Дедушка Миша. На самом деле, он был отчимом моего отца. У папы с его сестрой была разница в возрасте 13 лет. Тогда получается, что папа стал его пасынком уже довольно-таки взрослым пацаном. В 19 лет отца моего призвали в армию - в 1939 году. Дальше, как вы понимаете, Финская война, бои под Москвой и всё по списку до Берлина. Демобилизовали в 1946 году. Это я к тому, что собственно сыном Михал Михалыча он пробыл недолго. А Деда Миша переживал, чтобы моя старшая сестра и я не знали, что он не родной нам дед. Это мне уже рассказывала бабушка - мама моей мамы, которая и сыграла в моей жизни самую что ни на есть главную роль.
Жили мы очень далеко друг от друга. Встречи были крайне редко. Были письма и открытки.
Папа умер рано, его мама следом. И деда Миша остался один. Жил он в Феодосии в 15 минутах ходьбы до моря. И как назло, ни один из старших внуков по окончании медицинских институтов не захотели распределиться в его город. Сына тётушки взяли анестезиологом в Склиф, а моя сестра уехала работать в Ленинск, город, обслуживавший Байконур.
Как её не соблазняли красотой и удобством жизни у моря и перспективой двухкомнатной квартиры, которая достанется ей, не уступила. Она хорошо знала особенности деда. Человек он был замечательный. О нём есть истории в музее установления Советской власти в западной Украине (теперь, скорее всего, нет). Закончил свою трудовую деятельность доцентом сельхозинститута.
Одна деталь о нём. Нам с сестрой писал письма он. Вначале от обоих с бабушкой Марией, потом от себя. Он не пропускал ни одного праздника или дня рождения. Даже в открытку, на которой половину места занимали адресные данные, он ухитрялся своим аккуратным убористым почерком приписать к поздравлению новости и советы, как надо расти и какими быть. А письма были вообще изумительными. Они были написаны по пунктам и подпунктам и под копирку. В каждом последующем письме он ссылался на пункт такой-то подпункт такой-то письма от такого-то числа. Жаль, что те письма не сохранились. Но я до сих пор храню несколько последних открыток и одно письмо. Переезжая, я сделала их фото вместе с другими важными для меня документами. На память.
Вторая деталь. Когда сестра ещё была незамужней, поехала к нему на море в отпуск. Наша мама попросила её съездить и ещё раз подумать о переезде к нему: человек стареет, живёт один; не важно, что все его навещают летом. Город хороший, квартира хорошая, дед зовёт. Дочь тётушки к тому времени уже училась в мединституте, но успела выйти замуж и ехать к деду не собиралась.
Приехала. Всё хорошо. Дед не нарадуется. К вечеру она собирается уходить. Куда? На свидание. С кем? Познакомилась с парнем. А что ты про него знаешь? Рассказала. А ты его паспорт видела? Зачем? А может он женат и у него двое детей? Дед, да я же просто погулять по набережной, съесть мороженое. Ничего лишнего и чересчур личного. Не ходи!
На прогулку она сходила. А работать вернулась на прежнее место.
А к деду Мише переехала жить племянница, дочь его родной сестры. Дина была разведённой.
Когда уже мне было 25, мы договорились, что приеду в отпуск. Сроки все оговорили. Дед перед этим поехал к моей тётушке в Москву на очередное плановое обследование. Лет ему уже было прилично - 82 года - не шутка. Но он всегда был бодрячком. Как только море прогревалось и первые смельчаки из местных начинали купаться, дедуля был среди них. Обязательные ежедневные прогулки круглый год в любую погоду. Правда, вскользь упоминал, что начал забывать, куда положил очки или книгу.
Эка невидаль! Я и сама разок искала очки два битых часа, а обнаружила в холодильнике, когда поиски прекратила.
Я уже купила билеты на самолёт. В те годы с билетами в летнее время была напряжёнка - покупать нужно было ровно за 30 дней до вылета! Кто не успел, тот опоздал! И выясняется, что дед задерживается в больнице, домой вернётся как только отпустят медики, но Диночка меня ждёт. Буду наслаждать отпуском и морем. Еду на три недели. Дед вернётся, и мы успеем с ним наговориться и нагуляться.
Дина в промежуток между отъездом деда и моим приездом успела покрасить полы в комнатах. Сама она работала в Коктбеле продавцом в киоске на побережье. Она уезжала очень рано, а возвращалась поздно. Я иногда, выспавшись, приезжала к ней, а потом мы вместе возвращались домой. Дня за четыре до возвращения деда рано утром выкрасили пол в кухне и коридоре и уехали жить в Коктебель. Дина сняла нам койки в доме на берегу.
Вернулись мы так, чтобы успеть встретить деда. Поезд прибывал во второй половине дня. Я принарядилась в ярко-розовую кофточку и пёструю цыганистую юбку. Распустила пышную от завивки длинную гриву волос. Словом встретила с поезда деда во всем своём великолепии. Он и сам расцвёл - экие красавицы и умницы у него внучки от сына!
И тут заходит речь о моём отъезде, есть ли у меня билет на самолёт, есть ли билет на автобус до аэропорта в Симферополе. На самолёт есть, конечно, - я девушка разумная. А на автобус - ой! а что надо заранее?
