Глава 1
Подобно резкому запаху слишком щедро нанесенного парфюма, огорчение Зарины проникло в мою комнату раньше ее. Я никогда не видела, чтобы моя старшая сестра выходила за рамки суровости и уравновешенности, которые она отточила до совершенства и которым я всегда завидовала. Но по мере того, как она приближалась, маска невозмутимости сползала с ее лица. К тому времени, когда Зарина поравнялась со мной, ее самообладание совсем иссякло.
Шлепанье подошв ее сандалий по каменному полу было единственным звуком в устрашающе пустом Доме Солнца. Все слуги покинули свои посты, чтобы посмотреть, как Нур займет законное место на вершине храма своей матери.
Плиссированное золотое платье Зарины было сшито в тон церемониальному килту отца. Ее волосы были гладко зачесаны и завязаны на затылке. На шее Зарины сверкало богато украшенное красное, в оттенках засохшей и свежей крови, ожерелье, которое ниспадало на выпуклости ее грудей.
Ее оскорбленный вид заставил меня задуматься — чувствовала ли она себя, будто ее ударили ножом в спину, или все же полагала, что Нур вонзила кинжал прямо ей в сердце.
В любом случае, у меня не было времени разбираться в причинах ее гнева. Я собиралась уйти до того, как Нур успеет приказать кому-нибудь заставить меня остаться. Кому-нибудь... или одной конкретной дворняге. Я не хотела снова оказаться запертой в комнате. Я исчезну прежде, чем они об этом узнают, и на этот раз я не оставлю следов, которые мог бы учуять Берон.
Я проигнорировала старшую сестру и продолжила рыться в своих вещах, вытаскивая самое необходимое и то, что можно было продать. Я сложила несколько золотых украшений на кровать, затем повернулась, чтобы взять остальные из комода, который как раз и был предназначен для хранения моих ярких безделушек. Подставка на нем, где обычно красовался мой ореол, была пуста. Я оставила этот знак отличия, как и свое прошлое, в Люмине. Хотя менять свою жизнь было страшно, я понимала, что приняла правильное решение.
Я доверилась своей младшей сестре — которая, честно говоря, никогда не должна была давать мне второй шанс — и восстала вместе с ней против нашего, деспотичного отца. Правосудие было долгожданным, хотя и пугающим.
Теперь отец мертв. Я задумалась, унесли ли жрецы его тело в песок, где сгниет каждый дюйм его плоти. Где он никогда не достигнет загробной жизни, а пустыня и падальщики будут поедать его труп, пока не останутся одни кости. Я улыбнулась. В конце концов, песок заберет даже их.
— Предательница, — процедила Зарина сквозь зубы, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Резкие нотки в ее голосе заставили меня замереть. Старшая сестра сжала кулаки.
Я прищурилась. Она пришла сюда, чтобы драться? Медленно и осторожно я сообщила ей:
— Несправедливо называть меня так.
— Нур не наследница Сол, — сказала Зарина так решительно, что я задумалась, как она вообще может в подобное верить.
— Ты же видела ее. Значит, понимаешь, что именно ей предназначено было стать новым Атоном. На вершине храма свет Сол сочился из Нур. Не было никаких сомнений в том, что она дочь богини солнца.
Ни кожа, ни даже сама душа предыдущих Атонов не светились. К тому же у Нур была золотая солнечная корона, освещающая ее лоб еще долго, после того как она убила нашего отца. Я могла видеть ее издалека, когда убегала.
Когда она обрела свои силы, наследство Сол иногда просачивалось в ее глаза, заставляя их светиться теплым золотистым светом. Но Зарина не отправилась с нами в сумеречные земли, и в Люмину тоже. Она не видела, как Нур превращалась в ту, кем ей было предназначено стать.
Однако Зарина видела некоторые вещи задолго до того, как Нур преобразилась. Наша младшая сестра была одарена солнечными бриллиантами, такими горячими, что только она могла носить их, — опять же, из-за своего происхождения. Из-за ее матери — богини солнца и золота.
