Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке (Иоганна Доротея, рожденная Гротгус) о повсеместной суровости зимы и о турецкой войне
31 марта 1770 г.
Милостивая государыня, я только что получила ваше письмо от 23-го марта, в котором вы очень жалуетесь на суровость весны. Я думала, что такая погода бывает только у нас; вы увидите: скажут, что климат России сопровождает наш флот; мне пишут из Италии, что там зима такая холодная, какой не было уже пятнадцать лет.
Будьте уверены, милостивая государыня, что я очень чувствительна ко всем изъявлениям дружбы с вашей стороны и к участию, какое вам угодно принимать в успехах обеих кампаний, летней и зимней.
Несмотря на все это, Мустафа не хочет и слышать о мире (здесь русско-турецкая война 1768-1774); тем хуже для него: бедняжка, обманутый в своих надеждах, достоин сожаления. Прошу вас, милостивая государыня, верить неизменности моих чувств, которые давно вам известны.
Екатерина
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о дне своего рождения, об иностранных принцах, о камне для пьедестала к статуе Петра Великого
21 мая 1770 г.
Пожелания, которые вам угодно было высказать мне по случаю дня моего рождения, служат для меня новым доказательством вашей дружбы; вот уже мне сорок один год, однако ж, мне кажется, что не слишком много тому лет, как я была в Гамбурге и как со мной обращались как с ребенком.
Я очень рада, что вы довольны наказом, данным мною для составления нового уложения, но оно все-таки еще не готово. Я надеюсь, что в том и другом не будет ничего, чем бы честный человек мог быть недоволен.
Не забудьте, пожалуйста, что вы обещали мне описание принца Карла Шведского (?): он из всего своего семейства наиболее уважаем и любим; я прошу вас сдержать свое слово. Сын принца епископа любезен ли? Он отправляется путешествовать.
Два сына принца Георга (Георг III?) будут очень милы: их чрезвычайно хвалят, и особенно в них нет того воинского духа, от которого многие, им подобные, одичали. Большой камень, о котором пишете вы, послужит пьедесталом для конной статуи Петра Великого; он очень громаден.
Не стоит труда обтесывать и полировать всякие булыжники; но так как нашлись люди, которые сочли нужным произвести эту работу над обломками этого камня, то не удивительно, что ювелиры, по своему расчету, находят выгодным говорить, что это драгоценные камни; но я вам скажу на ушко, что, по моему мнению, это простые шлифованные булыжники, местами довольно красивого цвета; для доказательства посылаю вам из них безделушку, которая нисколько не противоречит тому, что я вам рассказываю.
Прощайте, милостивая государыня, будьте здоровы и верьте в продолжение моих известны х вам чувств.
Екатерина
(адрес рукою Императрицы: A madame de Bielke á Hambourg)
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о финляндских каменоломнях и петербургских постройках и пр.
13 июля 1770 г.
Милостивая государыня, Я очень рада, что камень, который я вам послала, вам нравится, и особенно, что он доставил вам удовольствие. Эта драгоценность из Финляндии, в которой два года тому назад начали открывать каменоломни самого лучшего мрамора всевозможных цветов; его постоянно станут употреблять на строения, как снаружи, так и внутри.
Август говорил, что он нашел Рим построенным из кирпича, а оставил его построенным из мрамора; я же скажу, что я нашла Петербург почти деревянным, и оставлю в нем здания, украшенные мрамором.
Ибо, несмотря на войну и вельхов (шуточное название, которым Вольтер, а по примеру его и Екатерина II называли французов, державших, по политике Шуазеля, сторону Турции в войне ее с Россией), мы строимся.
Пленный турок на днях говорил фельдмаршалу князю Голицыну (Александр Михайлович): Вы должны для блага обеих империй отослать кого-нибудь из нас домой, чтобы он мог сказать, что в Петербурге строятся, веселятся и не чувствуют войны; так как у нас все в беспорядке, то думают, что и у вас тоже, а я вижу совершенно противное.
