Та декабрьская ночь была не просто темной, а по-настоящему безграничной, бездонной. Океан тьмы пролился с небес и затопил землю, только кое-где мерцали тусклые фонари, как приманки глубоководных хищных рыб. Смутные белесые фигуры появлялись из ниоткуда и стекались в нежилой двор, образованный давно расселенными старыми домами.
Оглянувшись по сторонам, снеговики ныряли под кирпичную арку, увенчанную пухлым снежным фронтоном. На обшарпанной стене у входа во двор висела новенькая, вызывающе аккуратная табличка с надписью:
А темный двор был уже битком набит снеговиками. Они топтались, похрустывая всем телом, и тихо переговаривались между собой.
— Очередной сход объявляется открытым! — выступив в круг, тихо, но торжественно объявил Павел Морозович — грузный пожилой снеговик с близко посаженными глазками-угольками и обрезком сантехнического гофрированного шланга в центре круглого лика. Гофра свисала, как хобот, и голос Морозыча благодаря этому хоботу звучал трубно, солидно.
— Первый вопрос повестки нашего собрания, — продолжал председатель схода, — это произвол дворников...
Снеговики вдруг зашипели все разом, будто снежный пласт сошел в глубокий овраг. Однако Морозыч поднял руку в дырявой варежке, и шипение понемногу утихло.
— Спокойнее, товарищи, — сказал председатель снегового собрания. — Понимаю вас, накипело. Однако давайте по очереди. Начинай ты, что ли!
Морозыч указал варежкой на крупного, но небрежно слепленного снеговика без носа. Тот выступил в круг и заухал утробно:
— Дворники, значит... Совсем от них жизни не стало, правильно говорите! Которые прежние были, так то ничего, терпимо. С пониманием, значит. Это прежние-то, — выступающий нахмурился и потер рукой-веткой снежный лоб, оставляя на нем царапины. — Ну! А которые нынешние, так они совсем без понятия. Известное дело, азияты... Будто снег им навредил чем. Не вникают в естественный ход наших вещей, через это и лютуют...
— Понаехали! Гнать в шею таких дворников! Ага-га! Гу-гу-гу! — взволновалось снова собрание. Кто-то крикнул, мол, прежних дворников вернуть, которые понимали снег. И добавил крепкое словцо.
— Вообще-то здесь присутствуют дамы! — визгливенько напомнила о себе Снежана. Она была единственная снежная баба, приглашенная на сход снеговиков, и хотела привлекать внимание. Почтенное собрание притихло, как если бы морская волна схлынула с пологого песчаного берега. Но снежной бабе больше нечего было сказать.
— В общем, настрой понятен. Кто за то, чтобы вернуть прежних дворников? — воспользовался тишиной Морозыч.
Присутствующие дружно подняли вверх свои руки-крюки.
— Единогласно, — сдержанно протрубил в гофру Морозыч. — Я доведу наше мнение до кого следует. Теперь провентилируем вот какой вопрос... Мы каждую зиму на сходе снега говорим, товарищи, что нужно бы как-то продлить зимнее время года, что ли...
Председатель начал волноваться. Видно было, что сам размышлял над этим не раз.
— А и в самом деле, нехорошо выходит! Четверть года нам отвели. Что нам эта четверть? Только скатают тебя ребятишки, как весна накатит. Да, бывает, прихватим еще немного... Но это уже на птичьих правах, как будто украл у кого...
— Полгода бы, — загалдели вокруг, перебивая председателя. — А то и год! Целый год давайте, чего там!
— Правильно! — влезла бойкая Снежана. — Я предлагаю так, мужики: пусть один год нам, а следующий год всем остальным! По очереди чтобы, по справедливости!
— На такое ТАМ не согласятся, — покачал массивной головой Морозыч, указав в темное небо. — Это же вселенский порядок придется менять... Шутка ли.
— Так и что с того? — подбоченилась Снежана. — И поменять, да! И поменять!
— Поменя-а-ать! — снова загалдели вокруг.
— Тише, тише, — встревожился Морозыч. — Не шумите так, товарищи мои дорогие! А ну как услышат нас... Ведь этак мы и до оттепели докричимся, братцы! Довозмущаемся ведь!
Снеговики сразу примолкли: оттепели никто не хотел. Даже Снежана стушевалась, попятилась. Оттепель, это ж надо... Это ж и подумать-то страшно.
— Ну вот, — удовлетворенно молвил наконец председатель снегового собрания в ватной тишине. — Ну, стало быть, и хорошо. Обсудили, значит. Да-а... Что ж, расходиться будем. Или кто еще сказать желает? Ну?
— Да чего там говорить, всё ясно, — кто-то равнодушно отозвался из темноты. — Бывай, Павел Морозыч!
— И то верно, — тихо, раздумчиво прогудел Морозыч, глядя в удаляющиеся смутные спины. — Правда ваша, братцы. Всё понятно, конечно. Чего уж там...
Вскоре двор совершенно опустел. И только новехонькая табличка под аркой осталась висеть на прежнем месте, приобретая отныне еще и некий мемориальный смысл.
-----
Как всегда, буду рад вашим замечаниям, друзья. А вот некоторые другие мои рассказы и сказочки: