В выходные я стараюсь отдыхать от соцсестей. То есть, если я туда и захожу ознакомиться с новостями, происходящими в мире, то сама не публикую. Даже в сезон высокой активности, который на меня нападает порой. В эти выходные я отдохнула нетипичным образом, в больнице. Конечно же, не по доброй воле.
Так случилось, что у меня накопилась уже серия статей про скорую. Все они основаны на личном опыте. Тут невольно задумываюсь, почему так часто скорая врывается в мою жизнь? Ведь лет до 30-ти я совсем поверхностно была знакома с данным видом медицинской помощи, которую я как раз и называю, основываясь на собственной горечи – отложной, от того что не спеша она ведет себя в отношениях лично со мной. Напомню, у меня муж работает на скорой, потому мне известна изнанка. Я считаю, что у меня есть основания быть объективной в суждениях. Почему ж мне так не везет? Часто карета заезжает ко мне домой. Вовсе не потому, что я очень тревожна. Ее я зову лишь тогда, когда отчаялась. И хоть не верю, что она поможет – зову. Почему? Правильно, потому что в большинстве случаев пугает именно неизвестность, а не расчет на то, что мне помогут и спасут, как должно быть.
Очередной эпизод случился в ночь на понедельник. Как всегда я маялась в попытках уснуть. Да, я испытываю сложности с засыпанием, но не назову их бессонницей. Совы не имеют права спать ночью, надо засыпать не ранее положенного времени, видимо так. Но, когда вставать предстоит по-жаворонковски, то приходится себя заставлять улечься ранее. Тут было так же. Я крутилась и вертелась в поисках удобной позы. Но она все не находилась. Поймала себя на мысли, что ощущаю редкостный дискомфорт. Даже сейчас для описания того состояния я с трудом подбираю слова. Это была не боль. Состояние легче не становилось, но веки тяжелели. Понимала, что готова уснуть, если бы не это мутное состояние. Пыталась описать его, но не получалось: дышать тяжело, вступило в спину, тянет, ноет (все не локализовано), ломает… Но все это не точно. Сквозь закрытые веки проступали слезы тревоги. Я потеребила мужа ха плечо: «Миш, мне плохо…». Он открыл глаза, включил свет и начал расспрашивать, что происходит. Но слова не подбирались. Предложил вызвать неотложку. Но я была категорически против. Во-первых, я не понимала, как описать мое состояние, на что жаловаться, прежде, чем просить помощь . Во-вторых, правда, я в их помощь не верю.
Если происходит что-то критическое (инфаркт, инсульт, автокатастрофа, к примеру), то способна скорая помочь, если оперативно приедет и довезет до профильного лечебного учреждения бустро. В остальных случаях, если попадется хороший персонал, то подлечить они способны лишь вашу тревогу. В остальном скорая беспомощна. Это моя квалификация, основанная на горьком опыте. Все предыдущие разы, когда я их вызывала (некритические ситуации), это служило лишь инфоповодом для написания подобных статей, можете полистать ранее мою страницу. И целью написания их не является сатисфакция и поиск виноватых, а поиск причины – почему так.
Третий час. Мы не спим. Плохо. Пью воду. Пытаюсь подобрать слова для описания картины, но лишь тревожу больше мужа неясностью. Затошнило, вырвало, простите. И… я начала чувствовать локализацию источника тупой и очень сильной постоянной боли. Она размещалась в правом подреберье. Тяжелая и постоянная, ноющая и неутихающая боль. Заглотив 2 но-шпы после очередного рвотного позыва, улеглась в кровать с уверенностью, что сейчас станет легче, и уснем, как ни в чем не бывало. Мирно засопел муж рядом. И мои тяжелые веки сомкнулись без труда, но боль душила и не давала отправиться в царство Морфея, через закрытые веки вновь полились слезы.
- Скорую? – набирая уже 112, спрашивал муж.
- Жгучая боль в правом подреберье, тошнота и рвота. Так опиши им, Миш, - просила я. Сгибаясь от боли пополам, я стояла, опираясь на подоконник, смотря еще в темное утро.
- Ожидание – 4 часа, - читал муж смс, присланную с номера 112.
Значит мое состояние не тяжелое, раз сразу «карету» не выслали. Так было подумала я. Но уже через пару минут пришло второе сообщение о том, что машина с помощью будет через 4 минуты. И она так быстро прибыла. Две женщины-фельдшеры. Далее одна по классике. Без слов приветствия, не вытирая ноги и не разуваясь, к делу. Слушая и перебивая, она пропальпировала живот, тут же выносит диагноз – холецистит. Вторая, узнав в муже бывшего коллегу, максимально любезно оформляла все бумажные формальности. Я молила о помощи – обезбольте. Но первая абсолютно без эмоций сообщила, что примененный ею укол все той же но-шпы вряд ли снимет спазм, надо ехать в больницу, там «откапают». Из того, что я себе представляла я, ясно было и очевидно, до момента животворящей капельницы пройдет еще полдня. Утро понедельника, у всех = пересменка, пока довезут и оформят – от боли я умру в больнице. Умру от боли дома, потому что но-шпа ни в рот, ни в …опу принимаемая не спасет меня.
