Сегодня последний рабочий день на этой неделе. Значит, я должен закончить все свои дела, чтобы завтра поехать со своими товарищами на дачу. Они обещали мне помочь с покраской дома. Хочу сказать, что все они весьма услужливые: чтобы я у них не попросил, они на все согласны, всегда готовы угодить мне, помочь. Мне очень повезло. Я это, наверное, уже писал, но не устану повторять о своей удаче в жизни. Иметь таких товарищей – это счастье.
В офисе все сотрудники также милы и приветливы со мной последние несколько дней. Не могу похвастаться, что раньше замечал такое доброжелательное к себе расположение. Все как-то были напряжены, сдержанны в отношениях со мной, а некоторые - особенно Тутанхамон Рамзесович, наш начальник охраны – крайне грубы. Но сегодня утром даже он мило со мной поздоровался, спросил, как я себя чувствую, и даже вызвал мне лифт, чего раньше он никогда и никому не делал. Вот что значит иметь таких товарищей, как мои! Несомненно, это именно Сергей, Мы Му Ын и Ромул Сукин сын своим очаровательным видом, своими манерами и тонкостью обращения с окружающими пробудили в таком сухаре, как наш начальник охраны, человеческие чувства. Что, увы, не могу сказать про Микаду Микадьевича. Он меня сегодня поразил своей наглостью и своим гадким поступком.
Где-то без четверти час, когда я уже собрался идти обедать в нашу столовую, он вдруг безосновательно оторвал меня от законного перерыва и вызвал срочно к себе. Да и как вызвал! Не сам позвонил, а его секретарша, эта подхалимка Сигизмунда. Каково же было мое удивление, когда за мной пришел сам Тутанхамон Рамзесович и попросил с ним вместе пройти до кабинета шефа. Я подчинился. Войдя в кабинет, я заметил, что мы не одни. Снова на подоконнике (то ли потому, что у нас у всех широкие подоконники) сидел японский император, разговаривал сам с собой на чистом японском языке и, при этом, болтал короткими ножками, обутыми в красные с желтым длинноносые сапоги. Справа же от двери стоял недвижимо средневековый рыцарь, весь облаченный в ржавые доспехи и в шлеме, забрало которого неприлично скрывало его лицо, поэтому я не смог разглядеть, рад ли он моему появлению или нет. Это крайне бестактно с его стороны. Но что можно взять со средневекового человека, даже если он рыцарь! Но больше всего меня испугал его огромный меч, который был вонзен в прекрасный паркетный пол, при этом рыцарь делал вид, что, дескать, так и надо тыкать средневековым оружием и портить старинный наборный паркет.
Переведя свой взгляд с рыцаря на японского императора, я расслышал речь Микады Микадьевича, которая, по всей видимости, была обращена ко мне. Но звуки эти были приглушенными, еле слышимыми, как если где-то в соседней комнате работало бы радио. Все мое внимание было обращено на свиток папируса в руках его величества. Император подержал его с минуту в руках, демонстрируя всю важность его, потом развернул и начал читать. Читал он его по-японски. Я, по непонятной для меня причине, не сразу стал его понимать, но, слава Богу, через несколько секунд я уже прекрасно все понимал и внимательно слушал текст, изредка с опаской поглядывая на неподвижно стоящего рыцаря. Вот о чем был свиток императора.
«Легенда о молодом пастухе.
В префектуре Хюсано, недалеко от Киото, жила семья пастухов Ямасита. У отца Ясуми сана было три сына: старший Ичиро, средний Джиро и младший Кэзуки. Сыновья очень любили своего отца, и любить им больше было некого, их мать, добрейшая Изуми, умерла десять лет назад. Сыновья каждый день пасли скот на свободных пастбищах. Ичиро пас коров на ближнем склоне вулкана Фурияма, где рос клевер. Средний брат, Джиро, пас баранов на западном склоне вулкана Фурияма, а младший, Кэзуки, пас овец на восточном склоне, богатом сочной зеленой травой.
Ясуми был стар и не мог уже пасти овец. Его старость проходила в ежедневных заботах о доме и еде. Дом их стоял особняком на небольшом холме, с которого старик мог наблюдать восход солнца. Каждое утро он садился на старый пень у дома и наблюдал первые лучи наступающего дня, раскуривал трубку и подолгу думал. Думал он о своей жизни, вспоминал любимую жену Изуми, мечтал о счастье и благополучной жизни для своих сыновей. Когда же наступила весна, растущие в низине горы деревья сакуры торжественно исполнили гимн солнцу, одарив все вокруг своим чудесным цветением. Тогда старый Ясуми подолгу засиживался на своем пне, смотря на долину, утопающую в цветах сакуры.