Надо! Обязательно! Вот завтра с утра мы с тобой этим и займёмся в первую очередь. Море подождёт! Как скажете, дедушка.
Сестра моя была с дедом на "ты". Они вживую в детстве чаще общались. А я осталась на "вы" - мне так удобнее.
Утром надела джинсы, голубую кофточку и затянула волосы в хвост. Думаю, в том, что произошло дальше это тоже сыграло свою роль.
Вышли на остановку. Ждали долго. Подъехал автобус переполненный. Может, лучше не толкаться, подождать следующий? Конечно. Спустя минут пять: а можно пройтись пешком, здесь идти минут 15-20. Ты как? Дойдешь? Ну, если вы дойдёте, то и я смогу. Я-то дойду!
Я хмыкаю, но не иронизирую. По пути нам попадается арык. Надо через него перешагнуть. Не успела я подхватить деда, как он уже подхватил меня под локоток и почти перенёс. Опять хмыкаю. Всё-таки дед у меня Джентльмен старой закваски: манеры, речь, предупредительность. Вон какой подтянутый, отглаженный, развлекает разговорами, комментируя здания и скверы вдоль маршрута. Я не особо подмечаю, где мы идём. Главное, что мы вместе - когда это ещё повторится и повторится ли.
Слово за слово мы подошли к автостанции - стеклянно-металлическому амбару, забитому толпой людей, непонятно как распределённой в несколько окошек.
И тут дед в очередной раз проявляет свою воспитанность.
- Деточка, ты посиди вот здесь в сторонке, а я постою в очереди и возьму билет.
Ну, дохмыкалась и домолчалась!
- Дедушка, давайте лучше я постою в очереди, а вы посидите в сторонке, - и отвожу его к стенке, где сидят люди просто на подоконнике окна во всю стену.
- Ладно, - соглашается дед.
Не знаю, сколько времени я простояла. Время в очереди тянется медленно. Жара неимоверная! Солнышко перегревает эту конструкцию до раскалённого состояния. Мы все - как сельди в бочке. Все рвутся поскорее отсюда к морю. Можно, конечно, плюнуть на всё это и поехать в Симферополь на такси. Но дед такое расточительство не поймёт. Он за разумное рачительное отношение к деньгам. Тем более, что деньги за билет в один конец он мне вручил (это было не мало - 75 советских рублей в 1981 году!). Но тогда будет выглядеть, что я не ценю его помощь и разбрасываюсь на такси как бы его деньгами.
Стою дальше. И в какой-то момент слышу за моей спиной разговор о том кто за кем стоит. Знакомый голос. Оборачиваюсь. Мой дед смотрит на меня и говорит: "Девушка! Я запамятовал - вы за мной стоите в очереди или я за вами?"
Вмиг до меня доходит - вот они забытые очки и книга! Если сейчас произнесу вслух, что это я - ваша внучка, могут послышаться смешки от окружающих, стоим-то в толпе разных людей. Кто знает, какая реакция последует. Что же сказать так, чтобы он вернулся из этого состояния и не обиделся на меня? Ни одной нормальной мысли в голове. Носятся как угорелые, ни одной дельной! Я неприлично взмокла! Просто слегка слегка касаюсь его предплечья, приближаюсь к его лицу и усталым голосом говорю: "Дедушка, вы ещё немножко там посидите. Очередь уже приближается. Я сейчас возьму билет, и мы пойдём домой".
Глядя ему в глаза, я увидела момент его возвращения. Он моргнул, чуть опустил плечи и тихо проговорил: Да, Оксаночка, Я лучше посижу."
Пока я не взяла билет, всё оборачивалась, как он там. И вдруг подумала о том, что я не помню адрес дома! Ой, я ведь не писала письма еженедельно. Это не номер телефона тех, кому часто звонишь, и потому можешь назвать хоть спросонок. Что я буду делать, если он уйдёт? Дорогу сюда не запоминала. Ни одного ориентира! Я даже не запомнила номер автобуса, на котором мы собирались ехать. Звонить в Алма-Ату маме? Чтобы она шла ко мне на квартиру, смотрела в коробочке нашу с ним переписку? Это ж я к ночи только узнаю, куда мне идти!
Подошла я к своему дедушке Мише с билетом, и мы пошли домой. При этом он опять спросил не тяжело ли мне будет, если мы пройдёмся пешком. Мы шли в том же порядке - на перекрёстках он поддерживал меня под руку, следил, чтобы я не споткнулась на каблуках, спрашивал, не утомилась ли я. Но след остался. Я видела, что он осознаёт происшедшее и переживает.
А я думала, как это больно и обидно. Мой замечательный энергичный умный заботливый дед! Участник коллективизации. Поддерживал бабушку Марию и её старшего брата (хирурга) в оказании медицинской помощи пар*т*и*занам в отечественную. Потом бабушкиного брата кое-кто предал, а бабушке с дедом и дочерью, нашлись люди, помогли уехать в Алма-Ату.
Его память угасает, и он осознаёт это. И ничем существенно помочь нельзя. Вся тётушкина семья - медики, практически всю жизнь в Москве. Если бы что-то можно было сделать, уже давно бы сделали.
В конце того года тётя уговорила деда Мишу переехать к ним. Дальше я уж переписывалась и перезванивалась уже только с ней.