Эти слова ясно показывают, что здравый смысл достояние всех стран; дай Бог, чтобы страсти ему покорялись. Знаете ли вы, милостивая государыня, что небрежные манеры сына принца-епископа, рассеянный вид, желание показать, что все ему наскучило, мне совсем не нравятся.
Все это может основываться на большом честолюбии и быть очень неуместным, и если в нем есть эта страсть, то родительский дом его погубит, и любовь матери не приведет его ни к чему.
Нет, милостивая государыня, я не могу надивиться кожаным панталонам, ботфортам и куртке; эта одежда почтальона, признаюсь вам, очень легка, но слишком мало покрывает наготу для дамы (речь идет о молодой датской королеве Каролине Матильде Великобританской, которой страсть к верховой езде в таком костюме была описана в письме г-жи Бьельке от 6-го июля).
Дай Бог, чтоб ум у нее не был такого хаотического семейства, как у ее матери (здесь Августа Саксен-Готская, троюродная сестра Екатерины II). Происки никогда не должны быть принадлежностью царей и цариц (здесь из-за душевного заболевания Кристиана все правительственные решения принимались его советниками. Они менялись по мере того, кто выигрывал борьбу за близость к престолу).
Они не могут быть главой одной части своих подданных, не отказавшись от господства над другой; и так эта роль не может к ним идти. Прощайте, милостивая государыня, будьте здоровы; сохраните мне вашу дружбу и не сомневайтесь в моей.
Екатерина
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о турецких делах и французском посланнике в Константинополе и пр.
13 сентября 1770 г.
Милостивая государыня, если бы мои успехи на суше и на море молодили вас в самом деле, то они доставляли бы мне новое удовольствие. Не находите ли вы, что Мустафу отделывают со всех сторон? Неудивительно, что он не в духе. До сих пор он еще слушает вельхов (французов), но его народ, напротив, ненавидит их.
Французский посланник уже не раз был в опасности быть убитым, и не миновал ударов плетью (летом 1768 г. Шуазель отозвал из Константинополя графа де Верженна, которого он подозревал за его переписку, а на его место назначил Гиньяра, гр. де Сен-При). Его превосходительство, однако ж, не проронил об этом ни слова; он советовал молчать господину Броньяру, венскому интернунцию, который умер от побоев, получениях им при выносе знамени Магометова (Броньяр умер 22 января 1769 года, на его место назначен был известный Тугут).
Вероятно, посланник не захотел поступить непоследовательно; он сам полагал, что турки не способны понимать международного права цивилизованных стран; итак он терпеливо лечил свою спину; чего не сделаешь для своих друзей!
Ужасы в Дании, о которых вы мне рассказываете, поистине превосходят в некотором смысле поступки Мустафы и французского посланника. Хотелось бы отвратить взоры от предметов столь неприятных. Когда молодые люди делают глупости, то в этом нет ничего необыкновенного; но когда повсюду встречаются следы дурного сердца, тогда легко рождается общественное негодование.
Признаюсь вам, я очень огорчена этим. Особенно я не люблю Эмилевского воспитания (Руссо в 1762 году издал свой философский роман о воспитании: "Эмиль" (Emile)); в наше доброе старое время думали иначе, а так как между нами есть однако ж удавшиеся люди, то я и держусь этого результата и никогда не подвергну дорогих отпрысков сомнительным и недоказанным опытам.
Принц Генрих Прусский (здесь младший брат Фридриха II Великого) приедет сюда через две или три недели. Его с таким почетом принимают в Швеции, что случится одно из двух: или его там утомят празднествами, или он здесь будет скучать. Милостивая государыня, смело изобличайте во лжи тех, которые говорят вам, что после мира я отправлюсь в Гольштейн; мне нигде не может быть так хорошо как в России.