Наш отец с самого рождения внушал Зарине, что доверять можно только ему. Возможно, из-за его ядовитых поучений она усомнилась в собственной сознательности. Он все время обещал Зарине, что именно она сменит его на посту Атона. Он сказал, что Сол прислушается, когда он порекомендует свою старшую дочь. Что он обойдет меня и Нур стороной.
Он солгал.
Он с самого начала знал, кем была Нур.
И, как и любая другая ложь, которую он произносил, эта привела к боли и страданиям. На этот раз переживания свалились на мою старшую сестру, которой были непривычны такие чувства. Отец не нянчился с ней. Он ясно дал понять, какой ей следует стать, если она действительно хочет получить его рекомендации. В результате Зарина боролась, менялась и втискивала себя в рамки, которые он обозначил. Она избавлялась от тех частей себя, которые отец посчитал ненужными, чтобы заслужить его благосклонность, его похвалу и фальшивую доброту.
Разве все мы, его дочери, не делали то же самое тысячу раз?
Зарина обвиняюще указала на меня дрожащим пальцем.
— Отец рассказал мне, что вы сделали. Я не могу этого допустить. Я не могу позволить ей стать Атоном и украсть королевство.
Я склонила голову набок.
— Это королевство никогда не было твоим. — По правде говоря, оно и отцу-то никогда не принадлежало. Он только присматривал за ним, пока Нур не достигла совершеннолетия и ее тело не стало достаточно зрелым, чтобы вместить силу, доставшуюся ей от матери. — Отец был лжецом. Манипулятором. Не знаю, что он тебе сказал, но будь уверена, это неправда.
Довольно длительное время Зарина, казалось, молча взвешивала мои слова.
— Он сказал, что в Люмине вы не только убедили Люмоса помочь вам, но и заключили сделку с кем-то более страшным. С самим Анубисом. — Она прошипела «с», растягивая это имя, пока оно не превратилось в шепот. Она сделала шаг вперед, как будто мы делились друг с другом секретами. Теперь Зарина была так близко, что ей не составило труда наклониться и прижаться губами к моему уху. — Он сказал, что вы освободили его из подземной тюрьмы. Это его мы видели на ступенях храма, верно? Можешь сказать мне правду, Ситали. Тебе не нужно бояться ее или Анубиса.
По моей спине пробежала дрожь. Я толкнула Зарину в плечо, отчего та слегка отодвинулась.
— Не произноси его имени в Доме Солнца. Даже не говори о нем в этом королевстве!
Никто не произносил имя изгнанного бога мертвых без последствий. Когда Скульптор запечатал его в огненной тюрьме под землей, чтобы наказать за попытку убить Люмоса и Сол, было запрещено даже упоминать его имя. История Анубиса служила предупреждением для всех нас; быть осторожным с любой темной магией, которая может вырваться из глубин и извергнуться, как лава, на сушу. Если кто-то осмелится ее использовать, то его постигнет та же учесть.
Любой, кто имел дело с изгнанным богом, навлекал проклятие на себя и свою семью.
— Темный бог способен сделать что угодно с помощью своей магии. Он запросто мог помочь Нур выглядеть как наследница Сол. Он создает иллюзии, подобные песчаным бурям, — усмехнулась Зарина.
Она должна перестать говорить о нем. Я сделала глубокий вдох, надеясь, что старшая сестра поймет мой намек или хотя бы переведет разговор в более безопасное русло.
— Отец отчаянно пытался уцепиться за власть, Зарина. Он бы отрезал себе руки, лишь бы не дать Нур стать новым Атоном. Он солгал, пытаясь настроить тебя против всего, что сам ненавидел, — Сол и Нур.
Зарина махнула рукой в направлении храма.
— Тогда объясни появление шакала на крыше храма.
Этот разговор становился невыносимым.
— Это был не шакал, сестра, а Волк. Он — что-то вроде нашей великой Сфинкс в Люмине.
Она покачала головой.