Братья считались лучшими пастухами в префектуре, и никто не мог бы похвастаться таким мастерством, каким обладали они. Все, у кого в деревне водились коровы, бараны и овцы, доверяли их пасти только братьям Ямасита. За все это время ни одна корова не отбилась от стада, ни одного барана не утащили волки, и ни одна овца не сорвалась с обрыва в пропасть. За такой труд и любовь к делу жители деревни всегда были благодарны братьям, а к их отцу приходили сказать спасибо за таких сыновей. И так продолжалось несколько лет, пока не наступил тот ужасный день.
Проснулся, спящий уже двести лет вулкан Фурияма. Страшный грохот разбудил жителей деревни в то утро. Несколько часов еще продолжался ужасный грохот вулкана, как вдруг из его недр вырвался на свободу неимоверной высоты столб черного дыма, и скрыл собою солнце, и наступила ночь посреди дня. Внезапно огромный огненный столб вылетел из верхушки вулкана, застыл на мгновение в воздухе и рухнул на склоны Фуриямы. И озарилось все вокруг движущимся огнем. Огонь был такой яркий, что затмевал собой солнце и люди, видевшие это, решили, что появилось второе солнце. Ужас овладел ими, когда увидели они бегущий к их деревне яростный огонь. Он сжигал все на пути: пастбища, дома, загоны с несчастными животными. Испуганные люди бросились бежать, надеясь спасти себя и своих детей. Они бежали, изнемогая от усталости, терпя боль, а Фурияма рычал им вдогонку и выбрасывал новые столбы дыма, и новый смертельный огонь.
Страх гнал людей от любимого дома. Останавливаясь передохнуть, они видели, что осталось от их деревни, объятой ужасным огнем и, рыдая, продолжали бежать неизвестно куда. Не все смогли спастись от разбушевавшегося вулкана. Все старики погибли: кто решил не испытывать судьбу и остался в деревне на верную гибель, кто был болен, слаб и не смог даже встать на ноги, а кто не выдержал утомительного побега. Выжили только молодые мужчины и их жены с детьми. Среди них и братья Ямасита. Старик Ясуми так и остался сидеть на своем пне и сгорел, глядя на огонь.
Много дней шли жители сожженной деревни в поисках подходящего места для новой жизни. Много ночей проплакали несчастные матери, убаюкивая голодных и плачущих детей своих. Много сил и терпения потратили их мужья, чтобы как-то прокормить свои семьи. Реки слез были пролиты всеми, когда вспоминали они своих стариков. Наконец природа смилостивилась над ними и нашли они место, на котором можно было построить новую деревню. И решили они назвать ее «Фусино иноти», что значит «вечная жизнь».
Три месяца строили они деревню; три месяца жили впроголодь; три месяца мерзли по ночам от сильного ветра; три месяца горевали, вспоминая свою старую деревню, своих погибших стариков, свою беззаботную жизнь – и, наконец, построили прекрасную новую деревню. Братья Ямасита помогали тем, кому нужна была их помощь, а помощь нужна была всем. И для себя они построили домик на холме, такой же, как и тот, в котором они жили с отцом. Стали они обживать новую деревню и искать новые луга для пастбищ. Но, к несчастью, все животные, которых они пасли раньше, либо сгорели, оставленные в загонах, либо были съедены по пути к новому месту. Некого стало пасти братьям Ямасита.
Решили Ичиро и Джиро: раз нет больше коров и баранов, зачем нам быть пастухами в деревне. И занялись два брата возделыванием земли – сеяли пшеницу и рожь, собирали урожай, построив мельницу, мололи на ней муку и пекли самый вкусный хлеб в долине. И лишь младший, Кэзуки, сказал братьям: «Наш несчастный отец всю жизнь пас овец, значит, и мне суждено всю мою жизнь пасти овец». Так тому и быть. Но раз нету в деревне овец, то пришлось братьям проститься и ушел Кэзуки искать себе работу и пристанище.
Долгим был его путь - поднимался он в горы; мерз, преодолевая высокие кручи; переходил через опасные перевалы; спускался в цветущие долины – и достиг, наконец, бескрайнего ровного поля. Поле было таким ровным и бескрайним, что видно было, как бог Засан – бог Солнца - просыпается после ухода его ночного брата.
