."
Теперь - о главном. Отчего именно "ПЕРЕЗАГРУЗКА"? Дело в том, что именно этот цикл всегда вызывал у меня самые наибольшие (в т.ч. и временнЫе) затруднения - как в процессе поиска материала, так и по "энергопотреблению". Более того, вынужден с прискорбием признать, что порою вынужденно приходилось впадать в грех самоповтора - вроде ставшего уже отчасти легендарным Ангарска с его печатным органом "Знамя коммунизма" или программ телевидения. О 37-м годе или о речах Отца Народов даже и говорить не стану... Отныне "Век мой, зверь мой..." будет представлять более изысканную компиляцию исключительно из материалов начала ХХ столетия - до 1918 года или - возможно - чуть позже. Да-да, затем мы с легкостью хронологических факиров будем перескакивать через 30-е, 40-е, даже более поздние десятилетия, с тем, чтобы оказаться там, где всё закончилось... или началось сызнова, т.е. в 90-х. Такое построение публикаций позволит нам подольше задержаться в ускользающей, но живой ещё покамест Империи, и, может быть, ощутить всю глубину трагедии "зверя", лишь осознавая его неминуемость, но никоим образом не влезая в его шкуру. Этакий филиальчик несуществующего цикла "Однажды 100 лет назад..." Если возражений нет, предлагаю, не медля, и перезагрузиться!
Как маститые писатели (или не менее уважаемые редакторы) отказывают в поддержке начинающим литераторам? Вариантов несколько, правда, все они в итоге сводятся к одному, но всё же... Можно максимально смягчить разочарование графомана, облекши отказ в бархатные драпировки: мол, и рассказ - прекрасен, и удовольствие от прочтения получил, но не хватает чего-то... возможно, стОит поработать на текстом ещё? Редакторам отказать много проще: издание загружено работой на год вперёд, да и всё тут... К сожалению, разумеется. А можно так, как это сделал Лев Толстой в письме к Дмитрию Абрамовичу Литошенко от 28 марта 1901 года.
Дорогой Дмитрий...
(Простите мою старческую память, забыл ваше отчество.)
Мне казалось, что я написал вам о вашей вещи. По моему мнению, она не хороша, и у вас нет того, что нужно для писательства.
Очень сожалею и искренно о том, что вы всё так же тревожны и недовольны всем окружающим. Я думаю, что это нехорошо и что вам надо убедиться в том, что для христианина не может быть нехорошо от внешних причин. И что поэтому всякое страдание, горе, неудовольствие есть только указание на свое несовершенство, на свои ошибки, заблуждения. Как в области физической, если сел на гвоздь, или обжег руку, или завшивел и исчесался, то надо встать с гвоздя, принять руку и обобрать вшей и вымыться, а не осуждать гвоздь, огонь или вшей, так и во всяком нравственном страдании надо никак не сердиться на причину этого страдания вне себя, на людей, а только самому встать с гвоздя, отстраниться от огня, вымыться, и в нравственных страданиях средство избавления всегда еще ближе и доступнее, чем в матерьяльных. Главное, надо признать себя виноватым и тогда искать. И сейчас найдешь. И как легко и хорошо сделается. Пишу это вам именно как любящий вас истинно. Передайте мой привет вашей жене.
И это при том, что к самому Литошенко Толстой в принципе относился неплохо: биографы писателя именуют Литошенко "связанным с Львом Николаевичем духовно". Когда первый уехал с семьёю за границу, граф интересовался: "Пишите мне, пожалуйста, что думаете делать и как устроится ваша жизнь? Сколько могу, разумеется, рад служить Вам…" Но кривить душою не стал, врезал правду-матку: "У вас нет того, что нужно для писательства". Зато внёс реальное предложение: "Почему бы Вам не попытаться поселиться на земле — если бы можно на юге?" Кстати, Литошенко так и поступил: и в Россию вернулся, и детей замечательных воспитал... Они-то и сохранили для потомства переписку с Толстым. И то верно: у всякого - своя стезя. скверных писателей - пруд пруди, работать только некому! Упрёки в свой адрес, кстати, не принимаю, ибо зарабатываю на жизнь совершенно иными способами, нежели окололитературный.