— Отец сказал, что во тьме лунного королевства ты искала способ отобрать у него власть. Он предупреждал, что ты вернешься совсем другой. Очевидно, что темный бог исказил твой разум.
— Ты забыла, как отец прикрылся тобой, чтобы защитить себя? Или как он пытался убежать, оставив тебя одну стоять на вершине храма? — Я сплюнула. — Отец оставался трусом до последнего вздоха. Он — лжец и убийца. И ты это знаешь. Как ты можешь доверять его слову после всего, что случилось?
В глазах Зарины появился расчетливый блеск.
— Что сделала Нур в Люмине, чтобы так измениться, когда здесь, в Гелиосе, — королевстве солнца и самой Сол — ничего не поменялось?
— Нур просто достигла совершеннолетия, — устало объяснила я. — И если ты постараешься вспомнить, признаки ее перевоплощения появились еще задолго до этого. Подумай о солнечных бриллиантах, что она носит, Зарина.
Моя сестра просто покачала головой и невесело рассмеялась. Она откинула волосы назад, старательно приглаживая пряди. Обычно она делала так, когда не желала никого слушать.
— Даже Сфинкс сказала отцу, что Сол выберет своего наследника только когда Нур достигнет совершеннолетия. Зарина, богиня, просто ждала Нур. Наша сестра не сделала ничего необычного в Лю-мине, кроме разве что поисков короны лунного света. Хотя вскоре она обнаружила, кем является на самом деле, и реликвия Люмина стала ей не нужна. Она — наследница Сол.
Элегантная фигура Зарины выпрямилась.
— Когда-то я думала, что ты останешься со мной несмотря ни на что.
— Я не пытаюсь противостоять тебе, но я знаю правду и не смею идти против воли Сол. Отныне.
Взгляд Зарины остановился на небольшой кучке вещей, скопившихся на моей кровати.
— Ты уходишь? Если Нур такая замечательная и рассудительная, почему ты чувствуешь необходимость бежать из собственного дома?
— У меня нет причин оставаться.
Дом Волков. Автор Кейси Л. Бонд.
Книга доступна к предзаказу на сайте. Напоминаем: предзаказ — это ваша заявка на новинку, поступление которой ожидается в ближайшее время на склад издательства. Оплачивая предзаказ, вы фиксируете цену на момент его оформления – для вас она останется неизменна.
112 просмотров·4 поделились
Реннвинд. Поцелуй ночи. Читаем фрагмент
BOOK24 книжный магазин ЭКСМО-АСТ·31 мар 2022
Пролог
Иногда сны сбываются. Иногда сны больше, чем просто сны.
Любовь и страх — два самых сильных чувства во Вселенной. Мощные энергии, руководящие всем на свете. По сути все подчинено только им.
Любовь — величайшая из пыток. Теперь я знаю об этом. Постичь ее, познать всю глубину дано не каждому. И не сразу. Любовь будет кромсать на части, истязать, точить, как вода камень — годами, пока не разрушит окончательно.
А страх... Страх — это то, что я испытываю сейчас, глядя на поверженного у моих ног. Глядя на того, кого люблю.
Увы, теперь мне известно, что такое вырвать сердце из груди — в прямом смысле.
Дрожащими руками я касаюсь зияющей раны на его теле и понимаю: это конец. Несмотря на очевидность случившегося, все же наклоняюсь в надежде услышать его дыхание. Тишина. Мои щеки обжигают горячие слезы.
— Когда-нибудь ты простишь, — шепчу я. — Я не могла поступить по-другому. Когда-нибудь ты меня простишь.
Реннвинд. Поцелуй ночи. Читаем фрагмент, изображение №1
ЧАСТЬ I. REGNVIND. Те, кто пропал, уже не возвращаются
Глава 1
— Трасса самоубийц, — поясняет водитель, когда все пассажиры приникают к окнам. — Так ее называют.
Узкая горная дорога петляет, и в свете полной луны мы наблюдаем, как дрожит пламя сотен свечей, хаотично расставленных на земле среди букетов цветов. По салону автобуса проносится шепот. Зрелище шокирует меня не меньше, чем остальных, но я спешу отстраниться от холодного стекла и закрыть глаза.