Итак, я остаюсь здесь, но может быть я предприму путешествие в некоторые области этой империи после заключена мира; вот почему думают, что я поеду на край света, и ошибаются на счет места, куда я отправлюсь.
Прощайте, милостивая государыня. Будьте уверены, что я принимаю нежное участие в вашем здоровье, и продолжайте иметь ко мне то расположение, которое вы оказываете мне при всяком случае.
Екатерина.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о делах при датском дворе и о приезде в Петербург принца Генриха
8 октября 1770 г.
Милостивая государыня, чтобы несколько развеселить вас и отвлечь от грустных картин, которыми наполни теперь датский двор, с тех пор как необузданность графа Ранцау (здесь Иоганн Фридрих Струэнзе, любовник королевы Каролины Матильды) подала повод к удалению людей заслуженных и искусных министров, во главе которых конечно стоит достойный граф Бернсторф (другие с трудом отыскивают подобных ему людей, этот король-дитя (Кристиан VII) отставляет их, но тем хуже для него: возвратимся к тому, что я хотела вам сказать), - неделю тому назад сюда прибыл принц Генрих прусский.
Он попросил позволения не стесняться, это и нам по душе. Он любит беседу, а я болтовню. Мне кажется, что ему не совсем не нравится здесь. Этого я и желаю. Нужно ему отдать справедливость, этот герой нисколько не роняет своей громкой репутации; независимо от своего рождения, он человек высокого достоинства. Если б он был королем датским, он не присылал бы молокососов для личных объяснений со мною.
Это письмо вас рассмешит; но не удивляйтесь: сравнение, возникшее из случайного стечения обстоятельств, так поразительно, что я не могла смолчать об этом. Если граф Ранцау изменит систему, как вы мне сообщаете, то он сделает образцовую глупость, и мы увидим, кто больше будет кусать себе пальцы.
Прошу вас, милостивая государыня, продолжайте писать мне и сохраните мне вашу дружбу, которой, как вы знаете, я дорожу.
Екатерина.
Вам вероятно известно, что крепость Бендеры взята.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о лицах и делах при датском дворе, о принце Генрихе прусском и о взятии Браилова
В С.-Петербурге, 26 ноября старого стиля 1770 г.
Милостивая государыня, граф Бернсторф один из тех людей, которых я наиболее уважаю; его уважение для меня лестно. Я была истинно огорчена его опалой; его труды и заслуги давали ему право на лучшую долю.
Я все боюсь, чтобы принц Генрих не соскучился здесь; он оказывает мне столько же внимания, сколько и дружбы; его заслуги так известны, что и не стану вам говорить о них. Он отправляется на десять дней в Москву, чтобы взглянуть на этот обширный город, который имеет некоторое сходство с Испаганью.
Всеми ребячествами датского Двора Их Величества навсегда испортят свою репутацию. Мне кажется, что с этим бедным королевским принцем обращаются как с приемышем; я лучше воспитываю у себя двух маленьких негров, которые пользуются полной свободой и сделались в высшей степени оригиналами.
Г. Остен, я думаю, настолько умен, что не поддастся всем затеям графа Ранцау; он имеет возможность знать меня, и если, в самом деле, обладает этим знанием, то должен понимать, что нельзя заслужить мое доверие, ведя интриги против тех, кому я доставила место, но сумасшедшие, молокососы и дети могут судить о других по себе и жестоко обманываться.
Это в порядке вещей; но если г. Остен не потерял в Неаполе здравого смысла, то я должна предполагать, что он не решится на подобные странности; а если решится, то я ручаюсь, что он не успеет и приобретет только репутацию интригана, который напрасно хлопотал.
Я ответила датскому королю по своим понятиям и по своей совести; он поступит, как знает. Слухи об отсылке дофины, я думаю, преждевременны; но все остальное может быть правда. Сейчас я получила важное известие о взятии Браилова, который турки оставили про появлении моих войск 10-го ч. сего месяца.