Раз уж у нас теперь самое пристальное внимание будет уделяться началу столетия, то без Чехова обойтись мы не сможем ни коим образом! Нынче у нас - очень личное и по-хорошему "мимимишное" письмо Антона Павловича жене, отправленное из Ялты в Москву 28 марта 1903 года.
- Актрисуля моя изумительная, я загорел отчаянно и теперь боюсь, что, когда ты увидишь меня, ты замахаешь руками и потребуешь развода. А мне так хочется с тобою пожить! Хоть немножечко! Цыпленка получил и поставил его на видном месте, как свинью (с поросятами на спине). Спасибо, дусик! А кулич не произвел на меня впечатления, я подарил его матери. Ты пишешь, что будешь заставлять меня мыть себе шею. Дуся родная, шею-то я и в Ялте мою, а вот остальное-то как?.. Сегодня небольшой дождик. Немножко нездоровится. Пью каждый день кефир.
Этот год еще не наступил как следует, а я уже составил планы, как нам, т. е. мне и тебе, проводить будущий год. Ты уже забыла, какой я, а я тебя помню, думаю о тебе постоянно, точно расстались мы вчера...
В их "планы на следующий год" злодейка-судьба внесла, к сожалению, свои трагические корректировки. Вопиющее злодеяние Рока! Немыслимо даже приблизительно представить то наследие, которым Чехов смог бы одарить нас, отпусти ему жизнь хоть бы ещё пять-семь лет. Но 44 года!!.. Коллега писателя (и его же лечащий врач) И.Н.Альтшуллер оставил такие воспоминания о своём пациенте.
"Он много пишет об умывании, о чистке зубов, мытье головы, шеи, о перемене белья, чистке платья, и можно подумать, что это неопрятный замухрышка, которого обучают хорошим манерам и приводят в благопристойный вид. Конечно, у него было, вероятно, немало привычек старого холостяка, и Ольга Леонардовна, вероятно, вносила в обиход много своего, женского, но я знал его как щепетильно опрятного, необыкновенно аккуратного даже в мелочах, и у него всегда и во всем царил образцовый порядок. Я никогда не видел у него кабинет неубранным или разбросанные части туалета в спальне; и сам он был всегда просто, но аккуратно одет; ни утром, ни поздно вечером я никогда не заставал его по-домашнему, без воротничка, галстука. В этом сыне мелкого лавочника, выросшем в крайней нужде, было много природного аристократизма, не только душевного, но даже и внешнего, и от всей его фигуры веяло благородством и изяществом"
Ох, уж эти поэты... К 28 марта 1905 года Александру Блоку - 24 года. Он женат (хоть и до сих пор - студент), полагал сперва - что счастливо, после - разочаровался на какое-то время, крепко сдружился с сыном знаменитого историка Соловьёва, вхож в литературные круги... Но отчего же такой невыразимою скукой сочится его письмо к отцу? До отъявленной мизантропии дело, кажется, не дошло, но этот spleen совершенно порою невыносим.