Сколько же людей здесь погибло по собственной глупости, неосторожности и по велению злого рока? Десятки? А может, сотни — судя по количеству зажженных огоньков?
Дорога убаюкивает, но у меня не получается уснуть. Ничего удивительного — у меня очередное обострение расстройства сна.
Обычно тетя Ингрид быстро приводит меня в форму своими снадобьями, но сейчас ее рядом нет. Если говорить правду и называть вещи своими именами, стоит признаться: я сбежала. А если уж быть честной до конца, то никакая она мне не тетя. Но сути дела это не меняет: Ингрид Свенссон — единственный близкий мне человек и мой официальный опекун.
Так что да: я поступила с ней не лучшим образом, сбежав из дома, но это ради ее же блага. По крайней мере, так я утешаю себя.
Объясню, что к чему.
Ингрид — лучшая подруга моей мамы Карин, которая умерла во время моего появления на свет. Она могла сдать меня в приют или бросить на произвол судьбы, но поступила иначе. Все эти годы она воспитывала меня как собственную дочь: с момента рождения и до сегодняшнего дня, то есть почти восемнадцать лет.
Ингрид заботилась обо мне, дала мне прекрасное воспитание и неплохое образование, она посвятила всю себя мне и по этой причине не обзавелась собственной семьей и до сих пор не устроила личную жизнь.
Тетя любила меня, но я острее, чем когда-либо, чувствовала, что обременяю ее. За ней ходили толпы ухажеров, но она отвергала их одного за другим и в этом крылась моя вина. Красивая и веселая тридцатишестилетняя женщина должна была вспомнить, что воспитывать чужого ребенка не единственное ее предназначение. Пришло время ей подумать, наконец, о себе. Поэтому я ушла.
А еще потому, что в один прекрасный день узнала, что у меня есть бабушка. Вернее, была. Все это время она жила в Реннвинде.
Мне стало известно об этом, когда нам по почте пришли бумаги: сообщение о смерти и документы на ее дом. Мы с Ингрид долго спорили, что делать с наследством, но так и не пришли к общему решению. И как только тетя снова уехала собирать дикорастущие растения, я раскопала в сети информацию о Реннвинде, собрала чемодан, взяла ключи от бабушкиного дома и ушла.
Я оставила записку.
Лишь чертову записку на столе!
Знаю. Вряд ли так прощаются с тем, кто посвятил тебе восемнадцать лучших лет своей жизни, но в тот момент решение уехать в родной город матери казалось мне единственно верным. Теперь же я страдала от чувства вины, пытаясь утешить себя тем, что тетя без меня наконец-то сможет начать новую жизнь.
«Добро пожаловать в Реннвинд», — гласит табличка.
Я выпрямляюсь в кресле и припадаю к окну. Если бы автобус не сломался по дороге, мы не проторчали бы четыре часа на трассе, ожидая техпомощь, и не въехали бы в город затемно. Но, видимо, существует какая-то высшая цель в том, чтобы Реннвинд впервые предстал передо мной именно таким — темным, туманным, зловещим.
Как бы он ни выглядел, я радуюсь, что приехала сюда. В этот город тянулись все ниточки истории под названием «Рождение Линнеи Остлунд». Только здесь я могла найти ответ на вопрос, почему беременная Карин Остлунд, моя мать, бежала отсюда много лет назад. А главное, от кого? И именно в Реннвинде живет мой единственный ближайший родственник — мой отец. Кто он такой, мне еще предстоит выяснить.
Автобус проносится мимо кладбища и стоящей поодаль старой каменной церкви. Деревья, в свете луны протягивая сухие ветви, точно тянутся ко мне крючковатыми пальцами. С макушки могучей ели вдруг срывается и взмывает вверх, растворяясь в се-ром тумане, большой черный ворон.
Я ежусь и касаюсь кончиками пальцев кулона, висящего на шее. Когда-то он принадлежал моей матери, и поэтому особенно мне дорог.