Когда вы представите ваши прошения, прошу вас известить меня об этом, чтобы я к ним присоединила свои для подкрепления их. Прощайте, милостивая государыня, любите меня всегда и будьте уверены в продолжении моих известных к вам чувств.
Е.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о положении дел при датском дворе и о подробностях праздника, данного в Петербурге принцу Прусскому
11 декабря 1770 г.
Милостивая государыня, я только что получила ваше письмо от 4-го декабря нового стиля. Меня нисколько не удивляет более все то, что происходит в Копенгагене. Я знала уже, что г. Шеффер не был доволен пребыванием шведских принцев при датском дворе. Если хвастают там, что громко говорят про меня, то это так говорят только у них, потому что на самом деле там приняли со мною очень приторный тон. Все это жалкий ряд ребячеств.
Так как описание праздника, который я давала принцу Генриху прусскому в Царском Селе, доставило вам удовольствие, то надо мне рассказать вам и о празднике, данном ему мною здесь, в городе.
На 28-е ноября был объявлен придворный маскарад; было роздано 5000 билетов, и по этим билетам явилось три тысячи шестьсот лиц. Двадцать одна комната были переполнены; танцевали в большой галерее и в зале.
Пред ужином услышали трубный звук, за которым последовало прибытие Аполлона с четырьмя временами года и двенадцатью месяцами: это были дети от 9-ти до 10-ти лет высшего дворянства в империи, привезенные из двух воспитательных заведений, мною учреждённых, именно, из института девиц н кадетского корпуса.
Аполлон обратился ко мне с речью, приглашая меня к ужину в залу, украшенную, как он говорил, временами года; потом он приказал временам года и месяцам раздать свои дары; тогда времена года и месяцы стали говорить коротенькие приветствия некоторым лицам и поднесли им небольшие подарки. После этого они раздали двенадцати лицам, которые должны были угощать посетителей за двенадцатью столами, билеты для гостей; за каждым столом было только по 10-ти человек.
Потом пошли ужинать, когда подошли к зале, двери отворились, и глазам представилась комната, в которой было подлинно что-то волшебное. Она имела форму овала в 19 саженей (40,5 м) длины; кругом в двенадцати нишах стояло по накрытому столу; каждая ниша представляла один из месяцев, а вся зала четыре времени года; она была освещена более чем двумя тысячами свечей; вверху над нишами шла широкая галерея, где находились четыре оркестра и множество масок.
По знаку Аполлона вышли из нишей те, которые должны были служить при столах; когда заняли места, четыре времени года составили балет; затем явилась Диана со своими нимфам, к которым присоединился сам Аполлон. По окончании балета, Аполлон объявил, что он удалится для приготовления нового празднества и что между тем собранию будет предложена симфония; тогда началась перемешанная хорами музыка, которая всем очень понравилась.
Перед концом ужина Аполлон пригласил собрание в соседнюю комнату, где был устроен небольшой театр, и дети представили комедию Оракул, причём игра сменялась балетом. Было уже за полночь, когда комедия кончилась; однако все собрание нашло, что разнообразные зрелища, продолжавшиеся более четырех часов, были слишком коротки; с досады начали танцевать и проплясали до 5-ти часов утра.
Так кончился этот маскарад, которым все казались очень довольны; прилагаю вам при сем речи Аполлона и его свиты; конечно, в них много детского, но между ними есть такие, где нет недостатка ни в уме, ни в замысловатости.
Вы скажете, что ребячествами нельзя забавлять героев и что этот праздник был для забавы принца прусского; но знайте, что он наслаждался им и что перед принцем прусским ничто не пропадает; вот почему я довольна моим праздником, и если вы также одобрите его, то я буду совершенно довольна. Прощайте, милостивая государыня, любите меня.
Екатерина.
