Всем привет! Расскажу о том, как я докатился до дзен-канала. Иначе вы не поймете, что это будет за канал? История длинная. Ведь катился я довольно долго: 62 года. Детство и отрочество пропустим. Сразу перейдем к юности. С хвойными и наукой я впервые столкнулся в 1978 году, после первого курса, оказавшись в экспедиции Института леса СО АН СССР на Алтае. Было мне тогда не много и не мало, а 17 лет.
В экспедиции мне понравилось. Я избрал научную стезю. Мы занималась исследованием плодоношения кедра сибирского (Pinus sibirica). Шеф сказал: вот тебе кедр, забирайся в крону, и не слазь до тех пор, пока не изучишь в мелких подробностях, как она устроена. Действительно, за первые 15 лет моей научной карьеры я провел в кроне 4-5 месяцев чистого времени.
Кстати, экспедиции эти были организованы той самой лабораторией, которую я сейчас возглавляю в Институте мониторинга климатических и экологических систем СО РАН (ИМКЭС СО РАН), Томск. Выходит, что работаю я в ней уже 45 лет. По результатам этой работы я защитил сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию.
До 1988 года мы работали исключительно в природных экосистемах. Пока не сделали первые прививки. Почему так получилось? В числе прочего, мы занимались изменчивостью плодоношения и поиском лучших по урожайности деревьев кедра.
Лучшие деревья отбираются, в основном, для того, чтобы создавать на их основе прививочные орехоплодные плантации. Значит, их надо размножить прививкой. Так произошел от наблюдений в природе к созданию селекционного питомника и экспериментальных объектов.
От изменчивости деревьев в насаждении мы перешли к структуре «большой» популяции, включающей разные типы кедровников. Путешествия по Алтаю и Саянам спровоцировали интерес к структуре горных популяций кедра, распространенного в широчайшем диапазоне климатических условий: от низкогорья до гольцов.
Кедр сибирский имеет громадный ареал: от севера Европейской России до южной Якутии, от лесотундры до центральной Монголии. Это один вид, но он везде разный. Насколько и почему? Чтобы понять это, пришлось путешествовать по всей Сибири: изучать кедр в природе, а также собирать материал (черенки и семена) для создания генетической коллекции.
В одной из экспедиций на восточную границу ареала кедра сибирского в Забайкалье мы не только впервые увидели другой вид 5-хвойных сосен – кедровый стланик (Pinus pumila), но и в массовом количестве обнаружили его естественные гибриды с кедром сибирским.
Отсюда появился интерес к 5-хвойным соснам в целом, их происхождению и взаимодействию между собой в ходе эволюции. Наша лаборатория – признанный лидер в этой области. «Радиус» экспедиций постепенно расширился: российский Дальний Восток, Корея, Китай, Центральная Европа, Балканы. В горах Европы широко распространена сосна горная (Pinus mugo). Она встречается в верхней части лесного пояса и под гольцами, часто вместе с 5-хвойными соснами – кедром европейским (Pinus cembra) и сосной румелийской (Pinus peuce). Этот вид по форме роста и экологии является чуть ли не полным аналогом нашего кедрового стланика, причем, тоже имеет естественные гибриды с родственным прямостоячим видом – сосной обыкновенной (Pinus sylvestris).
Поразительное сходство сосны горной и кедрового стланика явно объясняется общностью способа образования двух этих видов на основе одного и того же генетического механизма. Очевидно, такая возможность заложена в геноме каждого прямостоячего вида хвойных. Так исследования расширились до хвойных в целом: их происхождения, эволюции, генетического взаимодействия между видами.
Интересное и важное явление, также общее для всех хвойных - образование «ведьминых метел» (ВМ). ВМ это фрагмент кроны (обычно шар на ножке) с аномально обильным ветвлением и замедленным ростом побегов. Встречаются они редко, но регулярно. Поскольку я смолоду занимался исследованием структуры кроны, этот феномен не мог меня не заинтересовать. Первая "ведьмина метла" на кедре сибирском была найдена весной 1992 года и сразу же привита. С тех пор размножено более сотни "ведьминых метел", не только кедровых. Кедр сибирский стал модельным видом для исследования этого явления. Опубликовано немало научных трудов. Чтобы их найти, достаточно набрать в поиске три слова: Goroshkevich, witches' broom. Да, статьи, в основном, на английском: публикации на других языках остаются за пределами мирового научного процесса.
Так постепенно сложился современный круг моих научных интересов. Если определить его по-простому, то это разнообразие хвойных растений на всех его уровнях и во всех его формах. Исследования в природных экосистемах представляют собой наблюдения. В науке же возможности наблюдений всегда ограничены. Требуются эксперименты. В нашем случае это создание опытных объектов.