— Через минуту будем на месте, — сообщает водитель.
Все начинают суетиться: одеваются, застегивают куртки, подтягивают к себе сумки и вешают на плечи рюкзаки. Пассажиров всего семеро, включая меня, но это помогает мне не так волноваться, что придется очутиться на пустынной городской улице в полночь.
Или я ошибаюсь насчет пустынной.
На улицах Реннвинда мелькают освещенные витрины магазинчиков, мигают светофоры, фонари льют желтый свет, тут и там пляшут искры костров и горящие факелы.
— Праздник в честь прихода весны, — говорит кто-то из пассажиров.
И как я могла забыть!
В эту ночь по всей стране отмечают этот жуткий праздник. Люди вытаскивают старье из дома, чтобы сжечь на городских площадях под завывание дудок и радостное улюлюканье. Судя по всему, местные тоже почитают эту традицию: повсюду встречаются подростки в причудливых масках, с факелами и выпивкой в руках, а на площади высится огромный костер, кажущийся в темноте оранжевым столпом, поднимающимся к небесам.
— Ну и жуть, — радостно шепчет женщина, придвигаясь к выходу.
Автобус ухает и замирает у края дороги. Пассажиры спешат к выходу. Еще раз проверив в кармане бумажку с адресом, я поднимаюсь, беру сумку и следую за ними.
— Всего хорошего, — улыбается мне водитель.
Я улыбаюсь в ответ, не зная, что ничего хорошего меня здесь не ждет.
Реннвинд. Поцелуй ночи. Читаем фрагмент, изображение №2
Едва мы оказываемся на остановке, пассажиры автобуса расходятся в разные стороны. Я остаюсь стоять в одиночестве, подняв от ветра воротник и судорожно вдыхая влажный ночной воздух. Там, где гремит музыка, и мелькают огни костра, больше шансов найти того, кто подскажет мне дорогу, поэтому, вздохнув, я ставлю сумку на колесики и тащу за собой.
Через пару минут меня уже окружает толпа кричащих и танцующих людей. Многие из тех, кто моложе, обливают окружающих вином из пластиковых стаканов, смеются и громко кричат. Традиция носить на День весны устрашающие белые маски с уродливыми рожицами и кричать, чтобы отпугнуть злых духов, для меня не в новинку. Но сейчас я одна в незнакомом городе. И всякий раз, когда кто-то напрыгивает на меня с разбега или наклоняется к моему лицу и кричит, по моей спине пробегают мурашки.
Шарахнувшись от парня, который вдруг начал мычать, словно корова, я решаю отойти на безопасное расстояние от толпы.
— Ты ее напугал, Улле! — звонко смеется девушка, оттаскивая его от меня.
— А тебе что, совсем не страшно? У-у-у! — продолжает мычать он, протягивая к ней руки.
Я иду дальше по дорожке, вдоль которой стоят деревянные скамейки с изящными каменными основаниями. Позади скамеек стеной возвышается черный лес. Здесь тише, и не слепят языки костра, но мое сердце продолжает стучать словно бешеное. Не в силах его унять, я останавливаюсь посреди дороги.
— Тоже не в восторге от всей этой вакханалии? — вдруг спрашивает кто-то.
Я резко оборачиваюсь на звук.
— Ну, в смысле... — Передо мной девушка. Странное лоскутное вязаное платье, массивные кроссовки с полосатыми гетрами, немыслимое количество бус, веревок, украшений на шее, фенечек на руках и кольцо в губе. Она очерчивает пальцем вокруг своего смуглого лица. — Ты тоже без маски. Не по душе этот «праздник»? — Девица изображает в воздухе кавычки.
Цыганка?
Я оглядываюсь по сторонам. Тихо, темно, пустынно.
Я с детства привыкла относиться к представителям этого народа настороженно. Я смутно помню всю историю, помню лишь атмосферу парка аттракционов и взгляд черноволосой женщины, которая подошла ко мне и крепко схватила за руку, стоило тете Ингрид отойти за билетами на карусель.