- "...Мне всякие родственники, кроме ближайших, крайне затруднительны, и я почти не встречаю их. Вижусь периодами часто с большими и малыми литераторами, что также не всегда приятно, а иногда и отяготительно, но зато — почти всегда не скучно. Скука вообще куда-то давно испарилась, и это заставляет меня думать, что пути мои не совсем кривы, хотя будущий практический путь до сих пор совершенно не выяснен. К сестре Ангелине я не пошел до сих пор, преимущественно от инертности по отношению к хождениям. Пойду к ней непременно, хотя боюсь своего крайнего неуменья обращаться с детьми, а также своего довольно туманного способа выражений в разговоре... Впрочем, в последнее время у меня явилась даже потребность в одичании, и многих речей я совсем не понимаю. Встречи с разнообразными людьми учащаются. Кружок Мережковских стал менее самодовлеющим. Много приехало в последнее время и из России (в противоположность Петербургу). И все-таки ближайшими людьми остаются Сергей Соловьев, Борис Ник. Бугаев (Андрей Белый) и Евг. Пав. Иванов (из «Нового пути»). Роль «фона» близости играют до сих пор в большой степени Мережковские, злостно ненавидимые почти всеми за то или за другое. Правда, в этом они часто виноваты сами (особенно 3. Н. Гиппиус), но замены их я не предвижу, и долго не дождаться других, которые так же прошумят, как они (в своей сфере — теорий великолепных, часто почти нелепых, всегда талантливых, всегда мозолящих глаза светским и духовным лицам). О декадентстве в последнее время (и давно уже) как-то нет помину, и его, в сущности, по-моему, нет. Оно ютится где-то в Москве, в среде совершенно бездарных «грифенят», молодых гимназистов, отслуживших черные мессы (будто бы в Берлине), говорящих на собраниях много и скучно о черных лилиях. Сами маги (Брюсов и другие), давно, в сущности, оставившие декадентство, взирают на этих с тайной грустью. Всего этого так много, и все это внешне и большей частью скучно... Наверное, напишу Вам еще до осеннего личного свидания. Извне все до такой степени перепутано, что я совсем не могу представить себе, что будет осенью и останется ли все на месте..."
Тяжело даже представить, что это пишет не какой-нибудь, растерявший остатки былой популярности и зубов, и искренне считающий себя непонятым гением, шестидесятилетний "мастер слова"... Невольно припоминается "Печально я гляжу на наше поколенье..." "Инертность", отяготительно", "затруднительны", "скучно"... 24 года, повторюсь! На то и Блок! В качестве противовеса обуреваемому хандрою Александру Александровичу ниже приведу пример поэта иного!
Пропустим восемь последующих лет взволнованно дышащей в смутном предчувствии чего-то дурного Империи. Вот оно - иное поглощения пространства! Здесь - жизнь, здесь - кипит молодая кровь, да чего там... 26-летний "конквистадор" Гумилёв отправляется в... Африку (причём, в Абиссинии он уже бывал ранее). Его общение с признанным мэтром Поэзии и критики Валерием Брюсовым длится уже достаточно давно, как и отношения "ученик-учитель". Итак - письмо Брюсову от 28 марта 1913 года. Последний спокойный год. Только что отгремело торжественное 300-летие Дома Романовых. Гумилёв почти три года как женат на Анне Горенко, уже родился сын Лев, основан "Цех поэтов"...
Дорогой Валерий Яковлевич,
я с громадным интересом прочел Вашу статью о футуристах, хотя соглашался не со всем. Ваш анализ их «открытий» подлинно блестящ. Дай Бог, чтобы они его усвоили. Но я не хочу писать об этом, потому что в № 4 «Аполлона» появится моя статья, где я отчасти коснусь той же темы.
В конце Вашей статьи Вы обещаете другую, об акмеизме. Я хочу Вас просить со всей трогательностью, на которую я способен, прислать мне корректуру этой статьи до 7 апреля. В этот день я уезжаю на четыре месяца по поручению Академии Наук в Африку, в почти неисследованную страну Галла, что на востоке от озера Родольфо. Письма ко мне доходить не могут. И Вы поймете всё мое нетерпенье узнать Ваше мненье, мненье учителя, о движеньи, которое мне так дорого. Я буду обдумывать его в пустыне, там гораздо удобнее это делать, чем здесь.