И т.д. и т.п. За 30 лет заложены десятки опытов, опубликовано более 200 научных трудов. Интерес к изменчивости, ясное дело, не мог ограничиться только фундаментальными исследованиями. Постепенно появились мысли о том, как сохранить это разнообразие, как его использовать. Сохранение генофонда обеспечивается правильным, научно обоснованным ведением лесного хозяйства. Использование генофонда – это генетическое улучшение видов, селекционная работа. Настоящая селекция – большое, чрезвычайно трудоемкое дело. Чтобы вывести новый сорт даже у 1-летних растений требуется не менее 7-8 лет. С многолетними, тем более, древесными, тем более, хвойными растениями работать еще сложнее. Тем не менее, кое-какие успехи у нас есть: созданы десятки новых сортов.
Плодоносящие сорта кедра отчасти плодовые, отчасти декоративные. Декоративными сортами хвойных у нас не интересовались до самого последнего времени. Подразумевалось, что это полная фигня, заниматься которой недостойно уважающему себя человеку. Ведь даже Ф.М.Достоевский свою мысль о значении красоты для спасения человечества вложил в уста «идиота». Советский Союз был озабочен ядерной и космической гонкой, тоннами чугуна и стали на душу населения, кубометрами древесины и центнерами еды с гектара. Хвойная красота ограничивалась несколькими чахлыми голубыми елочками возле обкома партии. В начале нового времени России тем более было не до того. Между тем, на Западе, отчасти и на Востоке, декоративной селекцией хвойных всегда занимались очень активно. Я впервые обратил на это внимание в 2008 г. Меня пригласили на научную конференцию в Чехию. Наука оказалась обычной. Зато я был не удивлен и даже не поражен; я был просто раздавлен, почти уничтожен, европейским хвойным разнообразием. В среднем сельском палисаднике декоративных хвойных сортов было больше, чем в Главном ботаническом саду РАН!
После этой поездки мне стало жутко обидно за державу. Появилось желание изменить ситуацию. Это «изменить» включает два компонента: (1) испытать у нас зарубежные сорта, (2) вывести собственные сорта на основе российских хвойных. Мы активно работаем в обоих направлениях. Почти все зарубежные сорта «заточены» под мягкий климат. Я ведь не зря привел февральскую фотографию. У них в это время заканчивается сезон прививок, у нас же лежит метровый слой снега, который начнет таять только через месяц. Тем не менее, в нашей коллекции сотни европейских и американских сортов. Правда, с каждым годом их становится всё меньше. Это естественный отбор: по результатам испытаний уходят те, которые нам не нужны.
Россия – северная страна, где самой природой предопределено широкое использование хвойных в ландшафтной архитектуре. Разумеется, не чужих, а наших. Между тем, в Каталоге древесных растений, выпущенном российской Ассоциацией производителей посадочного материала (Москва, 2017) нет ни одного, ни одного (!), ни одного (!!!) российского хвойного сорта. Мы вместе с другими российскими селекционерами пытаемся исправить положение. Поэтому российских сортов уже немало. Жаль, что о них ничего не знает абсолютное большинство российских садоводов.
Первые 20 лет моей взрослой жизни я много занимался фундаментальной и прикладной наукой: в неделю часов этак по 80. Пока не появилось некоторое разочарование. Не то чтобы в науке как форме общественного сознания (наука, наряду с искусством, самое достойное человека занятие), скорее в ученых как социальной группе. В подробности вдаваться не буду, но я чрезвычайно благодарен тем людям, которые этому способствовали. Без них просто не было бы других видов деятельности, которые привнесли в мою жизнь новые краски. Примерно на рубеже веков я принял решение: уделять науке ровно 40 часов в неделю, как положено по Трудовому кодексу. Освободилось еще 40 часов, которые надо было чем-то занять. К этому времени моя жизнь уже состояла из двух равновеликих половинок: полгода в природе, полгода в кабинете.
Для зимней половины года я придумал занятие, которое, казалось бы, не вытекает из того, о чем написано выше. На самом деле, вытекает. Ибо ученая привычка к наблюдениям, размышлениям, анализу не может так или иначе не распространиться на другие области жизни. Это направление моей творческой деятельности не имеет никакого отношения к тематике канала. Но если кто-то вдруг заинтересуется, просто посмотрите маленький (всего несколько минут) видеоролик на YouTube канале или на VK Видео.
Новое занятие для летней половины года, наоборот, имело к теме канала прямое отношение. Я организовал производственный питомник. Не просто селекционно-интродукционный (такой был у меня и раньше), а именно производственный. Цель которого – обеспечивать людей реальными саженцами как продуктами селекционно-интродукционной работы.
Углубляться в эту тему пока не буду. Эта статейка и без того получилась несуразного размера. Пора закругляться.
Спасибо тем, кто дочитал. До следующих встреч!