— Как интересно, — пробормотала женщина.
И я испуганно выдернула свою пухлую ручку из ее шершавой ладони.
— Про таких, как ты, — сказала женщина, бледнея, — мне все известно. Тебя убьет любовь. — Она попятилась. — Убьет!
— Убирайся отсюда! — выкрикнула ей в лицо вдруг возникшая рядом тетя Ингрид. Она присела на корточки и стала меня осматривать. — Она трогала тебя? Что эта женщина сказала?
— Если хочешь жить, убей его сама! — прокаркала цыганка и скрылась в толпе.
Этот случай быстро забылся, но слова засели глубоко в моей голове.
«Тебя убьет любовь» — что это означало? Книги о любви, которые я таскала из библиотеки Ингрид, твердили, что любовь ранит, причиняет боль, терзает и прочее-прочее-прочее. Знакомясь с их содержанием, я примерно догадывалась, чего следует ожидать в будущем, если не повезет влюбиться. Но убивающая любовь — это звучало действительно пугающе. Может, именно поэтому и запомнилось?
— Ты чего? — Девчонка наклоняется и машет перед моим лицом руками. — Зависла?
— Я... — Мне приходится прочистить горло. — Я... нет. Простите.
— Неместная? — хмурится она, разглядывая мою сумку. — Все валят отсюда. Не понимаю, что может заставить человека по доброй воле приехать в забытый богом город дождя и ветра?
— Вы не подскажете, как мне найти этот адрес? — Спохватившись, я протягиваю ей листок.
Девчонка подставляет бумажку под тусклый свет фонаря.
— Как интересно, — ухмыляется она. Опять эти слова. И заметив, как я напряглась, тут же отмахивается. — Дальше по дороге. До конца, не ошибешься.
— Спасибо. — Выхватив записку с адресом, я спешу дальше.
Ветер завывает в вершинах сосен, по дороге стелется туман. Близость леса заставляет меня испытывать почти первобытный ужас и напряженно вглядываться в зияющую меж могучих стволов темноту.
Постепенно мостовая сменяется асфальтом, до-рожка становится ровной, моя сумка перестает подскакивать, и колесики больше не дребезжат, но из-за тишины вокруг отголоски звуков с площади кажутся лишь более зловещими. Наконец, вдали показывается дом, и я не могу удержаться и ускоряю шаг.
И вдруг слышу тихие голоса.
— Послушай меня, — настойчиво произносит мужской голос.
Я останавливаюсь и вижу их.
— Отвали уже! — взвизгивает девица в ярко-желтом платье и красных туфлях.
Она стоит всего в паре метров от меня, привалившись спиной к дереву, а парень возвышается над ней — высокий, широкоплечий. Свет фонаря лишь слегка касается спины незнакомца, но я все же заме-чаю пугающий рваный шрам на его шее.
— Если хочешь жить... — Он осекается, перехватив ее взгляд, и резко оборачивается.
Я перестаю дышать. На лицах обоих — устрашающие маски.
— П-простите... — бормочу я, вцепившись в ручку сумки.
И уже собираюсь продолжить путь, как мне вдруг мерещится, что глаза незнакомца ярко вспыхивают желтым и их переполняет дикая, неконтролируемая ярость.
— Простите, — повторяю я и бросаюсь дальше по дороге.
Показалось ли мне, что его глаза светятся, или в них отразился свет фонаря, мне разбираться не хочется. Я во весь дух несусь по улице.
Нужный дом, как и обещала та девчонка, оказывается в самом конце. Двухэтажный аккуратный домишко со старомодными занавесками на темных окнах, низенький заборчик и пришедший в запустение газон. Довольно милое жилище, надо заметить. Отдышавшись, я нерешительно ступаю на крыльцо, втаскиваю за собой сумку, достаю из кармана ключ и дрожащей рукой вставляю в замочную скважину. Поворот, еще поворот — он подходит. Мое сердце пускается вскачь. Я выдыхаю, и с тихим скрипом передо мной отворяется дверь в неизвестность.