Устал Кэзуки после долгих странствий в поисках приюта. Совсем он потерял надежду обрести свое стадо. Почти не верил он, что есть у него будущее. Увидел он неподалеку одинокое раскидистое дерево, разложил под его могучими ветвями свои немногочисленные вещи и лег отдохнуть. Быстро сомкнулись его глаза, и ушел Кэзуки в дивную и непостижимую страну Юмэ – страну снов. Ничто не могло потревожить его, никто не мог бы вырвать его из страны Юмэ, но, внезапно, обрушилась на землю тьма, и погас свет солнца.
Встал Кэзуки, оглянулся по сторонам – тьма вокруг. Взглянул тогда он на небо и увидел, что небо стало черным. Никогда еще не видел он такого черного неба. Ничего не было на черном небе, только видел он, как медленно оно колышется, словно океан перед бурей. Видит Кэзуки, что еще сильнее начало колыхаться черное небо, еще темнее оно стало. И раздался с небес ужасающий грохот, раздвинулись черные тучи, и увидел пастух яркое огненное око Райтонинга, бога молний. Не мог молодой пастух смотреть на страшное око, отвел свои очи. Нашел же Райтонинг молодого пастуха на земле, обратился к нему своим громовым голосом.
«Знаю, кто ты. Знаю, чего ты ищешь. Не найти тебе здесь счастливой жизни, не быть тебе на земле пастухом своих овец».
И спросил бога Кэзуки.
«Куда же мне идти, о всё озаряющий Райтонинг?»
Ответил ему бог.
«Не на одну только землю падают лучи солнца».
И крикнул тогда Кэзуки богу молний.
«Но другой я не знаю, мудрый повелитель молний! И нет для меня роднее земли, на которой я вырос со своими братьями, на которой пас своих овец. Великий бог Райтонинг, укажи мне путь к овцам, которых мог бы я пасти всю мою жизнь».
Задумался огненный глаз Райтонинга и спросил.
«Если любишь ты овец своих, то, как любишь ты братьев своих?»
Не раздумывая, ответил ему Кэзуки.
«Люблю я братьев своих, о, великий бог. Но бросили она наше дело, перестали быть пастухами, позабыли они отца нашего и то, чему учил он нас».
Раздался хохот Райтонинга, полетели на землю огненные молнии, загрохотало небо.
«Могу помочь тебе, пастух, обрести своих овец. Но пасти ты их будешь там, где я тебе укажу и с кем тебе укажу. Если согласишься, не будет тебе обратного пути, Кэзуки, сын старого Ясуми».
И ответил ему молодой пастух.
«Я согласен, великий Райтонинг. Пусть будет так, как ты хочешь. Главное, обрести мне свое стадо и делать свое дело, как делал его мой несчастный отец».
Возникла тогда из недр черного неба огромная каменная лестница, крикнул громогласный бог Райтонинг молодому пастуху.
«Тогда вот тебе лестница, поднимайся ко мне».
И стал по ней подниматься Кэзуки вверх к огненному оку бога молний. Страшно было молодому пастуху, но еще страшнее ему было ощущать на себе огненный взгляд ужасного ока бога Райтонинга. Вспомнил Кэзуки слова отца своего, старого Ясуми: «Нет ничего в жизни более страшного, чем неверие в себя». Прогнал страх от себя Кэзуки, еще быстрее стал подниматься по великой лестнице в небо и достиг врат небесных. Остановился Кэзуки и задумался. Увидел бог Райтонинг замешательство молодого пастуха и спрашивает.
«Что же ты не идешь дальше?»
Ответил богу Кэзуки.
«Отец мой, старый Ясуми, учил меня и моих братьев, что всему есть своя цена. Какую же должен я заплатить цену, чтобы получить свое стадо, о, громогласный Райтонинг?»
Рассмеялся на это бог Райтонинг и пустил в землю миллионы молний, и ударили они в землю, и загорелась земля.
«Вспомни братьев своих – Ичиро и Джиро. Не ты ли хотел, чтобы они были пастухами, как и ты, как и твой несчастный отец? Так отдай их мне и забирай своих овец».
Не ожидал такой жертвы Кэзуки, не хотел он смерти братьям, а хотел им лишь счастья. Понял он хитрый план бога Райтонинга, но уже нечего было делать, исчезла великая лестница, и не было для Кэзуки пути назад. Загоревал молодой пастух, ругал он себя за свою поспешность, проклинал он коварство бога Райтонинга. Увидел это бог и решил он обмануть молодого пастуха. Притворился бог молний двумя братьями Ямасита: старшим Ичиро и средним Джиро. Заговорил бог их голосами, обратился к Кэзуки.
«Нет нас, Кэзуки, брат наш любимый, на земле этой. Забрал нас к себе бог Си – бог смерти. Разгневался на нас бог Си за то, что бросили мы отцовское дело. Иди и ты к нам, брат наш любимый. Здесь и кров есть, и овцы».