Всем, пишущим об акмеизме, необходимо знать, что «Цех поэтов» стоит совершенно отдельно от акмеизма (в первом 26 членов, поэтов акмеистов всего шесть), что «Гиперборей» — журнал совершенно независимый и от «Цеха» и от кружка «Акмэ», что поэты акмеисты могут считаться таковыми только по своим последним стихам и выступлениям, прежде же они принадлежали к разным толкам. Действительно акмеистические стихи будут в № 3 «Аполлона», который выйдет на этой неделе.
Мой адрес: Царское Село, Малая, собственный дом
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Ах, что за брутально-романтические строки!.. "Я уезжаю на четыре месяца по поручению Академии Наук в Африку, в почти неисследованную страну Галла, что на востоке от озера Родольфо. Письма ко мне доходить не могут". Какая очаровательная и бесподобно мачистская джек-лондоновщина! И каким скромным, но всё же ощутимым, прошловековым достоинством веет от адреса "Царское Село, Малая, собственный дом"!.. Охотно верю неподтверждённым слухам о том как умер Гумилёв: красиво, с папироской в губах... Он - да, мог, "конквистадор". Не удержусь, чтобы не привести нынче его стихи из вышедшего годом ранее, в 1912-м, сборника "Чужое небо".
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило — фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
Во вторник 28 марта 1917 года отрекшийся от престола Николай Александрович по многолетней привычке фиксировать в дневнике решительно всё, меланхолично (и, кажется, более механически) записывает последние новости из внезапно сузившегося до пределов Александровского дворца в Царском Селе собственного мирка.
- Спал очень хорошо. Погода была теплая, дороги оттого стали еще хуже; погулял. В 11 час. пошли к обедне. У Ольги горло продолжает болеть, темп. дошла до 39,4, так скучно — еще недавно окончилась корь. Гулял и работал на островке с Татьяной. В 6 1/2 ч. Анастасия пошла с нами к службе. Вечер опять провел с Татьяной и ночевал у себя.
Давеча, в понедельник наведывался Керенский и "просил ограничить наши встречи временем еды и с детьми сидеть раздельно; будто бы ему это нужно для того, чтобы держать в спокойствии знаменитый Совет Рабочих и Солдатских Депутатов! Пришлось подчиниться, во избежание какого-нибудь насилия".
Империи более не существует. Finita! И уже скоро рукою неизвестного будет начертано на стене одной из комнат ипатьевского дома страшное "Belsazar ward in selbiger Nacht Von seinen Knechten umgebracht"
...Включаем нашу волшебную машинку времени, пропускаем все жутковатые и не очень перипетии столетия и переносимся далеко-далеко... в 90-е. Причём, вопрос, обсуждающийся в выпуске "АиФ" от 28 марта 1996 года, мало того, что крайне актуален и сегодня, так ещё и напрямую связан со всеми предыдущими главками. Итак, интервью с тогдашним доктором филологических наук, заведующей сектором орфографии и орфоэпии Института русского языка РАН Светланой Кузьминой.
- Возврат к деловым и культурным традициям старой России сопровождается у нас всплеском внимания к старому варианту русской письменности. На уличных вывесках, в некоторых текстах периодики все чаще встречаются то слова с твердым знаком в конце, то забытые буквы - "ять", "десятеричное"... Светлана Максимовна, чего, по-вашему, больше в сегодняшней волне интереса к "до-большевистской" орфографии? Это попытка возвращения к языковым и культурным корням? Или дань моде? Или просто погоня за экзотикой с коммерческими целями?
- Здесь всего понемногу. Но вот что любопытно. Многие убеждены: реформу письма "придумали" большевики. Отсюда ее восприятие в искаженном, политизированном виде.
Именно так оценивали ее те, кто после 1917 г. оказался в эмиграции. Новое письмо ассоциировалось у них с новой властью, и это делало реформу неприемлемой. Бунин и Цветаева продолжали писать и издавать свои произведения в старой орфографии. Практически вся эмигрантская литература долгое время не признавала новых правил написания.
Писатели и поэты вообще встретили реформу письма очень болезненно. Для них графический облик слова был не просто буквенной оболочкой, но и конструктивным элементом художественного замысла.