Чтобы лучше дать вам понятие о месте, где происходил этот праздник, нужно вам сказать, что покойная Императрица Елизавета начала строить здесь в Зимнем дворце большую залу в 30 сажен длины, которая еще долго не будет кончена; я велела в этой каменной зале устроить деревянную, которой приблизительно вот рисунок; сзади нишей было место для столовой прислуги, а в нишах потаенные двери.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о датском короле и его царствовании; о Прусском принце Генрихе
25 декабря 1770 г.
Милостивая государыня, при виде постоянных смут, происходящих в Дании, можно бы подумать, что эта страна кишит людьми, способными занимать высокие посты; там беспрестанно переменяют и перемещают, сажают и увольняют с такой же легкостью, с какой королева переменяет юбки, если она еще носит их.
Мне бы хотелось, чтобы поскорее сделали Ранцау великим визирем датским, если он причиной всего зла, которое там происходит, потому что тогда с ним непременно случится то, что обыкновенно случается с визирями через несколько времени; визири льстивы так же как и он; они изобретают все нелепые титла, который употребляют султаны; этот уверяет своего государя, что ему удивляется вся Европа.
Молокосос (молодой датчанин В., присланный курьером к Екатерине II) вероятно сказал правду, и вот причина его несчастья; нынче нехорошо жить в датской Турции; его датское величество не похож на меня; что бы ни говорили ему, стоит только прочесть мою инструкцию для уложения, чтобы убедиться, что мы расходимся в принципах.
Чем более помощников королева дает Струэнзе, тем более можно надеяться, что она к нему охладеет; итак помощники нисколько не вредны в эту минуту; во всякое другое время они были бы излишними; это и оргии короля приводят в ужас, и вот молодые люди, которые заслуживали бы исправительного наказания. Эта страна очень несчастна; были страны, которые делались несчастными постепенно: эта страна погибает вдруг, если уже и не погибла. Один милосердый Бог может спасти ее.
Принц Генрих отправился десять дней тому назад в Москву; мы сегодня ждем его возвращения; по-видимому, ему довольно нравится здесь.
Прощайте, милостивая государыня, сохраняйте мне вашу дружбу и будьте уверены, что я очень ценю ее.
Екатерина.
Собственноручное письмо Екатерины II к г-же Бьельке о датском короле и его царствовании; о Прусском принце Генрихе
4 января 1771 г.
Милостивая государыня, человек, уволенный своим господином, не обязан ему более отчетом; король датский, кажется, не знает этого справедливого правила, так как он осмеливается посылать с запросом к графу Бернсторфу, которому он сам дал отставку, и он более не в праве требовать от него отчета о прошедшем.
Это царствование начинает страшно походить на царствование Петра III. Желаю, хотя и не надеюсь, чтобы оно кончилось благополучно. Я думаю, что г. Остен ограничится одним своим ведомством и будет вмешиваться в остальные только тогда, когда будет уверен в успехе.
Будущность этой страны представляется далеко не в приятной перспективе: этот наследный принц сделается маленьким дикарем, тщедушным н молчаливым, если будут и впредь так воспитывать его, как теперь. С нетерпением жду обещанного вами описания шведских принцев; старший настоящий вельх (француз в дурном значении).
Дяде их, кажется, довольно нравится здесь; я на веку своём не видала человека, который бы мыслил так согласно со мною; мы часто хотим заговорить в одно время, и оказывается, что оба сбирались сказать одно и то же. Вот, может быть, почему он приятно проводит время со мною; признаюсь вам, что никакой другой принц не мог своим посещением доставить мне такое удовольствие: с ним ничто не пропадает, и в самом деле он очень достоин уважения: у него нрав веселый, характер честный н человеколюбивый, ум образованный и блестящий, словом, это герой, который оказывает мне много приязни.
Прощайте, милостивая государыня, извините несвязность этого письма; три раза мне мешали, пока я писала его. Верьте моей дружбе и не сомневайтесь, что я очень ценю ваше ко мне расположение. Екатерина