Так похожи гласа их были, так коварно обманул молодого пастуха бог Райтонинг, что поверил он и занес свою ногу за порог врат небесных. От того, в какую сторону он шаг сделает, не одна лишь его жизнь зависит. Но привиделись ему овцы и стадо, и не выдержал Кэзуки, сделал шаг самый трудный. Был Кэзуки пастух и не мог он без стада овец, не мог жить, как другие. И вошел он во врата небесные.
Прогремел бог Райтонинг.
«Сделал выбор ты свой, молодой пастух. Отдал мне своих братьев. Так получай, что хотел и паси свое стадо вечно».
И увидел Кэзуки в дали великую гору, бескрайние зеленые луга. Услышал журчание быстротечной реки в долине. А рядом паслись овцы, издавая знакомые и ласкающие слух молодого пастуха звуки стадной жизни. А недалеко, на маленьком холме, у небольшого старенького домика, на пне сидел его отец, старый Ясуми и разговаривал с его матерью, молодой Изуми.
Нашли охотники бездыханного Кэзуки, лежащим под сгоревшим деревом. Не тронул огонь молодого пастуха, и он как будто продолжал мирно спать, мечтая о зеленых лугах, на которых он пасет свое стадо».
Да-а! То, что прочитал в свитке японский император, было потрясающе! Можно сказать, лучше и не придумаешь сценария жизни. Так и жил бы по написанному. Жаль, что нельзя попросить у императора этот свиток для себя и использовать его в качестве инструкции.
Как только император закончил читать легенду, свиток вырвался из его ручек, взмыл в воздух, повисел, покрутился медленно несколько секунд и вылетел в открытое окно. Тут же я услышал у себя за спиной металлическое лязганье; рыцарь выковырял меч из паркета и пошел к японскому императору. Прошу прощения, я забыл о Микаде Микадьевиче. А, собственно, что такого я упустил? Он все то время, что говорил император, пытался чего-то там мне кричать, а, когда я попросил его не мешать мне слушать, он рассердился и закричал, что, дескать, я сошел с ума, и нет здесь никакого императора, читающего свитки. Я, конечно, шикнул на него, но не стал переубеждать, так как не хотел перебивать его величество.
Когда же рыцарь, подойдя к его императорскому величеству, поднял свой гигантский меч над головой Микады Микадьевича, я жутко перепугался и бросился спасать моего босса. Я закрыл его своим телом и, сложив руки в мольбе, стал умолять его превосходительство средневекового рыцаря не рубить голову невоспитанного Микады Микадьевича. Стал объяснять, что он не каждый день принимает у себя императора и достопочтенного рыцаря благородных кровей. Он не привык к такому обществу и нужно простить его такое поведение. Я поклялся его превосходительству, что возьмусь за воспитание моего шефа и научу его манерам. Рыцарь внял моим мольбам. Он опустил меч и через мгновение он вместе с его величеством покинули кабинет, оседлав двух голубей, пролетавших мимо нашего окна. Некоторое время я смотрел на удаляющихся голубей с рыцарем и императором, пока они не исчезли полностью из поля зрения.
Однако Микадо Микадьевич явно не оценил моего благородства, спасшего его от верного отсечения головы. Он стал ругать меня, называть нехорошими словами и даже пригрозил вызвать мне скорую помощь, так как, по его мнению, мне нужна помощь медицины. Я рассмеялся ему прямо в лицо. Мне смешно! Это ему нужна медицинская помощь. Ему, человеку, который так себя ведет в присутствии императора и благородного рыцаря. Собственно, я так ему и сказал, на что он вдруг резко изменил свой тон, стал более приветливым, мягким, то есть таким, каким я привык его видеть все эти годы счастья, работая с ним бок о бок. Он даже предложил мне написать заявление по собственному желанию. Я поблагодарил его за такое благородное предложение и тут же в его присутствии написал заявление. В заявлении я указал, что желал бы возложить королевский меч на моего достопочтенного собрата, моего многоуважаемого идальго, Микаду Микадьевича и тем самым произвести его в рыцарское звание за многолетнюю самоотверженную борьбу и прославление великой империи ООО «БЫТХИМ и БЫТПРОМ». Он принял мое заявление с большой радостью и отпустил меня, как он выразился: «на все четыре стороны». Я с огромной радостью побежал из офиса по разным сторонам света в поисках свободы и счастья. Какой замечательный руководитель Микадо Микадьевич! Да благословится имя его! Да останется память о нем в вовеки веков!
Ушел из офиса на целых пять часов раньше. Счастье то какое!