Первая предупреждала, если я с ними не поеду, то дергать больше скорую не стоит, ибо не до вас, таких «игривых», которые вызывают неотложку без повода. Вторая, та, что коллега бывшая, максимально любезно уговаривала ехать, обещая скорое и долгожданное обезболивание. О действительности диагноза, поставленного фельдшером, я тогда не думала, уж тем более о потенциальном оперативном лечении, если она права. Хотя я очень хорошо помню, как моя мама 10 лет назад загибалась в подобной ситуации. Дело дошло тогда до полостной операции, вместо обещаемой лапараскопической. Привезла ее тогда в больницу по скорой, она кричала от боли так, что я испытывала стыд. Режут что ли? Потерпеть нельзя? Такие мысли крутились в моей голове тем весенним вечером 2012 года, когда я сопровождала маму в больницу. Ранним утром январского понедельника 2023 года я не понимала, что со мной творится то же самое.
Хотя на каком-то планом УЗИ в году 2020-м мне сообщили, что в моем желчном пузыре живут три камня, максимальный размер которого 1,2 см. Рекомендовалось ничего не предпринимать до момента, пока камни сами меня беспокоить не начнут, а вот тогда прибегнуть к оперативному лечению. Гомеопатии и профилактики в моей ситуации 2020 года уже не предлагалось за неимением смысла. Ибо камни те не дробят и не выводят. Удаляют с помощью операции двух видов (полостной или лапараскопической), вместе с пузырем или без. Неприятность эту тогда, три года назад, я пережила, благополучно запамятовав о ней. Сейчас же для ситуации мне рисовался в мыслях еще один диагноз – панкреатит – приступ которого в году 2015 я испытывала и он был похож по ощущениям на текущую картину.
О воспалении поджелудочной заговорила и хирург в приемном покое, осмотрев мой живот. Не то чтобы она поспорила с фельдшером скорой, но диагноз в историю болезни записала свой – панкреатит. Еще в рот мне заглянула и провела пальцем своей руки без перчатки по языку. На сухость смотрела.
Небольшое отступление) я вообще люблю людей, увлеченных своей профессией. Так недавно на осмотре уролога у моего сына, врач без перчаток осматривала и ощупывала его гениталии, а потом, смочив пальцы у себя во рту, «отслюнявила» листок бумаги из стопки, на котором стала писАть рекомендации, при этом, не вымыв руки после осмотра пациента. Этого доктора я очень люблю. Хирургиня в приемном примерно по той же схеме слазила мне в рот. Тошно было и без того, в буквальном смысле. Я молила об обезболивании, но доктор заполняла бумаги. «Писанина» длилась около 20-25 минут. Может и недолго, но для человека, который терпит эту боль уже 7-й час это очень долго. Предлагалось ситуацией отвлечься на картину, происходящую в коридоре. Вторая карета скорой привезла молодую девчонку, которая отравилась таблетками. Любопытно, не так ли?! Девушка лет 23 была в сознании, поддерживала диалог с сотрудниками и скорой, и больницы и других прохожих, который и слушали все вокруг, не скрывая любопытства. По той же схеме, что и ко мне хирург, к ней спустилась реаниматолог, осмотрела и вообще ушла, а медсестры приемного покоя даже замешкались, а куда ее?! Вот система. Вот слабое звено. Тут именно во всей схеме ахиллесова пята. В этот момент должны бежать на помощь и неотложно ее оказывать, после того, как установлен диагноз. Возможно, добавив необходимые обследования.
Быть может, меня избаловали современные русские сериалы, типа «Склифосовского» или новые сезоны «Теста на беременность», где все красиво, легко и оперативно, хоть и не всегда хэппиэндово. Но тут, в этом кабинете приемного покоя фрязинской городской больницы, со мной в который раз поступали не так, как подобало бы, причиняя боль физическую, душевную, медля, муча в несбыточных надеждах на помощь. Так было не раз и с моей мамой, и сейчас с девчонкой в коридоре… Да неужели так со всеми? Меня определили в хирургическое отделение, в сопровождении санитарки я поднялась на 5 этаж. В коридоре еще один хирург развернул меня и направил этажом ниже, к гинекологу на осмотр, что-то зло буркнув коллеге, которая принимала меня внизу. На нее я вновь посмотрела с надеждой и попросила обезболить, а она в ответ, достаточно ласково попросила сбегать меня на осмотр к женскому доктору для исключения причин по их части и вот тогда точно обезболят, обещала.
Санитарка приемного меня проинструктировала, как спуститься этажом ниже в отделение гинекологии и вернуться обратно, принести историю болезни уже с бумагой от гинеколога на пост медсестре отделения хирургии для того, чтобы она определила меня в палату. Женский доктор сработала оперативно. Несмотря на то, что до конца ее смены оставалось 20 минут, осмотр провела тщательно и не скупилась на разъяснения, хотя внимала информацию я не в полном объеме. С заключением от гинеколога прибыла на пост медсестры в хирургию. Метались молодые санитарочки, сестер не было. Просыпались больные, двери в большинство палат были открыты, видно было тяжелых послеоперационных, которые стонали, встать не могли. Боль моя не стихала, но к ней я привыкала и немного радовалась, отмечая, что она не становится сильнее. И отвлекалась на картину вокруг, скоро мне предстояло стать частью этого «пейзажа».
Прошло около минут 40 еще и на пост пришли две медсестры. После утренней планерки одна сообщала другой, что ей придется работать без процедурной коллеги, а та в ответ ей - про «Чебурашку», который был просмотрен на прошедших выходных. Я бы тоже должна была сегодня идти на нашумевший русский фильм с младшим, мы даже купили билеты накануне. Вновь заступившая сестра вдруг отвлеклась на меня, я пилила ее взглядом. У меня полились слезы, когда я узнала ее. Мы вместе тогда, 3 года назад, выхаживали мою маму, которая умирала в стенах этого отделения. Она тоже узнала, несмотря на то, что тогда я была на 25 кг больше. Мы поздоровались, у меня всерьез затеплилась надежда на помощь. Эта меня точно не оставит погибнуть от боли. В двух словах ей я сообщила о происходящем со мной, без промедления та пригласила на укол в процедурный. С размещением просила подождать, койко-мест в отделении нет, после обхода, который вот-вот должен начаться выпишут кого-то, и мне найдется кровать. Также сказала, что следующим по плану у меня УЗИ, которое проводят обычно после 11 часов. В своем кратком рассказе своей уже подруге я поведала, что мнения при госпитализации разошлись между холециститом и панкреатитом и УЗИ мне нужно очень, это единственное мероприятие ради чего я там находилась. Время перевалило за 9 утра, я так и сидела на посту. Конечно, я ждала не койку, а помощь, быть может, врача, который бы меня осмотрел и назначил бы то самое, что «откапает», а не но-шпу с папаверином, которыми, то через рот, то через мышцу, безрезультатно вливалась в меня. Обследования в данном учреждении (знаю по опыту) тоже ждать можно до конца недели, несмотря на то, что на дворе было утро понедельника, потому на них я не надеялась, думала, что сделаю их платно в частных медицинских центрах города.
Периодически мне звонил муж и моя сестра, которые осведомлялись о том, не стало ли мне легче и что вообще происходит. Но я твердила в ответ все одно – болит так же, сижу там же, в коридоре. С мужем мы решили, что после обследования, которое прояснит диагноз и первичного обезболивания он заберет меня оттуда, и мы будем лечиться, проконсультировавшись в частной клинике у платного специалиста, пригласив для исполнения назначений медсестру на дом. И откапают и выходят, но дома.
Начало 10 утра. Сижу на посту. Видя мои мучения, моя знакомая, набирает кого-то сотрудника по внутреннему телефону и просит по CITO сделать УЗИ очень хорошей девочке, которой очень плохо, то есть мне. Хватает мою историю болезни и куда-то меня ведет. Как в тумане иду за ней. Даже не поняла, спускались или поднимались мы лифтами, пришли. Посадила и велела опять ждать, обещав, что скоро пригласят. У кабинета УЗИ сидели еще несколько женщин, очередность была неясна, но уже через минут 10 первой позвали меня. За аппаратом сидел доктор типичной азиатской внешности, которые мы привыкли видеть у исполнителей дворовых профессий. На очень плохом русском врач говорил со мной, пытаясь в подробном диалоге выяснить, что стряслось. Он вызывал и умиление и недоверие одновременно. Был вежлив и учтив, рассказывал, как печень отвечает за 40 функций в организме, одна из которых важнейшая – красота! Параллельно что-то на своем родном языке пояснял что-то коллеге, который стоял позади него, видимо, он был стажером. Мне узист вынес вердикт о том, что желчный мой весь в камешках размером до полутора сантиметров. Все-таки не панкреатит, ошиблась хирург, а не фельдшер скорой.