- А надо ли было менять устоявшиеся веками правила?
- Наше письмо - это "платье с чужого плеча", заимствованное в X веке у южных славян. Постепенно шло приспособление старославянского письма к древнерусскому языку. От некоторых букв, оказавшихся лишними, например от "юсов", отказались очень скоро. Другие -"пси", "кси", "омега" - были отменены реформой Петра I.
И тем не менее к началу XX века русская орфография оставалась в большой степени традиционной, в ней было много условного, устаревшего. Например, писали "старые учебники", но "старыя книги" - в зависимости от рода существительного. А одна буква "ять" чего стоила! Слова "деньги", "десять", "весело" писались через "е", а "дети" или "дело" - через "ять". В слове "ветер" вместо первого "е" стояла "ять". Усваивать грамоту было намного труднее, чем сейчас.
- Почему же лишь большевики предприняли столь радикальные шаги?
- Реформа письма готовилась давно. В 1904 г. в Петербурге была создана Орфографическая комиссия, высказавшаяся за упрощение правописания. В частности, в проекте предлагалось исключить некоторые буквы и облегчить правила: не писать твердый знак в конце слов, а мягкий знак - после букв "ж", "ш", "ч", "щ" в таких словах, как "ночь", "мышь", "рожь", "помощь".
В обществе поднялась буря: многие, неправомерно отождествляя язык и письмо, видели в отказе от "обветшавших" букв посягательство на язык Пушкина и Тургенева, на русскую культуру в целом. В конце концов в мае 1917 г. Временное правительство выпустило циркуляр о введении нового правописания с нового учебного года.
Как видите, разработали реформу не большевики, хотя они и присвоили себе авторство. Но провели ее в конечном итоге именно они. Декрет о введении нового правописания был издан в декабре 1917 г., однако на него, по словам Луначарского, "никто и ухом не повел". Тогда, уже в 1918 г., появился второй декрет, и Володарский объявил, что появление каких бы то ни было текстов в старой орфографии будет считаться "уступкой контрреволюции".
В принципе реформа письма носила демократический характер, вполне соответствуя особенностям нынешнего столетия - с его массовой грамотностью и потребностями быстрого обмена информацией.
- Значит, вы лично считаете, что к прежнему правописанию возвращаться в любом случае не нужно?
- Не нужно, да это и нереально. Наше письмо стало проще, последовательнее. Оно в большей степени отвечает языку, чем старое. Ну а что касается уличных вывесок, то, если хозяин лавки, магазина или кафе хочет оформить вывеску "под старину", придать ей особый колорит, он, думаю, имеет на это право. Пусть Только написание будет правильным. А то сейчас можно увидеть, например, такое написание, как "трактiръ". Но ведь буквы "i" в этом слове никогда не было! Ее писали только перед гласными и перед "й".
На этом месте ваш "Русскiй Резонеръ" обеспокоенно проверил собственное написание и, облегчённо вздохнув, заключил день 28 марта стихотворением, традиционно нынче же и написанным. Правда, в 1939 году. Марина Цветаева. Оптимизма - ноль, зато есть одна особенность: можно продолжать текст до бесконечности, лишь меняя географические наименования и имяреков на более актуальные.
В óны дни певала дрема
По всем селам-деревням:
– Спи, младенец! Не то злому
Псу-татарину отдам!
Ночью черной, ночью лунной –
По Тюрингии холмам:
– Спи, германец! Не то гунну
Кривоногому отдам!
Днесь – по всей стране богемской
Да по всем ее углам:
– Спи, богемец! Не то немцу,
Пану Гитлеру отдам!
Таким (или примерно таким) увиделся мне день 28 марта, а уж хорош он был или плох - решать не мне. Любые ассоциации событий Былого с современностью, а также исторические аллюзии - всего лишь совпадения, не более. Вам только показалось!
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Век мой, зверь мой", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ" или в новом каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании