В эгоцентризме есть все-таки что-то отталкивающее, но иногда хочется написать не о ком-то, не о соседях, друзьях или врагах, а о себе.
Если бы я писала дневник, я бы обязательно погружала саму себя в осмысливание событий вокруг и около, в философское прошлое и мгновения настоящего. Время смертно, и прошлое тоже. Память умирает вместе с нами, если только не остается высеченной на мраморной стеле, где обычно пишут всего одну фразу и иногда высекают знакомое лицо. Но, пока она жива, она активна и неточна. Она творчески преображает прошлое, превращая часть в чистую поэзию, а другую часть укрывая сослагательным сомнениями, которые так не подходят под основной Закон истории.
Я переживаю события, которые впору назвать трагическими, великими, по крайней мере историческими. Вы тоже их проживаете, потому что живете, как и я, в катастрофическую страшную эпоху для нашей общей Родины.
Но я теперь говорю только о себе.
И мне не кажется это время значительным. Хотя бы потому, что я хорошо понимаю – История не обращает внимание на отдельного человека, она не щадит человеческую жизнь, не жалеет о разломах, трагедиях или о страданиях, если это касается личности, некоторых она может просто использовать, но сокрушаться или каяться никогда не было в ее характере.
Превратность судьбы не есть истинность Истории не в событиях, а в переменах. И изменах. Близких, друзей, незнакомых, целых поколений, если хотите. Даже если вы постараетесь забыть о предательстве, вы будете тащить его за собой, как камни в приклеенном к руке чемодане, от которого вы не избавитесь уже никогда.
Странное мое поколение. Мы пережили советские школу и институт, мы сполна насладились перестройкой, мы сохранили себя в 90-е, кто как, а я, кроме разборок моего мужа с краснопиджачными и прочими любителями предоставить так называемую крышу, не особо нищенствовала, правда пахала аки лошадь. Мы все время учились. Потому что без новых знаний и нового опыта было просто не прожить. Мы сражались с этим миром как Дон-Кихоты, не обращая внимания на то, как ветряные лопасти нам разбивают морды, но оказалось, что мы все делали не так. Потому что большинству было не до политики, или мы, вполне справедливо считая ее грязным делом, тщились сохранить свои «незайманные» души. А на самом деле мы просто прятали голову в песок, позволяя делать политику тем самым, кого мы считали погаными людишками, голосуя за них, поддерживая их, иногда принимая от них с поклоном грязные доллары за рекламу их образа жизни и мысли.
У меня тоже было гражданское самосознание. Но оно заключалось не в том, чтобы хоть какое-нибудь общественное или около политическое течение считало меня своей в доску, а в том, чтобы говорить самой себе: «Это государство обманывает меня, значит, нет ничего страшного в том, чтобы обманывать его». Позиция индивидуалиста. Да.
Это появилось в самом начале 90-х, после того, как мое личное мнение на референдуме было, пардон, засунуто в задницу, и моя личная родина перестала быть моей Родиной. И самое паршивое, что я тогда этого не осознала, не было ощущения трагедии и грязного предательства, зато было чувство безысходности и растерянности. Ненадолго, потому что каждый день приносил новые впечатления молодости. Но это чувство никуда не делось, просто опустилось на другой, более глубокий уровень.
С тех пор я начала забывать некоторые события и даже людей, иногда только останавливаясь и обращаясь к самой себе со словами: «Остановись и запомни это мгновение! Так уже не будет». Под «так» понималось и хорошее, и плохое, и смерть друга, и поцелуй, но только через много лет я поняла, что такие моменты следовало бы фиксировать пером, а не только глазами.
Падения и взлеты чередовались, а прошлое оставалось за спиной, и даже не наносило ущерба характеру, принципам или взглядам, его словно бы и не существовало. Поиск истины был постоянен, но, к сожалению, он мало соотносится с поиском мудрости, отчего меня все время преследовало ощущение недоделанности, несовершенства, словно вот-вот, ухватишь строчку Изумрудной Скрижали, ведь ты так много истин уже для себя открыла. И все-таки истина странно исчезала вместе с самой главной мудростью мира.
Мне снилось два сна про Изумрудную Скрижаль, причем в те моменты, когда я чувствовала себя особенно счастливой и о Вселенной с ее законами не думала. В первом я была одна перед яркой зеленой стеной, во втором сне - плотно стоящее море людей до самого горизонта. И каждый раз был один и тот же человек, за рукой которого открывалась очередная строка. В первом сне я прочла: «Бывает Правда, и она отличается от правды», и это была ночь накануне страшной гибели моего мужа, правду о которой я узнала спустя 12 лет.
Второй сон принес новую истину: «Последнюю точку в каждой войне ставит Бог», он приснился, когда на мою Родину пришел огонь, и я до сих пор помню вселенский вздох людей, стоящих за моей спиной в этом удивительном видении.
Война многое изменила в моей жизни. От профессии, до привычек. Да и не могло быть иначе. Каждый из нас не только узнавал себя заново, но и жить стал иначе – понимая, что каждый день может стать последним. Я говорю «понимая», но это не значит, что хоть один из нас смирился с отсутствием будущего – даже смертельно больной хочет быть бессмертным.
Война отняла у меня самого близкого и дорогого человека, моего Ангела, мою прекрасную дочь Марию, и я не понимаю, почему меня это не убило. Наверное, потому, что я еще должна что-то сделать для этого мира, переступив через черную пылающую дыру в сердце.
А еще у меня война разбудила жгучий интерес к прошлому, к истории, которая раньше отбрасывалась на самые задворки любопытства. Причина тут проще не придумаешь - история может, если не утешить, то удовлетворить собственные духовные искания. Вот только сделать это может чужая история, а не твоя. Недаром люди, хорошо помнящие свое прошедшее, так печальны характерами.
А еще война показала, что такое избранное принуждение, т. е. делать то, что лично ты считаешь нужным. И в этом случае не страшно ошибаться.
Я не писала дневник даже в детстве. Мне казалось, что это делают для того, чтобы каяться или жаловаться, а я не любила делать ни то, ни другое. К тому же его могли найти, следовательно, в нем нельзя было писать самого сокровенного. В дневнике не стоило задавать глупые вопросы о смысле жизни, который никто из философов так и не сумел понять, и я до сих пор так и не могу решить, правильно ли я поступала, не записывая хотя бы часть событий из моей разноцветной жизни?
Но история не знает сослагательных наклонений, а значит, я свой выбор сделала уже давно.
Не помню, кто ввел понятие «человеческая многоэтажность», но я ее чувствую теперь. И в друзьях, и в близких, и в малознакомых людях, и даже в предателях. Мы заново обрели утраченное время, как будто нам его подарили и для самокопания тоже. Вот только рассупонивая мешок с собственным прошлым, есть риск отвернуться от будущего.
Наверное, это и есть настоящая свобода – не помнить о своем собственном прошлом? Не знаю. А потому задаю этот вопрос вам, мои дорогие читатели…
Одно я знаю точно. Господь объяснил мне всей моей жизнью первую Истину на Изумрудной Скрижали из моего сна: «Бывает Правда, и она отличается от правды». А значит, пришло время сбыться и второй истине: «Последнюю точку в каждой войне ставит Бог».