В 10-й раз мне позвонила моя родственница и сообщила, что связалась с вышестоящей инстанцией и что очень скоро мне будет оказана помощь. Вернувшись в отделение, проходя по коридору мимо ординаторской, услышала свою фамилию в обсуждении за дверью. Врачи после обхода вспомнили, что еще с прошлой смены у них поступившая. Моя спасительница, сидя на своем посту, посмотрела на меня с укором: «Пожаловались твои?!», - спросила она. Я кивнула. Ее я попросила, получив ясность и окончательно потеряв надежду на реальную помощь, проводить меня из отделения. Но вела она меня в ординаторскую, советуя у любого доктора там попросить хоть рекомендации по лечению дома, прежде, чем писать отказ от госпитализации.
Но один из врачей встал и проводил меня в соседнюю двухместную палату, по всей видимости, это - лакшери условия, где мне почему-то вдруг нашлось место. Хотя за некоторое время до этого я просила палату платную хотя бы. Но и ее не было свободной. Через еще мгновение в мою новую обитель ворвалась медсестра с капельницей и уже заряженной системой с лекарствами. Учтиво врач просил лечь, принять помощь, а она, моя медсестра, смотрела с негодованием. Я поняла, виноватой сделали ее после поступившей жалобы, и очевидно только что та получила нагоняй. Действовать бедолаге пришлось еще быстрее, чем до этого, несмотря на острую нехватку среднего персонала. В палату вошел какой-то начальствующий доктор в поисках меня. Попросил точно рассказать, как мне оказывали помощь. Ему надо было отписаться на поступившую жалобу. Несмотря на то, что по моей вине ему доставили лишних хлопот, казалось, что он и впрямь хотел в ситуации разобраться. Рассказала, все как было. Медсестра моя дополняла рассказ, делая его таким полноценным, чтобы он не выглядел так, что помощь мне оказана не была. Не спорила, мне было жаль ее, понимая, что достанется снова ей… а уж она – единственная, кто хотела помочь и помогала мне все это время.
Обычно в отделении, где мало сестер, после того как докапает капельница, снимут ее еще не скоро. Ко мне же проверять ее состояние на один только флакон лекарства прибегали разные сотрудники раза 4. Я чувствовала себя неловко. Кстати, боль стала притупляться. А веки тяжелеть. Несмотря на гам и шум вокруг я задремывала.
Продрала глаза, когда ко мне в палату пришел заведующий отделением. Он выглядел возбужденным, говорил голосом повышенной громкости, коверкал мою фамилию, невнимательно прочитав ее на истории болезни, которую держал в руках. Очередной хирург пытался выяснить, знала ли я о том, что мой желчный на треть заполнен камнями. И, когда понял, что о наличии я осведомлена, то вообще рассвирепел. Знала и не удаляла? А чего сейчас приехала? Сыпал он строго вопросами мне в лицо. Этот тон заставлял меня оправдываться, хотя я ни в чем себя виновной не считала, действуя по рекомендациям доктора, который выявил у меня наличие инородного в желчном пару лет назад.
Зав вышел и скоро вернулся ко мне в палату. Запретил мне принимать пищу, ибо, на его взгляд, возможно, прямо завтра понадобится операция. Это говорил врач, который обещал мне лично удалить маме камни через лапароскопический доступ. Вернул ее после полостной операции, без желчного и со шрамом, длинной в 25 см. Бежаааать! И срочно! Быть может, этот хирург и считается одним из лучших в городе, но у меня есть основания оперироваться у другого, если предоставляется выбор.
Уходя, я заглянула в ординаторскую, посчитав нужным все же предупредить бумагой об отказе врачей. Если бы я не думала о сестре, которой бы явно досталось бы вновь, если бы я ушла так, без бумаги, то убежала, вообще никого не предупреждая.
- Вы уже выздоровели? – спросила меня одна из врачей в ординаторской.
- Нет, но хочу покинуть отделение, - отвечала я.
- Продолжите лечение в другом месте?
- Да, поищу, другое.
Подписав бумаги и выслушав назидания о том, что плохо мне станет вновь, и очень скоро к ним же я вернусь, уносила ноги. Было неприятно за сестру, себя даже немного жалко. Мне ужасно хотелось в душ отмыться не от грязи, а именно от того участия в неприятной жизненной ситуации. Четко понимая, что будут ограничения в питании теперь и то, что причиной точно такого же приступа могут стать и другие основания, покидала учреждение, которое очень любила в своем детстве. Потому что ошибочно путала с санаторием или детским оздоровительным лагерем. Но это – инфоповод для другой статьи.
Будучи счастливой, освободившись от боли, я приехала с мужем домой. Он был все такой же встревоженный и неуверенный в решении покинуть больницу, но и в понимании, что попросту лежать там нечего. Сочувствующий такой мой муж.
Почему так часто я вижусь со скорой в последнее время мне ясно. Мы стали старше, от того болеем чаще. Родители уходят, пора пришла. Расстраивает, что состояние неотложной помощи в Подмосковье, пристоличье, все еще очень не похоже на то, что снято в современных сериалах, счастливым участником которого так хотелось бы быть, когда у тебя очень сильно болит…